Хуан Дьявол 3 часть (ЛП)

Мягко она заставила подняться Монику в экипаж, и сделала предупредительный знак повозкам следовать за ней.

15.

- Пусть опустят главную… бизань-мачту! Поворачивайте направо, очень мягко. Угорь… Так… Теперь поднять кливер, чтобы ждать погоды!

Первые лучи дневного света ворвались на голую мачту «Люцифера», набитого до отказа, тяжело качавшегося на морских волнах. Рядом с ним, закрепленные канатами, делавшие ход корабля медленным и трудным, были три рыбных лихтера, теперь пустые, похожие на ореховые скорлупки на бушующих водах. Мрачный, сурово нахмуривший брови, молчаливый Хуан Дьявол руководил тонким маневром, а затем обернулся и жадно посмотрел на землю вдали. Это Мартиника, возникшая словно из тумана. Постепенно гасли точки света, признаки далекого города. По левую сторону высились роковые очертания Мон Пеле, с широкими склонами, крутыми голыми откосами, а на высоте густого черного, как сажа, дыма, разлилась утром в небе гигантская чернильница. Глаза Хуана посмотрели туда. Жадный взгляд повернулся к горе Парнас. Она едва различалась среди зелени, осыпанная точками многочисленных садов и домов. Едва видимая, но с какой отчаянной силой забилось сердце Хуана!

- Мы останемся здесь, хозяин? – спросил Колибри. – Не бросать якорь?

- Здесь слишком глубоко, чтобы кинуть якорь. Ты должен знать.

- Знаю, капитан. Вы не можете его кинуть, и поэтому будем ждать погоды. Сколько ждать, капитан?

- Пока не увидим, что произойдет с этим проклятым вулканом.

Почти наступил день. Над цветущей Антилией, отмеченной рукой трагической судьбы, появились первые вспышки дня 6 мая 1902 года. Город суетился в полдень большого праздника. Девять поселений, расположенных у склона Мон Пеле, полностью опустошены. Оттуда с работниками и близкими ушли богатые арендаторы, хозяева плантаций и заводов. Это было беспокойное массовое бегство со всего северо-запада острова. Территория диаметром более тридцати километров, предгорье ужасной горы вытеснило последних обитателей, оправданно встревоженных странными знаками. Адский жар носился по земле, многочисленные реки впадали в море, но вместо воды туда шла зловонная грязь с невыносимым запахом серы. Морские птицы покинули негостеприимный район; у высоких скал узкие пляжи нагромоздили миллионы мертвых и издыхающих рыб, выброшенных морем. Город в двадцать пять тысяч жителей сегодня переполнен более сорока тысячами людей, но паники не было, наоборот. Души людей успокоились, обитателей Сен-Пьера словно заразило беззаботное веселье. Болтовня, пьянство и смех в разгар праздника, нелепая уверенность все больше подтверждалась передаваемой из уст в уста последней новостью.

- Губернатор только что прибыл. Так сказали эти люди, сеньора, – объяснила Янина хозяйке. – Кажется, он вошел через заднюю дверь, потому что на площади много народу, и он с балкона дворца обращается к народу.

- Скажи, чтобы этот идиот Эстебан поторопил лошадей! – нажимала София Д'Отремон.

- Просто он не может проехать, сеньора. На улице много людей.

- Пусть даст звонок, пусть пройдет как угодно! Скажи, чтобы ехал по другой улице, пусть следует к дворцу, через черный вход. Мне откроют! Едем!

Наконец София Д'Отремон проехала через боковую улицу в просторную и роскошную резиденцию генерала-губернатора Мартиники, и опираясь на Янину, вышла из массивной кареты, которая с таким трудом добралась сюда. Полно прохожих, толпа заполонила площадь перед балконом, где вещал лидер:

- Дети мои, присутствие меня в Сен-Пьере – лучшее доказательство, что все тревоги напрасны. Я приехал с семьей. Также меня сопровождали два человека науки, чьи показания только что обнародовали, и согласно их авторитетному мнению Сен-Пьер не должен бояться Мон Пеле, как Неаполь не боится Везувия. Наш старый вулкан рычит понемногу, но не кусается. Фейерверки и ручьи лавы, в конце концов, затухнут в море. Есть ли причина оставить самую цветущую французскую колонию на Антилиях? Рожденные у подножья Мон Пеле должны смеяться над этими тревожными глупостями, и советую всем не переживать и смеяться, потому что я готов действовать, чтобы решительно усмирить распространение паники и тех, кто ее распространяет, любую деятельность, создающую беспорядки. Еще раз говорю соседям Сен-Пьера: пусть каждый возобновит обычную деятельность и не упорствует в злых пророчествах, дабы не сесть в тюрьму.

Двухместная карета остановилась на той же улице, и Ренато Д'Отремон, который ей управлял, откинул поводья, подбежал к желанному черному входу, когда его мать появилась перед ним:

- Ренато!

- Мама! Что ты тут делаешь?

- Не думал, что ищу тебя? Провела ночь, умирая от беспокойства, искала в каждом уголке города твои следы! А ты даже не думаешь, не так ли? Думаешь лишь об этом звере в своей злобной страсти.

- Пожалуйста, хватит!

- Оставив меня больную, ты уехал и не сказал ни слова.

- Я хотел избежать подобных сцен, мама. Со мной и так случилось много неприятного. Это нужно закончить, отрезать.

- Уже вижу. Ты избегаешь последствий безумия, но не отказываешься от собственного безумия.

- Моя любовь к Монике не безумие, пусть для тебя это так, потому что Моника свободна, и она любит меня.

- Свободна?

- Да, свободна. Вот бумаги из Епархии, с ними я потребую у губернатора необходимую поддержку, средства, которых мне не хватает, чтобы вырвать ее из рук этого человека.

- А Кампо Реаль? Твой Кампо Реаль?

- Я займусь Кампо Реаль в свое время. Эти же самые люди, которых губернатор предоставит в мое распоряжение, покончат с этой толпой сразу, как только Монику освободят. Я сделаю это лично, мама, потому что ты назвала меня трусом, но увидишь, как ты была несправедлива. И увидишь очень скоро!

- Минутку, Ренато. Губернатор дал тебе солдат?

- Еще нет, но мне не откажут. К несчастью, я еще не смог поговорить с ним. Мы разошлись. На пути по дороге к Карбе я узнал, что губернатор возвращается в Сен-Пьер, а мои кони и так уже слишком устали. Но вот я здесь и возвращаюсь к нему с тем, что он просил: с законными правами. Идем со мной, мама.

- Конечно же я пойду. Но подожди… Ты же не прикажешь людям схватить Хуана Дьявола, правда? Только не это, сынок.

- А почему нет? Ты всегда хотела, чтобы его раздавили. Знаешь кто там, рядом с губернатором? Кто собрал столько подписей, чтобы освободить его?

- Мне известно, что Ноэль обеспокоен этим делом. Разумеется, пытается добиться приема.

- Меня хорошо осведомили. Сказали, что губернатор ждет Ноэля в кабинете. Но это не слишком ему поможет.

- Вся твоя жизнь вокруг этого проклятого Хуана!

- Да, вся жизнь. Не представляешь, как далеко все зашло! Но это последнее сражение, и я его выиграю, уже выиграл. Это моя победа, и она погасит все мои ошибки, и ее никто не отберет у меня! Идем, мама!

- Вы превратились в мою тень, Ноэль?

- Я превратился в вашу совесть, сеньор губернатор, и простите, что беру на себя смелость говорить открыто, как мы привыкли. Вошло в поговорку, что вы ненавидите жестокость и бесчеловечность. Вы правите на этом горячем острове спокойно и по-отечески. Ваше Превосходительство не совершает произвола по личной выгоде, но произвол могущественных лиц не имеет границ, учитывая, что Ваше Превосходительство ничего не делает, чтобы предотвратить его.

- Хватит! Если вы думаете, что послушаю вас…

- Выслушаете, потому что Ваше Превосходительство имеет золотое сердце. И это тоже вошло в поговорку. Поскольку вы знаете, что я прав, то скажу вам нечто важное. Вы поверите только в недовольство, народная совесть пробудилась. Акт простой справедливости исправит прошлые ошибки. У меня три тысячи подписей за жизнь Хуана Дьявола и его рыбаков.

- Три тысячи подписей? Жизнь? Какая глупость, Ноэль? Они не приговорены к смерти.

- Но дело серьезное. Там, где Ваше Превосходительство загнали их в угол, с каждым разливом лавы им угрожает ужасная смерть, и как Ваше Превосходительство констатировали – да, она продолжает бежать с той безнадежной стороны.