Хуан Дьявол 3 часть (ЛП)

- Я, сеньора… Просто он не зашел к вам, чтобы сеньора не подумала…

- Какое имеет значение, что я думаю! Ты что, не знаешь дорогу на Фор-де-Франс? Конечно же, на юг; но сначала нужно обогнуть эту гору.

- Эта новая дорога, она пересекает вершины Карбе.

- А как еще поедет мой сын, он выехал туда, где не навредит коням! Разве не так?

- Да… Да, он приказал запрячь молодых жеребцов в повозку. Сказал, что ему нужно не бежать, а лететь.

Обе подошли к боковым ставням. Оттуда беспокойные глаза следили за огненным маршрутом переливавшейся через край лавы. Она раздувалась, а затем обрушивалась и скатывалась в глубину долины.

- Огонь бежит как будто к заводу Клерка, – объяснила Янина.

- Там наверняка есть путь на Карбе! Будь он благоразумней!

- Он вышел вне себя и столько пил, столько!

- Христос! Что кричат эти люди? – пожелала узнать София, услышав неподалеку обеспокоенные голоса. – Беги за этим человеком, Янина, позови его, догони!

- Говорят, огненная река унесла завод Фернандо Клерка, очистительный завод, дома, снесла плантации сахарного тростника и бежит к Карбе, – объяснила Янина, возвращаясь к хозяйке.

София Д'Отремон вцепившись в дверной проем судорожными руками, задыхаясь от густого раскаленного воздуха, окутавший город и опускавшийся красноватым облаком со зловещего вулкана. С высоты в тысяча триста пятьдесят метров, Мон Пеле испускал раскаленную реку, которая, остывая, бледнела. Шум тысячи кричащих голосов, торопливых ног, сотен кружащих повозок, резко взбудоражил город, охваченный новостью катастрофы.

- Более двадцати смертей, крестная. И раненые с ужасными ожогами.

- Нужно ехать, искать Ренато, найти его.

- Остались три лошади в конюшне и большая карета. Эстебан может взять меня.

- Мы поедем вдвоем, Янина! Беги и дай необходимые распоряжения!

Цепляясь за стены, София Д'Отремон вошла в просторный двор дома; уставшее тело сползло на колени, и сложив руки, она шептала плачущим голосом:

- Я унизила сына, отвергла его, и Бог причиняет мне огромную боль, ужасный страх, что Он может отнять его.

С вершины Мон Пеле разливались потоки огненной раскаленной лавы в бассейн реки Бланко, и дальше раскаленный саван накрывал склоны, дороги и поля. Надежному кучеру семьи Д'Отремон удалось увести в сторону от склона маленькую легкую повозку. Сирило, стоя на козлах, изо всех сил сжимал поводья вздыбленных коней. Ренато привстал и с ужасом посмотрел на ужасную картину: новая дорога на Карбе исчезла, процветающая сахарная фабрика Фернандо Клерка превратилась в дымящиеся развалины. Нет больше очистительного завода, домов поселенцев. Но словно беспощадная шпора вонзилась в его волю, подхлестывая желание ехать дальше.

- Быстро! Сирило, поверни направо. Гони коней, мы перейдем долину раньше, чем нас настигнет лава!

- Перейти долину? Кони перепуганы, чувствуют опасность и не слушаются. Посмотрите, мой хозяин!

- Держи поводья, болван! Поворачивай направо, говорю!

- Нельзя, сеньор! Нужно повернуть назад, назад!

- Нужно ехать в Фор-де-Франс любой ценой! Давай сюда их! Отпусти! Ты только бесполезный груз! Возвращайся в Сен-Пьер, если хочешь!

Ренато прыгнул на козлы и взял поводья, резко столкнув кучера на землю, и галопом погнал сильных животных под дождем раскаленного пепла, выбрасываемого вулканом. Вдруг вспышка пламени короны Мон Пеле погасла. Лава остывала и бледнела, резкое дуновение морского воздуха смело черные облака, освободив новую луну, блестевшую серебряным обручем.

- Там город!

Стоя в маленькой крепкой лодке, служившей проводником путешествия, Хуан Дьявол указывал на огни Сен-Пьера, блиставшие у темного подножья высоких гор. Они находились далеко от берега, отклонившись от курса из-за морского волнения. Но ничего серьезного не случилось. Водяной вал разорвал доски и канаты, протянутые между лодками, но никого не утащило на глубину. В пятидесяти метрах виднелись три лодки. В море, вновь ставшим спокойным, глаза Хуана определяли место.

- Хуан, ты знаешь, где мы находимся? – спросила Моника.

- Рядом с дельтой реки Карбе, южнее рейда Сен-Пьер. Видишь огоньки, булавочные головки, которые блестят в темноте?

- Да. Видела на секунду, когда волны стихли.

- Туда мы и направим курс, – объяснил Хуан. И крикнул: – Зажги фонарь, Колибри. Опасности нет. Зажги и поверни зеленым стеклом. Это условный знак, по которому будут грести за нами. – Негритенок проворно исполнил.

Какая темная ночь и какие далекие точки света! Внезапно погасло красноватое пламя, освещавшее небосвод. Следы огня, постепенно исчезали, будто старый ужасный вулкан опять погрузился в спячку; ночное одиночество казалось более глубоким и величественным над этим небом и морем. Придерживая весла, Хуан опять прислушался. Он едва смотрел на Монику, но как же сильно чувствовал ее пьянящее присутствие; какое ужасное и внезапное желание охватило его, как же ему захотелось сблизиться с ней и признаться!

Он дотронулся до ее влажной холодной руки и не отпускал. Держал с беспокойной нежностью, которая медленно разжигала страсть, и мягко спросил:

- Моника, ты боишься?

- Почему я должна бояться?

- Ты волнуешься и неудивительно. Возможно, мне не следовало говорить тебе, что мы в опасности.

- Я и так знаю, Хуан. Но я не волнуюсь. Меня знобит от холодного воздуха, это уже прошло.

- Да. Ушло черное облако. Оно почти окутало нас, и это могло стать концом.

- Да, точно. Что-то случилось в Сен-Пьере, не так ли?

- Уверен, что случилось. Все еще сверкают огни из города, которые видно с горы. Что-то все-таки случилось с рекой Бланко. Возможно, туда влилась лава и дошла до моря. Поэтому город спасся, мы едва не погибли. Чудо, что большая волна унесла нас, убрала с дороги. Возможно, это та самая лава, спускавшаяся с горы. Может, это то, что вы зовете чудом, Моника?

- Да, Хуан, это чудо. Этой ночью все чудо.

Тень смерти, казалось, исчезла. Разве она не чувствовала в больших и горячих руках Хуана поток жизни, мощную опору, залог надежды? Разве она не рядом с тем, кого отчаянно любит, не находя слов это выразить? Разве ей не показалось, что он замолчал, потому что комок чувств сжался в его груди? Разве не блестели в темноте его большие глаза, как два раскаленных от страсти угля, не признаваясь в этом? Неужели она не чувствовала, как подрагивает мужская рука, ощущая биение ее сердца?

- Теперь ты дрожишь, Хуан.

- Возможно, но не от холода. Я дрожу из-за тебя, Моника. От твоего присутствия в эту ночь, которая может стать последней в нашей жизни.

- Не говори так, Хуан. Я… я… – бормотала взволнованная Моника. И вдруг изменившись, воскликнула: – Что это? Твоя рубашка пропитана кровью! Рана опять открылась. Это нелепо. Ты не можешь грести этой рукой.

- Эта рука, хотя и в крови, защитит и поможет тебе.

- Дай мне минуту сменить повязку.

- Когда будем на «Люцифере», ты это сделаешь. Опасно останавливаться. Может прийти другая волна. И не беспокойся. Крови мне хватит…

Невольно она очутилась рядом с ним, и две белые руки поддержали весло.

- Хуан, Хуан! Я помогу тебе.

- Колибри может, если потребуется; но нет нужды. Мы идем очень медленно. Это благоразумно. Но не уходи. Нам так хорошо.

- Да, нам хорошо. Жизнь такая удивительная.

Она была готова повторить фразу, которую он никогда не говорил, но сильное смущение заставило ее смолчать. Да, жизнь очень странная и удивительная, она чувствовала себя безумно счастливой, глубоко и обжигающе счастливой, будто ее сердце переливалось через край, как река лавы, словно эта минута стоила всей жизни, словно этот темный час, раскачивающийся маятником от жизни к смерти, имел силу вечности.

- Хуан, твоя рана не болит? – спросила Моника с волнением. – О чем ты думаешь?

- О людях, оставшихся там.

- Невероятно, что Сегундо сделал подобное. Но не переживай, они предатели.