Хуан Дьявол 3 часть (ЛП)

Он глотнул, еще и еще. Действительно, трудно дышать. Огненные испарения проникали в открытое окно. Янина очень медленно уходила, затем повернулась и с болью посмотрела на него. Ренато снова упал в кресло. В сознании смешались образы. Библиотека заселилась несуществующими тенями. Одна отделилась от остальных. У нее были черные глаза и страстные губы. Она с улыбкой предлагала ему бокал шампанского, а внутри него прозвучали пророческие слова Айме:

«Ты будешь плакать. Плакать по ней, а я посмеюсь над твоими слезами. Буду смеяться, как ты опускаешься все ниже и ниже, пока не достигнешь самого ада, где я буду тебя ждать…»

- Это неправда. Неправда! – кричал Ренато, словно очнувшись. – Тебя нет здесь! Не существуешь! Ты призрак, всего лишь призрак!

- Сеньор Ренато… Сеньор! – испуганно ворвалась Янина в библиотеку.

Ренато очнулся. Перед ним Янина держала лампу, рассеявшую тьму и призраков. За ней, одетый в белое платье слуга держал в руках широкий запечатанный конверт.

- Подойди. Можешь сказать, что вручил прямо в руки, – известила Янина слугу, вырывая конверт. И передала его Ренато. – Он пытался войти лично.

Ренато оторвал сургучную печать с епископским знаком Сен-Пьера и жадно прочел мелькавшие слова перед глазами, налитыми алкоголем, пока Янина подталкивала в спину любопытного слугу:

- Можешь идти. Я принесу тебе подписанный конверт.

- Свободна! Свободна! Дали разрешение! Одобрено! Свободна! Моника не принадлежит Хуану Дьяволу!

Вне себя, держа дрожащими руками желанные бумаги, не веря глазам, жадно глядя на плоды борьбы, Ренато Д'Отремон, как одержимый, повторял слово, значившее в эти минуты для него все:

- Свободна! Свободна!

Из-за дверей, пронзая огромными черными глазами белого человека, Янина смаковала болезненное отчаяние, с которым жила рядом с объектом невозможной любви. Охваченный безмерным чувством, мрачный разум Ренато резко прояснился; пары алкоголя, пытки угрызений совести, черный мир теней, где покоились его мысли – все просочилось через серебряное решето, зазвенело по-новому, как хрустальный колокол, и весело он проговорил:

- Янина, разве это не чудесно? Такое ждут долгие годы!

- Да, сеньор. Такое случается редко, – медленно и грустно проговорила Янина. – Но так как Его Превосходительство – родственник сеньоры, следовательно, и ваш. И кроме того, у него хорошие связи в Ватикане.

- Да, это учли. Но в любом случае…

- Сеньор верил, что получит эти бумаги сегодня?

- Как тут можно верить, Янина? Я отчаялся. Это был крайний срок, и я надеялся до последнего. Больше нельзя ждать, чтобы люди на Мысе Дьявола дальше сопротивлялись. Они должны сдаться, покориться, и чтобы Моника не потонула с этими бандитами, нужно расторгнуть этот проклятый союз, иметь на руках свидетельство моих слов. Я прекрасно знаю, что значит поездка губернатора в Фор-де-Франс. Он не хотел выставить себя в дурном свете и открыто пойти против меня и законов. С этими бумагами я пойду к нему.

- Сейчас? Но сеньора…

- Правда. Мама, Кампо Реаль. Да, я забыл об этом.

Он сжал руками виски, где стучал глухой и настойчивый удар молота. Даже алкогольное похмелье не сломило его восторг. Ноги дрожали, взгляд не прояснился, но сердце билось победно, нетерпение сносило все препятствия, чтобы наконец добиться желаемого.

- Завтра я поеду в Кампо Реаль. Или послезавтра. Как только смогу. Я поговорю с губернатором о двух делах. Да. О двух. Передай матери, Янина, что я пошел к губернатору и решил уладить дело с Кампо Реаль. Успокой, постарайся ее успокоить. Скажи, что я… Не знаю, что сказать ей…

- В таком случае, сеньор прямо сейчас поедет в Фор-де-Франс? Но сначала вам нужно немного отдохнуть, сменить одежду, немного поесть.

- Это разумно, но время не терпит. Я приму ванную, сменю одежду. Приготовь мне крепкий кофе. Что у тебя в руке? Что за конверт?

- От принесенных бумаг, сеньор. Ждет вашу подпись. Посланник этого требует.

- О, да, конечно! И присоединю к этому слова благодарности. Я напишу письмо. Нет… Я должен прийти сам. Это меньшее, что я могу. Его Превосходительство исключительно помог мне. Самое лучшее лекарство. Я чуть повременю, а потом поеду в Фор-де-Франс. Задержи посланника. Пусть дадут ему чаевые. Нужно все приготовить. Потом поговори с матерью. Предупреди также Сирило.

- Вы поедете на коне, сеньор? Мне кажется… Простите, вы будто в нетерпении…

- Это правда, Янина. На коне быстрее, но я должен соизмерять силы. В экипаже я отдохну. Скажи Сирило приготовить маленькую повозку на два сиденья, пусть запряжет лучших коней.

- Для маленькой повозки?

- Разве ты не поняла, что мне нужно лететь, а не бежать? Иди… иди…

В печали своей рабской страсти, служанка послушалась. Ренато трясущимися руками сжимал на груди плотную бумагу с печатью, так много значившую для него, и воскликнул ликующе:

- Моя Моника, разорвана твоя последняя соединяющая нить!

- В таком случае, этой ночью, Хуан?

- Да, можно этой ночью, если выйдет луна и море будет спокойным.

- А не опасно, ведь нас могут заметить при свете луны?

- Да, конечно. Но лодка не отчалит отсюда при такой волне. Когда выходит луна, как правило, море стихает. А сейчас растущая луна. Не слишком светит, а в таком сложном деле нельзя избежать всего. Нужно выбирать наименьшее зло.

Хуан и Моника стояли на темной каменной смотровой площадке, где поднимались нараставшие волны. Неясные очертания двух стоявших рядом людей в темноте странной ночи время от времени освещались красноватым дымом, который вулкан выпускал в небо.

- Все уже готово, правда, Хуан?

- Почти. Нужно действовать осторожно, потому что эти люди не прекращают следить. После полученного удара они ждут, что мы от безнадежности сдадимся. Наше безмолвие заставит их заподозрить, что мы нашли выход и замышляем что-то, а в этом случае… Лучше не думать, Святая Моника. В фортах Сен-Пьер много пушек, выходящих прямо на море. Но не надо думать о худшем. Не хочу тебя беспокоить. Я назвал тебя Святой Моникой, чтобы рассердить и вернуть этим дух, а не обидеть. Ты уже поняла, что в тебе больше святости, чем в других женщинах?

Он ждал ответа, но его не последовало. Разве что в словах, сказанных с ложной насмешкой, подрагивала нежность. Не признаваясь друг другу, два страстно бьющихся сердца стучали так же размеренно, как разбивались бурные волны о скалы. Вскоре Моника испуганно заметила:

- Снова этот шум. Ты не слышал?

- Нужно оглохнуть, чтобы не слышать. И посмотри, как разгорелся вулкан. Разливается река лавы. Долины с той стороны наверняка разрушены, сожжены огнем, а если лава выльется в большую реку, то унесет мельницы и фабрики. Было бы забавно.

- Забавно? Как ты можешь такое говорить, Хуан?

- Я не имею в виду, что это великолепно, Моника. Если это случится, весь мир побежит на ту сторону. Может, наши охранники отвлекутся. Пока что на нас устремлено все внимание города; но если на другой стороне катастрофа…

- Не говори этого, Хуан.

- Это жизнь, Моника. Катастрофа для других может спасти нас; редкая минута счастья обходится без слез или крови.

- Не говори так. Настоящее счастье – когда никого не ранят и никого не убивают. Не стоит ничего счастье, которое мы достигнем мучениями остальных.

- Мы живем в мире мучений, Моника. От страданий нас никто не освободит.

- Почему ты всегда говоришь так горестно?

- Потому что понимаю многое. Но еще я научился у других, Моника, и неважно, что кое-чему научился у тебя. Неважно, что ты страдаешь, так как мы рождены страдать, но страдать достойно. С достоинством отстаивать наши человеческие права, как сказал я тебе однажды: крепко стоять на грубой и скорбной земле. Только это меня утешает, когда я веду на смерть этих людей. Возможно, они умрут из-за своего мятежа; но бунтуя они завоевывают свое право на жизнь.

- Какой ужас! Слышал? – воскликнула Моника, когда прогремел самый сильный взрыв.