Хуан Дьявол 3 часть (ЛП)

- Пепел… Испортит сады… Настоящее несчастье. Но так или иначе, пройдут майские дожди…

Он неотрывно смотрел на город, такой же, как он, счастливый и доверчивый.

- Хуан, ты поднялся?

- Ненадолго, и по-моему, уже пора. Ты позаботилась о моей ране, Моника.

Увидев, как Хуан пытается пройти перекресток, и рука протягивается, ища опору в скалах, удивленная Моника подошла к нему, и теперь медленно шагала рядом с ним. Лицо, менее загорелое, побледневшее, имело печать сурового благородства. Левая рука еще покоилась на шелковой повязке, из-под белой рубашки выглядывали бинты.

- Какое безрассудство! Я думала, ты побудешь немного на солнце, а потом…

- Мое присутствие нужно внизу, Моника. Бедные люди страдают. Мне сказали о твоем посещении, продуктах.

- Мне казалось несправедливым придерживать продукты, печение и хлеб, когда у нас раненые.

- В один день они съедают столько, сколько тебе бы хватило на неделю.

- И что с этого? Я могу есть рыбу, как другие.

- Знаю, твоя щедрость безрассудна. Еще знаю, ты лечила раненых. Умиравший брат Мартина теперь без лихорадки.

- У него только заражение раны. Его завязали в грязные тряпки. Не лишним было научить женщин деревни полезности горячей воды и обеззараживания бинтов.

- Ты много сделала и все тебя благословляют.

- Я должна им, Хуан. По-твоему, я не знаю, что все случилось из-за меня? Несчастный случай, когда Ренато пришел за мной, повлек за собой ранения. Хотя и косвенно, но я считаю себя ответственной.

- Ладно. А главный ответственный?

- Ты, Хуан, ты, но тоже по моей вине.

- Почему не скажешь, что по вине твоего кабальеро Ренато? – гневно возразил Хуан.

- И по его вине тоже, хотя его намерение не было плохим. Если бы не твое дурное настроение. Почему ты так разозлился, что аж забыл, где находишься? Из-за самолюбия? Нет, из-за дурного настроения…

- Ты поучала всех рыбаков кротости и любви к ближним. Но к каким ближним? Презренным солдатам, превратившимся в палачей, чтобы защитить ростовщичьи сундуки? Они заслужили, чтобы их разорвали на куски!

- Так это твой план? Твой замысел?

- Ты прекрасно знаешь, что нет. И не о том подумала… Я бы дал предлог губернатору уничтожить нас, взорвать пушечными выстрелами Утес Дьявола, деревню и пляж.

- Такое бы могло произойти?

- Разумеется. Иногда я задумываюсь, почему он этого еще не сделал. Разве что твой кабальеро Д'Отремон заступился, ведь ты здесь. Ты правда не слышала о нем? Не получала известия, письма?

- Почему ты считаешь, что я лгу, Хуан?

Хуан приблизился к Монике и взял ее за руку. Сильные пальцы сжали ее какой-то грубой лаской. Затем рука бессильно опустилась, и Хуан отступил.

- Моника, тебе нужно выбраться из этой ловушки.

- Почему мне? Что случилось?

- Ничего не случилось, но… – пытался успокоиться Хуан. И услышав издалека доносившиеся звуки, повелел ей: – Возвращайся в хижину.

- Почему я должна возвращаться? Что происходит? Как будто плачут, сожалеют… Я…

- Нет, Моника, не иди!

Моника ускользнула от него, побежала к краю скал. Жители деревни столпились внизу, где спускались с высокой горы две заводи ручьев пресной воды. Но бежала не вода. Густая грязь с сильным запахом серы медленно скатывалась, оставляя на берегу мертвую рыбу и вулканические камни. Непонимающая Моника повернулась к Хуану:

- Что происходит?

- Не видишь? Эти ручьи – наше единственное водоснабжение. И посмотри на море, пляж.

Они прошли по труднопроходимому краю. Обеспокоенная Моника наклонилась, а единственная рука Хуана схватила ее с тревогой:

- Осторожнее! Можно поскользнуться.

- Но пляж полон рыбы. Некоторые еще прыгают. Другие…

- Кто-то умирает, остальные уже погибли. Понимаешь? Они отравлены. Эту грязь втянули ручьи, и наверняка она теперь в других ручьях.

- Отравлены? Отравили ручьи? Но кто? Кто это?

- Вот он, Моника. Вулкан. Старый вулкан, который пробудился, чтобы выплюнуть свое проклятие над Мысом Дьявола!

С беспокойным любопытством Моника вновь взглянула на высокий конус вулкана. Отсюда даже лучше видно, чем из Сен-Пьера. Голые крутые склоны казались зловещими. Из странного кратера сбегали маленькие клубы черного-пречерного дыма и виднелась тонкая раскаленная линия, переполнявшая через край вулкан, пока не погасла. Моника испуганно повернулась, глядя на спокойное и серьезное лицо Хуана.

- Что происходит, Хуан?

- Ладно. Происходит… происходит то, что видишь, Мон Пеле переполняет лавой ручьи, реки, и мы останемся без рыбы и питьевой воды.

- И может наступить землетрясение, да?

- Конечно, может. Это не в первый и не в последний раз.

- Я слышала ужасные истории о вулканах…

- Уверен, извержение вулкана вытащило Мартинику из морских глубин, а другое извержение снова похоронит.

- Почему ты так говоришь, Хуан? Словно тебя радует эта ужасная мысль.

- Нет, Моника, не радует. Хотя иногда, перед несправедливостью власть имущих, перед болью и страданиями вечных жертв, я начинаю думать, что у природы есть причина, чтобы смыть человека с поверхности земли. Взгляни на них, Моника.

Оба посмотрели на скорбный спектакль голой и жалкой группы людей. Мрачные мужчины сжимали кулаки, а напуганные женщины плакали или обнимали детей. Наивные и отважные, что постарше, трогали темными ручонками мертвую рыбу, вздувшуюся от грязи.

- Мы в двадцатом веке, в так называемом цивилизованном мире, а эти несчастные могут погибнуть от голода и жажды в портах города, потому что жадность ростовщика так приказывает.

- Умереть от голода и жажды? – поразилась Моника. – Но ты не позволишь этого!

- Скажи лучше, не могу предотвратить.

- Нет, Хуан! Ты ослеплен. Власти не могут быть таким бесчеловечными. Если мы признаем себя побежденными, поднимем белый флаг…

- Губернатор не захотел слушать. Хочет сказать, что не признает почетную сдачу. Мы лишь сдаем оружия без условий. Знаешь, что это значит? Ты подходила к подземельям тюрьмы крепости Сан-Педро?

- Да. Однажды…

Колющее воспоминание вернулось. Подземная пещера и сквозь мощные перекладины, перекрывавшие единственную отдушину, другая женщина в объятиях Хуана, ее родная сестра Айме. Моника побледнела так сильно, что Хуан принужденно пошутил:

- Не беспокойся. Тебя не запрут.

- Ты подумал об этом? Как же ты далеко от моего сердца и мыслей, Хуан!

- Действительно. Думаю, очень далеко, хотя мы и сжимаем друг другу руки.

Хуан сдавил рукой ладонь Моники, заставляя ее приблизиться. Он понимал, что ранит ее словами, но решил держать стену, возведенную между ними, считая это необходимостью в этот суровый и горький час:

- Лучше оставить все как есть, Моника.

- Могу я узнать почему, Хуан?

- Потому что начинаю узнавать тебя. Ты ищешь жертвы, отдаешь все силы с той же настойчивостью, жаждой, с какой другие покупают удобства, уважение или богатство. Нет, Моника. Ты должна спастись. Нет ничего общего между тобой и…

- Что ты хочешь сказать? Договаривай! Рань снова своей неблагодарностью, жестокими словами. Оттолкни своей холодностью, жесткостью.

- Нет, Моника, не говори так. Не заставляй меня падать духом! Это не твоя битва. Ты не должна страдать из-за нас. Твое звание, имя, общественное положение поставили тебя по ту сторону баррикады. По какой безумной случайности ты здесь?

- Нужно сказать это словами, Хуан?

Хуан понял, сжал ее в объятиях, но трудом сдержался, яростно кусая губы, разжигаемые жаждой поцелуя, а напряженная от волнения Моника ждала слов, которые не последовали. Словно читая молитву, Хуан ответил:

- Сейчас не время говорить о нас, Моника. Я не вправе, потому что не принадлежу себе. У меня долг перед этими людьми, кто поднял восстание, что само по себе никогда бы не случилось. Если этот человек, управляющий нами, выслушает нас, если поймет, что я принимаю ответственность за всю вину, ошибки, и предложу себя в качестве единственного настоящего виновника…