Хуан Дьявол 3 часть (ЛП)

- Простите, если сначала прерву вас. Позволив вам пройти, я также помню о старинной дружбе с вашим отцом, но считаю, что предпочтительней не упоминать об этом перед третьими лицами, потому что я поговорю с вами, Ренато как друг, а не как губернатор.

- Вы со мной?

- Вы лишь хотите, чтобы вас выслушали, знаю. Я даже знаю, почему вы пришли сюда посреди ночи, не вернувшись домой. Сеньора… скажем де Мольнар, потому что трудно назвать другим именем законную жену Хуана Дьявола…

- Сеньор губернатор… – прервал Ренато со скрытым упреком в голосе.

- Позвольте закончить, прошу вас. Знаю, вы отказываетесь принимать условия, предоставленные мной из уважения к вам. Знаю о печальном происшествии, последовавшем вслед за этой неприятностью, что все на пределе, и с моей стороны не будет никакой любезности. У меня раненый офицер, несколько солдат с более-менее тяжелыми травмами. Я знаю, что среди этого сброда есть мертвые и ранен сам Хуан Дьявол. К сожалению, мятежники захватили кое-какое оружие, и даже хуже, захватили бочку с порохом, предназначенную для взрыва камней, чтобы сделать ров и изолировать их. Если вы пытаетесь выступить в их защиту…

- Напротив. Я пришел спросить, почему солдаты не торопятся взять Утес Дьявола.

- Ах, черт! Думаете, это можно сделать так скоро?

- Именно об этом речь. Я пришел просить вас о разрешении осуществить это мне. Почему не отдали приказ атаковать? Почему не берут их между двух огней, атаковав с моря, с береговой охраной порта?

- Хотите, чтобы народы назвали нас дикарями? Чтобы газеты всех европейских столиц пестрели осуждающими новостями о массовой резне, убийствах, совершенных губернатором Мартиники, рыбаков, требующих своих прав? Хотите сделать их героями и мучениками? До какой степени вы обезумели в своей злобе и ревности?

- Что вы говорите? – негодовал Ренато. – Я запрещаю вам…

- Успокойтесь, Ренато. Для меня вы мальчик. Мы одни и вы обоснованно ссылаетесь на мою дружбу, и не только с доном Франсиско, но и с доньей Софией, вашей бедной матерью, которую изводите.

- Хватит, хватит! Теперь я понимаю ваше поведение, мать опередила меня своим посещением.

- Это правда, Ренато; но сплетни начались гораздо раньше.

- Сплетни? Сплетни тоже поднимаются по лестницам этого дворца? Не думал, что вы…

- Пожалуйста, помолчите! Не злитесь, – спокойно прервал губернатор. – Я должен оскорбиться, но не стану. Понимаю ваше состояние и ограничусь советом: отступитесь от этого дела. Они сдадутся и дорого заплатят за мятеж в тюрьмах крепости Сан-Онорато.

- С двумя источниками питьевой воды и морем, которое обеспечивает продукты питания, пройдут недели, месяца, даже год, пока они сдадутся!

Порывисто Ренато встал. С откровенной невежливостью повернулся к представителю власти и подошел к окну, через стекла которого он смотрел невидящими глазами на город, просыпавшийся с первыми лучами рассвета. От голоса губернатора он вздрогнул:

- Ваша жена мертва чуть больше недели.

- Но я не имею ничего общего с ее смертью! Не верите? – опять разъярился Ренато.

- Хочу верить, но вы ничего не предпринимаете, чтобы прекратить злословие. А версии несчастного случая, дошедшие до моих ушей…

- Они лгут, лгут! Я ничего не сделал ей. Наоборот…

- Вы преследовали…

- Я лишь надеялся остановить понесшую лошадь. Я не хотел ее смерти, хотел, чтобы она жила. Я верил, что она родит мне сына. Как я мог желать ее смерти? Она хотела играть со мной, управлять, как куклой, в балагане, который сама выдумала. Она не полагалась на Провидение и Божье Правосудие. А когда увидела, что я настиг ее, шпора вздыбила коня, из рук выскользнули поводья, за которые я почти ухватился. Отчаянно я вонзил шпоры и помчался по дороге на возвышенность. Она повернула кругом, а конь, на котором она сидела, поднялся на дыбы. Не знаю, порвались ли поводья, или она не могла больше ими управлять. Животное стрелой мчалось к ущелью. Погнав коня за ней, я чудом остановился у края пропасти, тогда как конь Айме, безудержно подталкиваемый, прыгнул в пропасть и свалился туда, отскакивая от скал и деревьев.

Искренне впечатленный, губернатор встал, потрясенный печальным рассказом. Вошла служанка, тихо и своевременно принесла на серебряном подносе кофе. По взгляду хозяина она вышла. Пожилой глава города приблизился к молодому Д'Отремону и по-отечески положил руку ему на плечо:

- Правильно. Остальную часть рассказа я уже слышал из уст вашей сеньоры матери. Ваш рассказ лишь подтверждает мое мнение; откажитесь от этого скверного дела Мыса Дьявола, вернитесь домой, подумайте, отдохните.

- Я не могу думать и отдыхать. Не могу сидеть сложа руки.

- А вы не понимаете, что это публичная демонстрация интереса к свояченице?

- Я люблю Монику! Я не оставлю ее в объятиях другого! Кровью и огнем, если нужно, я вытащу ее! Ваши советы бесполезны, сеньор губернатор.

- Уже вижу. Прекрасно понимаю волнение вашей матери. Не отрицаю вашей породы, Ренато.

- О чем вы?

- Однажды ваш отец тоже восторгался одной женщины, почти как вы сейчас, такой же восхитительной, как эта Моника де Мольнар, с которой не имел удовольствия познакомиться. Джина Бертолоци была прекрасна итальянской красотой. Простите, если ее имя напоминает вам то, о чем вы предпочитаете забыть. Человек, с которым вы хотите покончить кровью и огнем…

- Я не забыл печальную главу жизни моего отца, – дал понять Ренато с гневом и презрением. – Но меня не волнует, как и его тогда не волновало.

- Это разные вещи, Ренато, – возразил губернатор с сурово. – Мужчина, которого ваш отец покрыл позором, не вашей крови.

- Я никого не позорю. Моника никогда не была настоящей женой Хуана. Так называемый брак является лишь комедией и очень скоро аннулирование брака будет в моих руках. Я лишь жду этого срока, чтобы жениться на ней. Поэтому прошу вашей поддержки. Не поддержки, а справедливости, строгой и простой справедливости. Пусть возьмут этого мятежника, арестуют, пусть заставят освободить женщину, которую он бесправно держит похищенной.

- Я так понимаю, сеньора де Мольнар несколько раз заявляла публично в пользу Хуана Дьявола.

- Вы издеваетесь надо мной?

- Нет, Ренато, я бы не посмел. Лишь пытаюсь призвать вас к разуму.

- Моим единственным разумом зовется Моника де Мольнар, а раз я так говорю, значит, у меня есть на то все моральные права!

- При наличии законных прав. Когда у вас будет аннулирование брака, которое вы так ждете, тогда просите моей поддержки и солдат.

- Я не стану ждать! Начну действовать своими средствами!

Вскоре послышались отдаленные взрывы, как из огромной пушки, и оба подбежали к балкону, распахивая настежь окна. Они нетерпеливо посмотрели повсюду. Все спокойно на Мысе Дьявола. К северо-западу красноватый туман покрыл небо и клуб удушающей жары прошелся по лицам, и губернатор проговорил:

- Ничего не случилось. Просто выбросы Мон Пеле, а значит, не имеют ни малейшей важности. Возможно, попортятся ближайшие засеянные поля рядом с вулканом, если пройдет пепельный дождь.

- Вы так уверены.

- Я придерживаюсь мнения доктора Ландеса, человека с мировым именем, который успокоил меня по этому поводу. Впрочем, признаюсь, я испугался. Решил, эти нахалы дадут вам повод, сваляв дурака с захваченной бочкой пороха.

- И тем не менее, вы будете ждать?

- Конечно. И вам советую. Я поеду в Фор-де-Франс на пару недель. Там у меня хороший дом для отдыха, где все дела покажутся незначительными и далекими. Хотите поехать со мной?

- Премного благодарен, но с вашей помощью или без, я сделаю, что должен.

- Вы поступите очень дурно. Нет на земле женщины, которая стоит этого…

- За исключением той, которая скоро станет моей женой! – отрезал Ренато сухо и раздражительно. – И я больше не помешаю вам. Желаю счастливых недель отдыха, хотя, когда вы вернетесь, Сен-Пьер сгорит от края до края. С вашего разрешения.

Губернатор выглянул с балкона на черную далекую точку Мыса Дьявола. Господским жестом зажег сигарету. Внезапно он снова услышал глухой, долгий и отдаленный взрыв. Пугающий шум, казалось, шел теперь из-под земли, содрогая город. Другой клуб сажи разорвался в воздухе. Испуганная стая птиц летела через море, а мелкий дождь мягко попадал, как снежинки, на крыши и улицы. Губернатор Мартиники протянул ладонь, ощутив странный дождь, сухой и нежный, который осыпался на пальцах, и пренебрежительно проговорил: