Замыкание (СИ)

Время было такое, заполошное. А его назвали застоем.

Когда она пришла в седьмой класс вместо ушедшей в декрет учительницы, за первой партой увидела девочку с зеленым бантом в рыжеватой косе и в зеленой вязаной кофте. В школе было плохое отопление, и детям разрешались теплые свитера и кофты. И еще у нее была зеленая ручка. Все дети предпочитали красные и желтые ручки, некоторые - синие, только у нее - зеленая.

Она вела урок и не могла отвести взгляда от нее, - девочка сначала дергалась, боялась, что вызовут к доске, но потом привыкла и уже не обращала внимания.

После осенних каникул Софья уже чувствовала усталость. Голос изменился, стал тихим и скрипучим, как рассохшаяся дверца шкафа, - появились жалобные ноты, - и она ничего не могла поделать. Школьники на уроках шумели, только некоторые хорошисты делали вид, что слушают биографию великого русского писателя. Все биографии для учебников писались по одному трафарету.

Дома скрипели двери в предчувствии морозов. Зимы, долгой и холодной, какие бывают на Урале, - не хотелось. Семинар не давал покоя. Она все пытала Якова, хотела понять суть разногласий. Что-то надо было для себя понять, спасительное, иначе все плохо кончится. Она ведь не выдуманный герой, который обязан преодолевать неблагоприятные обстоятельства, именно в преодолении проявлять героические качества. Но она не подписывалась в героини. Всего лишь учила правилам русского языка, надеялась на серьезную реформу и ждала, когда разрешат средний род для кофе.

Яков, смеясь, стращал ее, что придется переучиваться.

- Что ж, переучусь. Ходить с плакатами и требовать вернуть букву "Ё не собираюсь.

У нее появилась привычка сохранять зеленые обложки исписанных тетрадей, вырезать из женских журналов "Работница" и "Крестьянка" и журнала "Огонек" (выпросила в школьной библиотеке пачки списанных журналов) все оттенки зеленого и складывать в коробку из-под зефира. Там же хранила разноцветные обертки от конфет, куски картона от пачек чая и даже сигарет. К бумажным вырезкам добавились ленты и лоскуты, не хватало бутылочных осколков.

В плохую ноябрьскую погоду, когда детей не было дома, никого не было, все в серых тонах, ближе к вечеру, в сумерки - время Достоевского, когда особенно не по себе, и мысль как вспышка шаровой молнии: жизнь проходит, - она взяла ножницы и стала резать цветную бумагу. Резала и повторяла про себя: кол - лаж, лажа, все пройдет, все успокоится. Все будет хорошо - шо - шо - шо. Человек рождается с талантами, и их грешно зарывать в землю.

На выставку коллажей ее, еще школьницу, водил брат. Слово привязалось: она повторяла его, напрягая мышцы, до болей в горле. Другое - "аппликация", не такое звучное, не нравилось - губами шлепать. В таком длинном слове не хватало гласных. "Коллаж" устраивал и гласными, и тем, что созвучен слову "раж". Правда, тут слышится расхолаживающая "лажа", но произносится энергично. Да, да, энергия чувствуется, - согласилась Нина, - и при этом есть смягчающие нотки. Подумав, добавила: пожалуй, язык можно сломать.

На выставке коллажей Софья пробыла долго. Много женских портретов, птиц, натюрмортов, - из засушенных цветов, кусков ткани и круп. Крупы богатством оттенков особенно удачны для портретов.

Дома вспомнила, что на антресолях хранились связки журнала "Советский экран", отец выписывал для матери, для себя - журнал "Юный техник", хотя говорил, что для сына, кого он хотел обмануть, если все номера хранил, читал и перечитывал, а Ваня только отмахивался, что там интересного. И весь вечер перебирала их, глотая пыль.

Наклеив на картон хаотично вырезанные, сикось-накось, фигурки разных размеров, преобладали синие и зеленые цвета, она стала добавлять желтое и красное, и пожалела, что все испортила. Результаты творчества выбросила и никогда к этому не возвращалась.

И вот школьная учительница, прислушиваясь, не проснулись ли дети, муж неизвестно где был и неизвестно где ночевал, - достала заветную коробку, и занялась черт-те чем.

Когда прошла неделя зеленого безумия, и она разложила на столе результаты, то удивилась: на всех картонках темные круги ярко выделялись на светлом фоне. Их расположение было хаотичным, хотя кое-где просматривалась периодичность как на шахматных досках, где темный квадрат сменялся светлым и никого не пугал. А у нее темно-зеленый ночной глаз всевидящий, притягивал и пугал, поглощая все светлое. Черные круги смотрели в упор, засасывали, приводили в ужас. Какая-то неизведанная сила не давала вырваться из плена.

Было тревожно: неужели что-то с психикой? Значит, Дуся права, когда пыталась отправить ее в психушку?

Но, как ни странно, занятия с цветом сделали ее уверенней, голос окреп, и дети на уроках уже не шумели и слушали ее.

Дочь и сын не замечали увлечения, и она старалась, как могла, не попадаться.

С наступлением весны возвращаясь из школы, делала петлю через сосновый лес, чтобы полюбоваться свежей зеленью. Однажды увидела на подъездном козырьке пучок травы, ветром нанесло земли, - и обрадовалась, всюду жизнь!

Тогда же решилась и принесла Якову папку с работами. Он крутил картонки, разглядывал, приближая к глазам и отдаляя и, наконец, высказался, попыхивая трубкой:

- Глупости все это, из школы не уходите.

- Почему глупости? - обиделась она.

- Нет-нет, все хорошо, - он попытался успокоить ее, - у вас есть чувство цвета и композиции, все неплохо распределено.

- Но что-то не так?

- Все так, но из школы не уходите, - упрямо повторил он.

Она ушла и долго не приходила, он ей сам позвонил.

- Вы думаете, что искусство - это свобода? Что хочу, то и ворочу? Но вы должны считаться с нашим восприятием. Мощный источник света - солнце, постоянно меняет светотени, понимаете? Если освещать комнату ровным светом, как в операционной, но вам будет неуютно. Вот и все. Природа вас ведет. А у вас все плоско, нет объема, понимаете?

- Но я устала быть учителем.

Он будто не услышал:

- Не цвет тянется к цвету, это вам не текстильная промышленность, а освещение. Ну, как хотите, - прервал он себя.

- Я устала от всего, когда говоришь одно, а думаешь другое. Почему вы не хотите меня понять?

Она не слышала его, он не слышал ее, - разговор глухих.

Когда школьников отпустили на каникулы, и для нее наступило лето, у брата в шкафу обнаружила рулон плотной черной бумаги и попробовала вырезать фигуры людей, но долго билась над руками. Решила обойтись без них и остановилась на коленопреклоненной женской фигуре. Изящные и простые изгибы: плавным коромыслом спина, зигзаг бедра до колена, еще зигзаг, оканчивающийся вытянутыми носками как у балерины. Слегка обозначенная шея, ореол прически, выпуклый лоб, тонкий профиль, лебединая шея, бугорок груди, чуть обозначен живот, - и все. Извела рулон бумаги, добившись скорости автомата. Однообразие надоело, она попыталась вырезать женские головки так, чтобы кудрявились волосы, чтобы менялось выражение лица, чтобы женщина отличалась от старухи и девочки, но не вышло.

У брата обнаружила книгу с образцами дворцов с колоннами и без, но ни дома, ни заборы не получились, терпения не хватало, да и неинтересно. Вспомнила его танцующие деревья, один вечер увлеченно вырезала, больше не хотела.

Возвращалась к рукам, мучилась, выходили то длинные, то короткие, неуклюжие, бросала и с удовольствием вырезала изящную вазу и цветы вроде лилии. Сама понимала, что впадает в глубокое детство, но оправдывалась тем, что тренировка моторики полезна и взрослым тоже. Главное, эти занятия успокаивали.