Хуан Дьявол 3 часть (ЛП)

- Кофе, сеньор.

- Благодарю. Оставь его там, где хочешь.

Янина наклонилась, поставила фарфоровую чашку на маленький серебряный поднос поверх деревянных ограждений, но не ушла. Она стояла неподвижно, глядя на Ренато, прочитывая в каждой черте лица, в каждой борозде его кожи бурную драму, кипящую в душе. Ренато Д'Отремон резко обернулся и спросил:

- Ты еще здесь? Чего тебе?

- Сеньора София очень обеспокоена, сеньор, по моральным причинам. Крайне обеспокоена. А так как ее здоровье не очень хорошее. Она хотела бы знать, правда ли сеньор вернется этой ночью в Сен-Пьер.

- Она велела спросить?

- Нет, сеньор. Я не хотела вас сердить. Но я знаю, она измучена этой мыслью. Если бы сеньор подождал несколько дней, остался с ней на пару недель…

- Хорошо. Скажи, что мне не нужна повозка этой ночью. Если это обрадует.

- Благодарю вас, сеньор, благодарю от всей души.

Сильное волнение сквозило в словах Янины, а Ренато посмотрел прямо на нее впервые, возвращаясь к действительности, будто пытаясь заглянуть в мир непредвиденных мыслей, пылавших в черных глазах метиски. Возможно, он впервые осмотрел ее с ног до головы. Странное создание: стройная, восковая статуя. Он не обнаружил роскошных форм, присущих женщинам ее расы, отсутствовала чувственная грация, которая обычно расцветала под разноцветными платками женщин Мартиники. Бесстрастная, словно идол, фетиш; лишь глаза выдавали внутренний огонь, изящные приоткрытые губы ревностно хранили тайну, лежавшую на поверхности Кампо Реаль, неуловимую тайну, которая словно шла дальше, скрепленная волей в тонкую и липкую сеть тайных мыслей. С возрастающим беспокойством Ренато отдалился от нее.

- Простите, если осмелюсь спросить, но сеньору досаждает мой вид?

- Мне? Почему? Иди успокой хозяйку. Скажи, что я не поеду, по крайней мере этой ночью. Скажи… Ладно, говори, что хочешь, но…

- Но уходи, – закончила Янина его фразу. – Не это?

- Уходи или оставайся – для меня все едино, – горячился Ренато, взрываясь. – О чем ты думаешь? Твои намеки становятся нахальными! Когда я хочу побыть один, я желаю, чтобы меня оставили. – И изменившись в лице, откровенно грубо спросил: – С чего ты плачешь?

- Простите. Знаю, я не имею права плакать. Простите, сеньор. Я уже ухожу.

- Подожди, – смягчился Ренато, совсем запутавшись. – Я сам не знаю, что со мной. У тебя дар выводить меня из себя. Скажи ты прямо, было бы лучше. Я ничего не имею против тебя. Ты верно служишь мне или считаешь, что служишь. К тому же, заботу и внимание отдаешь матери. Я прекрасно понимаю, что ты лучшая ее служанка. Если с тобой что-то случилось, если чего-то хочешь, скажи наконец.

- Я лишь хотела облегчить ваши мучения, сеньор.

- Кто тебе сказал, что я мучаюсь?

- Достаточно посмотреть на вас, сеньор. Раз вы впервые согласились меня выслушать, если бы вы жили, как другие сеньоры, соседи, владельцы ближайших усадеб… Они не мучаются так, сеньор. У них есть, возможно, такие же неудобства, заботы: семья, жена, усадьба. Но у них есть место для счастья.

- Что? Как?

- Маленький дом, где все забывается, где нет шипов, а есть цветы, где хочется находиться. Если бы сеньор тоже имел этот уголок, то забыл бы о своих печалях, чувствовал себя по-настоящему любимым, о нем бы заботились и служили на коленях, душу расстелили ковром…

- Янина! – рассердился Ренато, поняв слова метиски. – Это уже предел!

- Вы просили говорить прямо. По-моему, у меня дар злить сеньора, и мне удалось.

Ренато сдержался. Он торопливо проглотил чашку кофе, снова взглянул на нее, но за ней кто-то показался, почтительно приближаясь:

- Простите, сеньор, я искал Янину. Не знал, что она с вами, но…

- Что это, Баутиста? – прервал Ренато, услышав национальную музыку, которая становилась все громче.

- Сеньор, это веселье работников. Этой ночью у них выходной. Особое разрешение по случаю возвращения хозяев. Они собрались возле больших бараков, за плантациями, сеньора приказала дать им бочонок рома и сладостей, это уж слишком. Им хватило бы и рому.

- Моя мать разрешила им пьянствовать? – удивился Ренато.

- Это традиция, сеньор. Иначе они умрут от тоски или злости. Этим людям нравятся только танцы. Сеньор Ренато никогда не видел, как они танцуют?

- Нет. И нет желания прерывать праздник своим присутствием.

- Не прервете, сеньор. Когда играют в барабан, только смерть остановит их ноги. Они дикари, мой хозяин. Разве вы не понимаете? К тому же, худшие пьяницы. Ром их заставляет забыть обо всем и валит с ног!

- И моя мать одобряет это?

- Она не может препятствовать этому, сеньор, и не стоит. Вы можете удвоить работы, уменьшить плату, убить их, но они всегда будут устраивать эти праздники. Все идут за этими барабанами. Не знаю, что в них такого, но они распаляют кровь, да?

Ренато не ответил Баутисте, вслушиваясь в глухой звук барабана, который словно призывал предков. Эта музыка проникала внутрь, будоражила глубокое болото страстей, желаний, чувств. Почти не отдавая себе отчета, он пошел к лестнице и медленно спустился по широким каменным ступеням. Словно змея, растягивающаяся с каждым шагом, удалялся караван негров. Ренато Д'Отремон пошел следом за ним, а ветер шевелил его светлые волосы.

- Подойдите и посмотрите. Неужели не подойдете, хозяйка? Как здорово! Мои ноги шагают под эту музыку. Ах, черт! Как же здорово. Подойдите, хозяйка. Подойдите…

- Оставь меня в покое, Ана!

- Подойдите и взгляните, как сеньор Ренато идет им вслед. Скорее, а то не успеете. Благословенны и всехвальны Священные Дары! Надо увидеть, чтобы поверить.

Айме подбежала к окну и с трудом поверила глазам. В свете уличных фонарей и факелов удалялся караван, в неясно отражавшемся свете убывающей луны она отчетливо видела, как Ренато Д'Отремон, единственный белый человек в темной толпе, следовал охрипшим ритмам африканских барабанов, словно музыка тащила его за собой.

- А Янина, хозяйка, посмотрите-ка на Янину, – указала Ана. – Она столько говорила, хвасталась, что не ходит на эти праздники. Посмотрите. Идет за обнаженными. А еще говорит, что белее всех белых. Понятно, белее всех хозяин, и идет там.

- Скорее всего, Ренато перепил. А Янина идет позади него.

- Похоже ему нравится идти пешком, сегодня ночью будет великий праздник. Уверена, он встретит у них рассвет.

- Эта ночь… Эта ночь… – бормотала Айме, раздумывая. – Возможно, я воспользуюсь этим и сделаю все поскорее. Раньше, чем Ренато сообщит, что возвращается в Сен-Пьер. Хотя…

- Так мне сказали, но вы же не…

- Замолчи! Ночью мы пойдем, куда следует, чтобы побыстрее все уладить. Ренато лучше остаться здесь. Я должна сделать это немедленно, если не получится, то завтра.

- Ай, хозяйка! Что вы будете делать?

- Освобожусь от груза; приготовь дверь, чтобы сбежать. Нельзя, чтобы меня поймали. Быстро, Ана! Этой ночью мы спокойно выйдем, никто не хватится нас, никто не поймет. Охранники, наверное, на празднике, а раз все тихо вышли, никто не удивится двум женщинам с закрытыми лицами, идущим к плантации.

- Мы тоже пойдем на танцы? – вдохновилась служанка.

- Не будь идиоткой! О чем я тебе говорила вчера? Мы должны увидеть женщину наверху.

- Колдунью? Знахарку? – ужаснулась метиска.

- Конечно. Она вытащит нас из затруднительного положения. Уверена, она не пошла танцевать. Знаешь, где она живет? Знаешь дорогу?

- Да, хозяйка, но мне страшно. Очень страшно. Говорят, когда идут повидать колдунью ночью при убывающей луне и когда идут обнаженные, появляется красное пятно на воде и льется кровь. Да, хозяйка, льется кровь. Кто-то умрет и оставит огромную лужу крови.

- Замолчи, не болтай чушь! Никто не умрет. Дай накидку, вуаль, возьми лампу и пошли. Ренато Д'Отремон пошел на праздник, будет ночь рома и танцев. Пусть сияет Кампо Реаль, пусть царит веселье. Сегодня музыка, завтра плач; по крайней мере, плач идиотки свекрови. Конец наследникам Д'Отремон! Выйдем из этой комедии навеселе, а я посмеюсь над всеми громче всех. Идем, Ана, идем!