Дважды – не умирать

– Жену на операцию повезет.

– Заболела? Что-то случилось?

– Да тут такое дело… – офицер замялся. – Ты только не говори никому.

– Не скажу.

– Грудь она поедет увеличивать.

– От, бабы!.. – капитан Курбатов слегка прихлопнул ладонью по столу. – Делать им больше нечего.

– И не говори, – согласился с ним офицер.

– У нее же нормально вроде все было. Чего она?.. Или это Жорик?

– Да нет, Жорик тут ни при чем. Его все устраивало.

– Тогда не понимаю… Ну, сделает она сейчас себе седьмой размер вместо третьего, и что? Что измениться-то?.. Лично мне вот всегда женщины с маленькой грудью нравились. А тебе?

– А мне – с большой.

– Тогда с тобой все ясно… Явная эстетическая недоразвитость.

– Ну, уж какой есть… Только натуральное от искусственного я с закрытыми глазами отличу. Можешь мне поверить.

– Верю… А ты, Урманов, не отвлекайся.

– Я не отвлекаюсь, товарищ капитан.– Вот-вот, работай, давай, работай.

Перед отбоем в казарме царило оживление. Все обсуждали последнюю новость – предстоящие учения. Они должны были начаться через неделю.

– Интересно, – размышлял курсант Листьев, подшивая к форменной куртке свежий подворотничок, – а десант настоящий выбросят? Или из наших?

– Могут и настоящий… – предположил Гвоздев. – Начальства вон сколько ожидается. Из самой Москвы, говорят, будут.

– Побегать придется, как бобикам… – вздохнул Мазаев, надраивая суконной тряпочкой и без того сияющую бляху поясного ремня.

– Постреляем зато, – оптимистично вставил Панчук.

– А то ты еще не настрелялся, – снисходительно усмехнулся Широкорад.

Курсанты сидели на табуретках возле своих коек, на той стороне казармы, окна которой выходили во внутренний двор. Было уже темно, но кое-что в свете уличных фонарей можно было разглядеть. Например, «хлебовозку», которая, блеснув фарами по стеклам, разворачивалась и сдавала задом прямо перед окном.

– Смотрите, – оживился Мазаев. – Хлеб привезли. Сейчас будут разгружать.

– А что если попросить буханочку?

– Ну, да, так тебе и дадут, как же…

– Но можно хотя бы попробовать.

Широкорад отщелкнул задвижку шпингалета на оконной раме и настежь распахнул окно. Прохладный вечерний воздух хлынул с улицы.

– Ребята! – негромко произнес Широкорад в темноту. – Киньте буханочку!

– Не положено, – сухо ответил щуплый долговязый солдат, ворочая железным крюком плотно набитый хлебом лоток.

– Да ладно, чего ты… Никто не заметит.

Запах свежего хлеба щекотал ноздри. Курсанты столпились возле окна, хотя надеяться было особо не на что.

Когда выгружали последний лоток, водитель не выдержал. Молча взял в охапку несколько буханок, протянул в окно.

– Держите, салаги!.. В первый и последний раз!

– Спасибо большое! Спасибо!Хлеб был горячий, душистый, с хрустящей румяной корочкой. Разламывая буханки руками, курсанты поделили неожиданный подарок на всех.

Глава 13

Летний солнечный день. Яркая зелень травы расцвечена сочными красками полевых цветов. Голубая небесная высь сияет чистотой и каким-то особенным, радостным светом… Сашка идет босиком по высокой прохладной траве, улыбается солнцу. Прямо перед ним – высокое дерево, а под ним стоит стройная белокурая девушка в синем коротком платье. Она смотрит на него, не отводя глаз – призывно, маняще… Лицо ее кажется Сашке знакомым, но он никак не может вспомнить, кто это? «Как тебя зовут?» – спрашивает он, не слыша собственного голоса. Она смеется в ответ… Вдруг откуда-то прилетает огромный шмель и начинает кружиться над ними. Сашка машет руками, пытаясь прогнать его, но тот опускается все ниже и ниже…

«Ж-ж-з-з-з-з… Ж-ж-з-з-з-з…»

Небо меркнет и начинает пульсировать белесым прерывистым светом.

– Рота-а-а, подъем! В ружьё-о-о-о!

Этот резкий, надрывный крик мгновенно сбрасывает Урманова с постели, и еще не успев до конца проснуться. Он начинает лихорадочно одеваться. Брюки, сапоги, куртка… Все отточено до автоматизма. В голове бьется только одно: «Скорей, скорей, скорей!»

– Форма одежды – бушлаты! Экипировка – по полной боевой!.. Построение – на плацу!

Слышно, как гремит ключами дежурный по роте младший сержант Тюрин, открывая замок на стеклянных дверях ружпарка. По проходу, застегиваясь на ходу, бегут курсанты. Стук тяжелых солдатских сапог барабанной дробью отзывается под высокими потолками.

Урманов уже в «оружейке», возле своей именной ячейки. Схватил из пирамиды автомат, забросил его за спину; быстро набил магазинами подсумок; взял штык-нож, саперную лопатку, противогаз… Сгреб все это в охапку – и бегом на улицу.

В тесном помещении оружейной комнаты не протолкнуться. Людская масса кипит, шевелится, словно косяк сельди в матрице невода. Одни вбегают, пытаясь протолкнуться к своим ячейкам, другие, уже «затаренные» вооружением и снаряжением, стремятся вырваться наружу… Кто-то споткнулся, прямо в проходе рассыпал автоматные магазины и, путаясь под ногами, принялся их собирать. Мгновенно возник затор – не войти, не выйти.

– Освободить проход! – грозно рявкнул сержант Левин, поддав коленкой под зад замешкавшемуся в дверях курсанту. – Все на плац! Живо-о-о!

Под заунывный вой сирены, Урманов выбежал из расположения в холл и увидел спускавшегося по широкой лестнице командира связистов. С двух сторон его сопровождали рослые автоматчики. Они были уже полностью экипированы, снаряжение подогнано, автоматы на переброшенных через шею ремнях живописно висели на груди.

«Красиво… Прямо как в кино», – успел подумать Урманов, двигаясь к выходу.

На плацу уже было много народу. А со всех сторон непрерывно продолжали прибывать все новые и новые бойцы.

– Первая рота, становись! Заправиться!

– Третья рота, становись!

– Пятая рота…

В гулком предутреннем воздухе тут и там слышались зычные команды, позвякивало оружие и снаряжение, стучали подошвы солдатских сапог. Слегка, по-весеннему подмораживало, и все небо от края и до края было усеяно мелким, сияющим бисером звезд.

– Учебная рота-а-а-а! – старший сержант Гуссейнов обвел взглядом шевелящийся и копошащийся строй. – Становись!.. Командирам отделений проверить наличие личного состава, вооружения, снаряжения и доложить!

– Второе отделение! – скомандовал сержант Бадмаев. – Первая шеренга, два шага вперед, марш! Кру-у-у-гом!.. Вооружение и снаряжение – к осмотру!

Пока в подразделениях проверяли все ли у всех на месте, не забыл ли кто чего, на плац начала прибывать техника. В основном это были грузовые автомобили. Урча моторами, они выстроились в ряд, в специально отведенном для этого месте. «Взвод захвата» приехал на своих БТРах. Бойцы спешились и построились возле машин.

Во всех окнах горел свет. И с улицы было хорошо видно, как взволнованно льнули к стеклам те, кто остался в казармах, во внутренних нарядах – дежурные, дневальные… Их эта суета не касалась. Казалось бы, радоваться должны, что так вышло, а они наоборот – переживали.

Урманов понимал, что испытывают они сейчас. Словно бы все на войну уходят, а ты – остаешься. Ему самому не очень бы хотелось в такой момент остаться в стороне.

Появился командир роты капитан Курбатов. В полевой форме, перевитый портупеями, с кобурой на поясе. Старший сержант Гуссейнов доложил ему, что поднятая по тревоге рота построена, личный состав на месте, вооружение и снаряжение проверено. Минуту спустя мелкой рысью подбежали старший лейтенант Рыбаков и прапорщик Гладченко. Теперь все были в сборе.

– Смир-р-р-рно! – раздалась громогласная команда.

Все подразделения, стоящие на плацу, замерли. В воздухе повисла напряженная тишина. Командир части генерал-майор Колесников поставил боевую задачу.

– По данным ФСБ, – произнес он, сурово оглядывая неподвижный строй, – сегодня, в четыре тридцать по московскому времени в лесном массиве Решетиха высадилась диверсионно-разведовательная группа противника, в количестве двенадцати человек, вооруженная автоматическим стрелковым оружием. Кроме того, в арсенале противника имеется малогабаритный ядерный фугас… Цель диверсантов – крупномасштабный террористический акт, способный привести к огромным жертвам среди мирного населения… Наша с вами задача – в кратчайший срок обнаружить противника, блокировать и обезвредить. При оказании сопротивления – уничтожить.