Дважды – не умирать

«Попал!.. Ах, ты!..»

Урманов почувствовал во рту привкус крови. Ноги стали тяжелыми и не слушались. Гул набатного колокола в ушах заглушал все остальные звуки.

«Стоять! – скомандовал себе Урманов. – Поднять руки!.. Вперед!»

Но если просто стоять было еще возможно, то поднять руки – казалось немыслимым. А уж о том, чтобы идти вперед – вообще и речи быть не могло… Однако, он все же смог преодолеть себя.

Удар!.. Еще удар!.. Еще и еще! Целый град ударов сыпется на него. А он упрямо идет вперед, словно не чувствует боли.

Сознание вернулось к нему и Урманов начал защищаться вполне осознанно – подставкой рук, уклонами, отходами. А Марат подустал, вымахался, что называется. Да и психологически ему труднее – не смог додавить противника, отпустил. Жди сейчас, чего он в ответ выдаст.

Урманов уже окончательно восстановился… Конечно, после такого пропущенного удара бой продолжать уже не хочется. Но куда деваться? Надо продолжать…

По условиям – борьба до победы. А Марат пока сдаваться не собирается. Значит выход один. Чтобы скорее закончить все это – надо побить соперника.

Было заметно, что Марат утомился. Дышал тяжело, по лицу струился обильный пот… Но и Урманов выглядел почти так же.

Левой, левой – правой! Левой, левой – правой!.. Это Марат так работал. Урманов заметил, что голову он прикрывает хорошо. Но вот корпус во время атаки – открыт.

«Вот куда надо целиться… А там, дальше, посмотрим…»

Во время очередной атаки, после удара Марата справа, Урманов нырнул под руку и ответил жестким апперкотом снизу, в область печени. Марат сразу просел – больно… Урманов попробовал еще – и снова попал.

К тому же он обратил внимание, как защищаясь от удара в корпус, Марат инстинктивно опускает руки от подбородка. Это обнадежило его… И во время очередной контратаки Урманов неожиданно сделал акцент не на удар в корпус, лишь слегка обозначив его, а всю силу вложил в следующий за ним удар – правой в голову.

Хлоп!.. Марат повелся на уловку и опустил руки. Бам!.. От удара в челюсть голова спружинила, как на шарнирах.

Потрясенный, Марат размахнулся для ответного удара, но Урманов опередил его и еще раз ударил справа навстречу. Бам!..

Марат упал на пол, лицом вниз, словно тряпичная кукла. Никто из зрителей не произнес ни слова. Только у кого-то невольно вырвалось: «Ничего себе!»

– Все, хорош!.. – с запоздалым криком вмешался старший сержант Гуссейнов. – Поубиваете тут друг друга, а я потом за вас отвечай!

Марата привели в чувство, посадили на скамейку. Он был как лунатик. Смотрел по сторонам и не понимал, что происходит.– А что у тебя с лицом, Урманов? – снова расстроено воскликнул старший сержант. – Что мне командир роты скажет. Неуставщину развели?.. В общем, так, чтобы я больше никакого вашего бокса тут не видел! Играйте лучше в футбол…

Глава 12

Морозы закончились внезапно, одним днем. Вечером еще было зябко, студено, а к утру – ударила оттепель.

Всю ночь сильный ветер бился в оконные стекла, протяжно завывал в проводах, гремел жестью на подоконниках… И лишь к рассвету затих.

Когда после подъема учебная рота высыпала на улицу для построения, курсанты сразу заметили перемену.

– Слышь, пацаны!.. А уши-то не ме-е-ерзнут!

Бойцы оживились, повеселели, начали бросаться снежками. Игриво-радостное настроение овладело всеми.

Урманов тоже почувствовал это. И взволнованно дрогнул ноздрями, уловив пьянящий запах талого снега.

– Кончилась зима-а!.. Ха-ха-ха!.. Кон-чи-лась!

Им было радостно не просто от того, что наконец-то всерьез потеплело. Хотя намерзлись они за зиму предостаточно… Весна означала, что скоро все изменится. Они получат свои сержантские лычки и разъедутся кто куда. И не надо будет каждое утро вскакивать с постели, чтобы за сорок пять секунд встать в строй; не надо будет каждый день бегать эти дурацкие кроссы; не надо будет изнемогать от непосильных нагрузок в спортзале; не надо будет зубрить наизусть Устав и целую кучу иных наставлений, инструкций; да много еще чего будет не надо… Конечно, в частях, куда они уедут, там тоже не сахар и трудностей наверняка не избежать. Но тяжелее, чем здесь – точно уже не будет.

Праздничное, веселое оказалось утро. И весь день пошел как-то по-особенному. Солнечное, весеннее настроение передалось и сержантам.

– Хотите, предскажу, кто из вас в каком звании пойдет на «дембель»? – предложил старший сержант Гуссейнов.

– Хоти-и-и-м! – дружно ответили сидящие в учебном классе курсанты.

Гуссейнов вышел в центральный проход, встал между столами.

– Вот Илюнцев, например, уволится старшим сержантом.

– А я? – спросил сидевший с ним рядом Листьев.

– Ты – сержантом.

– А я?

– Старшим сержантом.

– А я?

– Старшиной.

– О-о-о-о-о! – разом загудели курсанты. – Служби-и-ист!

– А я?

– А ты, Михайлов, младшим сержантом на дембель пойдешь.

– Почему младшим-то? – обиделся курсант. – Я что, хуже других?

– Ты же залетчик, Михайлов. У тебя это на лбу написано. Дослужишься до старшего, а перед дембелем тебя разжалуют.

– За что?

– За самоволку.

– Ну, это мы еще посмотрим…

– А я, кем уволюсь? – поднял руку Урманов.

– Ты? – Гуссенов улыбнулся. – Старшим сержантом, конечно.

После занятий Урманова вызвал к себе командир роты. Открывая дверь в его кабинет, Урманов не мог понять, зачем он понадобился?

– Разрешите?

– Заходи… – капитан Курбатов отложил в сторону бумаги. – Присаживайся.

Урманов послушно опустился на краешек стула.

– Ты, говорят, неплохо рисуешь?

– Так точно.

– Стенгазету надо оформить. Сможешь?

Урманов пожал плечами… Обычно этим делом занимался писарь Пономаренко.

– Пономаренко сейчас в штаб дивизии командирован на неделю, – объяснил ситуацию ротный. – А у нас учения на носу… Начальство из округа пожалует, проверяющие… Ну, как, справишься?

– Попробую.

– Что значит попробую? Ты же в армии… Надо отвечать есть, товарищ капитан!

– Есть, товарищ капитан, – улыбнулся Урманов.

– Ну, вот… Другое дело, – ротный энергично встал, прошелся по кабинету, достал из шкафа свернутые в рулон листы белого ватмана, цветные карандаши, фломастеры. Разложил все это на другом столе, возле окна.

– Твое рабочее место… Сколько времени потребуется?

– Дня два, наверное.

– Отлично. Можешь прямо сейчас приступать.Это неожиданное поручение приятно удивило и обрадовало Урманова. Теперь на целых два дня можно было позабыть о службе.

Урманов сидел за столом, возле окна, расчерчивал белый ватман, писал что-то красивыми печатными буквами, рисовал… Было такое чувство, будто он опять дома, вернулся из школы и делает уроки. А за окном не строевой плац, а знакомый с детства дворик, где в туманном мареве весеннего дня неподвижно стоят большие деревья. И тишина… Мерно тикают старые настенные часы. Дома нет никого – отец и мать на работе, брат в школе, во вторую смену. Он дома один, что-то пишет в тетради. От ребристой батареи веет уютным теплом. Кот дремлет на стуле… С высоты четвертого этажа видна покрытая просевшим весенним снегом улица. За ней в тумане проступают очертания железнодорожной станции. Оттуда доносятся приглушенные расстоянием и двойными оконными рамами лязг вагонных автосцепок, короткие сигнальные гудки. По раскисшей дороге медленно едет автобус, разбрасывая в стороны темную жижу. Редкие прохожие спешат куда-то по своим делам. Сонная, благостная тишина… Можно включить телевизор, поставить чайник, достать из холодильника что-нибудь вкусненькое…

Хлопнула дверь, в кабинет вошел незнакомый офицер, поздоровался с ротным.

– Наше с тобой мероприятие отменяется.

– А что так? – спросил капитан Кубатов.

– В наряд заступаю, дежурным по части.

– Так ты же вроде недавно был?

– Надо Жорика подменить. Он в Москву собрался.

– Зачем?