Дважды – не умирать

Следом за этими двумя «диверсантами», на расстоянии метров тридцати, двигались остальные. Когда боевое охранение приблизилось к засаде, Урманов подивился необычной расцветке их маскхалатов. Они были раскрашены в бело-желто-коричневый цвет, чем-то напоминавший окрас тигра. Только рисунок у них был еще более сложный. На фоне снега, деревьев и сухой прошлогодней травы человек в таком одеянии становился, практически незаметен. Лишь движение выдавало его.

По заранее оговоренному сценарию, курсанты знали, как следует себя вести и что делать. Надо было пропустить боевое охранение вперед и брать основную группу. Потому что чемоданчик с «малогабаритным ядерным фугасом» наверняка должен был находиться у кого-то из тех, кто шел следом.

С автоматами наизготовку, по колено в воде «диверсанты» из боевого охранения осторожно двигались по руслу неглубокого ручья. Урманов отметил, что у них с собой не было ничего лишнего – только оружие, да боекомплект, который угадывался на поясе под оттопыренными маскхалатами.

Прижавшись щекой к холодному ребру откидного приклада, Урманов через автоматный прицел следил за противником. Вот эти двое уже совсем рядом, в нескольких шагах… Внезапно, идущий впереди остановился.

«Ну, иди же вперед! Чего встал!» – мысленно подгонял его Урманов, но тот не двигался. С озабоченным видом он вертел по сторонам головой, прислушивался и, казалось, даже принюхивался.

Основная группа тоже замерла в отдалении. Пауза затягивалась… Медленно-медленно «диверсант» подтянул к груди автомат и…

– Стой! Бросай оружие! – конец фразы сержанта Бадмаева утонул в оглушительном грохоте автоматных очередей.

Тут же, в ответ, с двух сторон по «диверсантам» ударили из своих АКС затаившиеся в засаде курсанты.

Фигуры в маскхалатах растерянно заметались и, яростно отстреливаясь, начали спешно отходить вдоль ручья. В нескольких шагах от Урманова рванул, брошенный кем-то из «диверсантов», взрывпакет. Его окатило брызгами воды, в ушах зазвенело.

Заменив опустевший магазин, Урманов короткими очередями продолжал стрелять по спешно отходящему противнику, пока у него совсем не закончились патроны.

В общей сложности бой длился секунд сорок. Автоматная дробь очередей оборвалась так же внезапно, как и началась.

– Тигры, Тигры!.. Я Ольха! Как слышите, прием…

Урманов обернулся на голос. Подполковник с белыми повязками на рукавах вызывал кого-то по рации. Как он оказался рядом, Урманов и не заметил.

– Тигры, ответьте Ольхе! – снова настойчиво повторил офицер-посредник.

– Да, Ольха!.. Слышу! – сквозь треск эфирных помех долетел до Урманова чей-то голос. Человек, отвечающий подполковнику, говорил с одышкой, как будто на бегу.

– Тигры, Тигры!.. У вас два «двухсотых» и два «трехсотых»… Как поняли? Прием.

Возникла короткая пауза. Потом прежний голос, прерываясь на вдохе, ответил:

– Понял вас… Два «двухсотых», два «трехсотых»!.. «Двухсотых» встречайте… «Трехсотых» берем с собой!

Урманов догадался, что посредник говорил с кем-то из «диверсантов». Может быть тоже с посредником, а может – с командиром группы.

Захрустели ветки, послышался шум. Это сквозь кустарник продирался к бойцам командир учебной роты.

– Ну, молодцы, второе отделение! Ну, герои!.. – капитан Курбатов сиял от радости. – Я уже доложил в штаб, сейчас их быстро тут заблокируют.

Ротный был несказанно доволен. Еще бы… Ведь если бы не его бойцы, неизвестно чем могли закончиться учения и какие выводы сделали бы проверяющие. Надо думать, генерал оценит и не оставит это без внимания.

– Товарищ капитан, – сказал офицер-посредник. – У вас тоже двое раненых.

– Двое? Прекрасно… То есть, конечно, очень жаль. Но убитых нет?

– Нет.

– А у противника?

– Двое «двухсотых», двое «трехсотых».

– Это хорошо. С ранеными они далеко не уйдут. Это их здорово свяжет.

Капитан Курбатов огляделся по сторонам.

– Старшина! Где тебя носит?!

– Я здесь, товарищ капитан! – отозвался из-за куста прапорщик Гладченко.

– Иди сюда!.. Значит так. Берешь второе отделение, «раненых» на плащ-палатки – и через поле. На том краю седьмая рота стоит. Там пока побудете.

– А вы?

– Мы сейчас развернутой цепью прочешем эту лощинку и скорее всего, встанем на выходе. А дальше – как прикажут…

В этот момент все увидели двух человек в маскхалатах, неторопливо бредущих вдоль ручья. Это и были, по всей видимости, те самые «двухсотые» противника. По устоявшейся терминологии, ставшей уже общеизвестной, «двухсотыми» военные называют убитых, а «трехсотыми» – раненых.

– Товарищ подполковник… – приложив руку к вязаной черной шапочке, начал было один из «диверсантов», но посредник жестом остановил его.

– Не ко мне… Вот, капитан здесь за старшего.

– Товарищ капитан, бойцы диверсионно-разведовательной группы «Тигр» временно прибыли в ваше распоряжение… Здравия желаю! Старший лейтенант Бритенков…

– Прапорщик Янсон, – добавил второй и, козырнув, тоже пожал руку капитану.

Курсанты обступили «диверсантов» со всех сторон, с любопытством разглядывая их необычное обмундирование.

– Красивые у вас маскхалаты.

– Самим нравятся.

– А что внизу?

Тот, который представился прапорщиком, молча, расстегнул маскхалат. Под ним были непромокаемые болотные сапоги-бродни с комбинезоном до груди на лямках.

– Воду держат хорошо, но бегать в них неудобно.

– Вы что, так по ручью все и шли?

– Нет, конечно… Только там, где снег, чтобы следов не оставлять.

– А вы вообще кто? Не из нашей части?

– Спецназ ГРУ, – ответил за прапорщика его напарник. И невозможно было понять по его хитро прищуренным глазам, шутит он или говорит правду.

Перед выходом Урманов принес в котелке немного березового соку. Он слил туда все, что набежало. Получилась где-то треть котелка.

– А чего так мало? – удивился Гвоздев.

– Так не из крана же… Сколько накапало…

Отхлебнув немного, Урманов пустил котелок по кругу. Каждому досталось по глотку.

– Растравил только, – вздохнул Кольцов. – Воробью и то не напиться.

Прежде чем выдвигаться, второму отделению предстояло решить, кто из них будет изображать раненых.

– Давайте я буду, – предложил Гвоздев.

– Еще чего! – возмутился Широкорад. – Давайте уж лучше я собой пожертвую.

– Ты-то чем лучше? Центнер чистого веса.

– Хватит спорить, – вмешался прапорщик Гладченко. – Ранеными у нас будут Пантюхин и Мазаев. Вопросы?

Вопросов ни у кого не возникло. Все было абсолютно справедливо. Эти двое были самыми легкими из всего отделения.

«Счастливчики, – подумал Урманов. – Лежи себе, отдыхай… А тут – с ношей, через лес. Да еще и оружие их, со снаряжением в придачу на себе тащи…»

– Скажите еще спасибо, что посредник оружие и боеприпасы этих «двухсотых» на вас не повесил. А ведь мог бы… – ободрил напоследок их старшина.

Ухватившись за края плащ-палаток, в которых лежали «раненые», курсанты пошли от ручья по пологому склону вверх. Здесь, в тени деревьев снегу было еще много. Местами ноги проваливались почти по колено. Но бойцы упорно двигались вперед, туда, где среди частокола березовых стволов уже угадывалось большое поле.

Выбравшись на чистое место, курсанты устроили маленький привал, отдышались и пошли дальше. Ступать по оттаявшей твердой земле было гораздо легче. Да и кусты с деревьями не мешали. Поэтому довольно быстро они оказались на краю поля.

– Стой, кто идет! – послышался грозный окрик.

– Свои! – ответил, остановив группу, старшина.

– Пароль?

– Скала… Отзыв?

– Гранит… Проходите.

Как оказалось, никого, кроме пары часовых из седьмой роты здесь не осталось. Все ушли в оцепление. Только три грузовика с обтянутыми брезентом кузовами стояли на пригорке. Возле них расположились водители, которые палили небольшой костерок и жарили на огне «шашлыки» из сосисок. Где они их раздобыли – непонятно. Хотя шоферам из автороты достать что-либо цивильное – не проблема. Были бы деньги… Запах костра, с ароматом жареных сосисок мгновенно заставил курсантов вспомнить о еде. Они ведь со вчерашнего вечера ничего не ели. А солнце уже клонилось к закату. Урманов с надеждой посмотрел на старшину.