Лысая (СИ)

Во дворе Пашка никого не встретила. Войдя в подъезд, окутанный желтоватым полумраком и знакомым запахом, она краем уха услышала, как из-за одной двери доносятся звуки телевизора, и стала подниматься по лестнице. Как обычно — через ступеньку. В почтовом ящике было шаром покати, даже проверять не стоило. Поднявшись до двери своей квартиры, Пашка увидела, что перед дверью кто-то стоит.

Поднимаясь медленно, она гадала: кто это может быть в такой час? Причём это был кто-то, кого она совершенно не узнавала: ярко-красная куртка с накинутым на голову капюшоном, совсем маленький рюкзак за спиной… Кто-то стоял и упорно сверлил взглядом в дверь. Ждал ответа, или опасался звонить?

— Ты к кому?.. — осторожно спросила Пашка, наконец, поднявшись. Про себя подумала: ещё гостей тут не хватало.

Гость обернулся, встретившись с ней глазами, и Пашка подумала, что всё это время наверняка переживала очень-очень длинный сон. Она пошатнулась на месте, широко раскрыв глаза и, чтобы не упасть, опёрлась на перила.

— Марья?!

====== 17. Марья ======

1.

Первое, что сделала Пашка — испугалась.

Она покачнулась на ногах, ставших внезапно ватными. Подумала: если это настолько сильная и реалистичная галлюцинация, то у неё точно едет крыша. Но Марья, кажется, не была галлюцинацией, потому что не рассеивалась.

— Привет, Паша!

— Ты что тут делаешь?! — изумилась Лысая, но отвечать ей Марья не собиралась, накинувшись на подругу с объятиями, и заключив в них её. От её волос пахло холодом, хвоей и какими-то явно шампуневыми фруктами. И почему-то засохшей глиной.

— Я с папой прилетела! — радостно сообщила ей Марья, улыбаясь во весь рот. В темени подъезда Пашка рассматривала её счастливое лицо, точно такое же, как несколько лет назад. — Паш, что с тобой было?!

— Так, давай ко мне зайдём, нечего тебе морозиться…

Впустив Марью в квартиру, Пашка быстро скинула ботинки, крикнув в сторону гостиной:

— Ма-а-ам! Я гостей привела! Поставь чайник, пожалста!

Мама несколько раз встречала Марью вместе с Пашкой, а потому они были знакомы.

— О, Маша! Ты какими судьбами?

— Мой папа, — пропыхтела Марья с улыбкой, стягивая с шеи шарф, — прилетел сюда на пару дней по работе, ему нужно встретиться с коллегами… Что-то там, связанное с раскопками. Я как узнала, что он сюда летит — за ним увязалась. Потому что Паша написала, что с ней что-то произошло, а потом на звонки и письма не отвечала… Я так волновалась!

Когда она, наконец, разулась и избавилась от громоздкого пуховика — оставшись в тонком меховом свитере Пашка со словами «а ну иди сюда, паскудница!..» зажала её в крепких объятиях и с лёгкостью подняла в воздух. Марья радостно завизжала, заколотив её по спине.

— А сейчас идём мыть руки!

Марья сопротивлялась, но, кажется, была не против.

Ладан с интересом наблюдал за гостьей, а когда она, наконец, спустилась на землю, набросился на неё, принявшись обнюхивать. Марья собак очень любила, так что присела на корточки и стала в ответ чесать довольного пса за ушами и вдоль спины. Это продолжалось около минуты, так что Пашка не преминула дотянуться до телефона и сделать фотографию.

— Видеосъёмка запрещена, я личность непр-р-р-рикосновенная, — пробурчала Марья, не отрываясь от своего занятия. Ладан был счастлив: наконец-то ему уделяли достаточно внимания!

— Только руки помыла, и уже к собаке… — с лёгким упрёком сказала Пашка.

Марья посмотрела на неё. Отпустив Ладана, поднялась, подошла ближе и встала прямо напротив неё, глядя вплотную, чуть-чуть — снизу вверх.

— Ты что, брилась? — спросила она.

Пашка набрала в грудь воздуха. Момент истины настал.

— Ага. Налысо. Недавно вот… снова обрастать начала.

Поглядев какое-то время, Марья протянула руку и провела пальцами по тонкой щётке волос на Пашкиной макушке.

Улыбнулась.

— Тебе очень идёт. Мне даже немного интересно, как выглядит… ну, совсем без волос. Но так даже симпатично… Ой, а ты что, татуировку набила? — шёпотом изумилась она. — Ва-а-ау…

С Пашкиного сердца сошла лавина.

— Так значит, ты сюда с папой прилетела?

— Угу, сначала в Пермь, а оттуда на автобусе…

— А как же универ? Ты разве не учишься?

— Пару дней пропущу, ничего страшного. Я очень за тебя волновалась.

Несмотря на то, что в кухне была ещё и мама, говорить такое Марья не стеснялась ни на йоту.

— Паш, а что произошло?

— Да… Ничего особенного, — уклончиво ответила Пашка. — Подралась очень неудачно. Куча синяков и ссадин была, даже сотрясение.

— Ох…

— Но сейчас я в норме! Зажила, как видишь. Пара шрамов осталась, правда, но всё хорошо, чесслово. Только сегодня выписали — и тут ты приезжаешь…

— Извини, я хотела предупредить, но твоего домашнего я не знаю, а на звонки и письма ты не отвечаешь… А с папой увязаться было не так и сложно, ему все полёты институт оплачивает. Пара часов — и я тут… А в Питере такая метель разгулялась, что некоторые рейсы даже отменили! Мы буквально под самый её конец попали, ещё бы чуть-чуть и тоже бы ждать пришлось.

— А ты всё такая же болтушка, — довольно заметила Пашка, опёршись на руку щекой. Марья, которую она запомнила со школы, немного укоротила густые чёрные волосы, да и чёлка со лба исчезла.

— Ой, правда… Болтаю без умолку, — спохватилась она, — часто замечаю за собой. Давай ты, Паша, расскажи, а я послушаю! Мне интересно, как у вас тут…

— Аааа, ну…

Пашка неуверенно поглядела на маму, хлопочущую за бутербродами: кажется, ей тоже хотелось послушать. Марья, проследив её взгляд, коротко кивнула, не став задавать лишних вопросов: подождём. Пашка довольно улыбнулась — который раз за вечер. Она привыкла, что время безоговорочно кромсает и меняет всех без исключений, но Марье как будто удалось с ним договориться: её изменения были вполне в пределах нормы и походили на нормальное такое взросление.

Мама, почуяв их молчание, начала расспрашивать Марью о том, что больше всего её волновало: куда поступила? бюджет или платное? сложно учиться? дали ли общежитие? Только заслышав первый вопрос, Пашка поняла, чем всё кончится

Мама оставила их, когда чай был уже допит. Какое-то время Пашка и Марья долго молчали.

— В общем… — начали они хором, и тут же, смутившись, замолчали.

— Н-н… давай ты первая.

— То… Сообщение, которое я летом отправила. В общем, прости пожалуйста, это какой-то придурок до моего телефона дотянулся…

«Обманщица».

— Ааа, да ничего страшного! Я так и поняла.

Помолчав ещё немного, Марья покосилась на проход в коридор, а потом понизила голос:

— Ну так что на самом деле случилось?

Они прошли в комнату к Пашке. Та не стала включать свет и, впустив внутрь Ладана, явно присутствием Марьи довольного, плотно закрыла дверь. Включила компьютер — экран в нужной мере разгонял сумрак комнаты.

Марья, немного походив, забралась на угол дивана в центре комнаты, уселась на спинку и выжидательно уставилась на Пашку. Та ухмыльнулась.

— Что, Джон Леннин, до своего судна добрался? — скаламбурила она случайно, но после подумала, что вышло вполне себе неплохо для импровизации.

— Мне так интереснее, — Марья пожала плечами. — Ну, рассказывай! Тут есть какая-то тайна, да?

— Да не то чтобы прямо-таки тайна…

— А чего тогда маме ничего не говорила?

— Есть такой вид произошедшей со мной поеботы, которую родителям лучше никогда не знать.

— Но мне-то ты расскажешь?

Подойдя к диванному «судну», Пашка присела на него, попутно скинув на пол что-то, что на нём валялось. Откинулась на спинку, поглядев сквозь окно балкона куда-то вдаль. Будто бы почувствовав её настроение, Марья ловко скользнула вниз по спинке и тут же очутилась у неё под боком.

— Расскажу.

И Пашка пустилась в долгое, продолжительное повествование, которое она когда-то Марье уже рассказывала… Правда, в тот раз роль Марьи исполнял молчаливый таксофон, никак не способный прокомментировать рассказы Лысой. Начать пришлось аж с происшествия с Зайцем, потом плавно перейти к Истомину, после в двух словах упомянуть о Кире и его тёрках с Клоунами, и про случайную встречу с Наташей. В который раз Лысая удивилась, насколько эти все события были тесно между собой связаны: чтобы в подробностях рассказать о произошедшем, приходилось разматывать спутанный клубок воспоминаний, похожих на разноцветные нити. Пашка очень ярко представила саму себя с клубком цветистой пряжи в руках: она разматывает её настолько долго, что со временем нити опутывают, захватывают её пальцы наподобие эластичного бинта. События и люди переплетались, путались, разрывались и перемешивались, так что разобраться в этом драбадане становилось решительно невозможно.