Лысая (СИ)

Палыч во дворе опять кормил голубей где-то взятым хлебом, да о чём-то говорил с ними. Когда Пашка прошла и поздоровалась, он даже не сразу заметил, а, заметив, улыбнулся ей.

— Доброго тебе дня, Пашенька! Как твоё здоровьице?

— Ничё, не жалуюсь, вот из больницы выписали…

— А слыхал, слыхал… Пока тебя не было, тут к тебе ребятишки бегали. Славные такие…

 — Шарава что ли… А что хотели, не знаешь?

— Да откуд мне, я что, слушаю их что ли…

Дома её встретил радостный Ладан, и Пашка даже немного с ним прогулялась вокруг дома — больно славная на улице царила погода, хоть иди гуляй с заброшенскими, как в старые-добрые. У неё ещё и двухдневное освобождение от школы действовало, так что ближайшую пару дней Лысая планировала потратить либо на безделье, либо на разгребание огромной кучи всего, что накопилось у неё по учёбе. То, что она справится, Пашка не сомневалась (думала про себя: плавали, знаем…), вот только тратить столько времени на задания было до одури жалко.

Пока пёс бесился на поводке, бегая вокруг хозяйки, пугал голубей, метил деревья и мусорки, да перегавкивался со всеми другими собаками, которых видел, Пашка думала обо всяком: об учёбе, о Ксении (и об Истомине совсем немного), и, как ни странно, о будущем. О нём она обычно задумывалась по-мальчишески мало, однако теперь почему-то в голову то и дело лезли мысли о том, что будет после школы. И если летом ещё можно было отмахиваться, мол, «поступлю в колледж, а там будь что будет…», то теперь всё решительно поменялось. Вышло так, что, распрощавшись с компанией из заброшки, Лысая будто бы растеряла тот бесшабашный юношеский пофигизм, что был ей раньше свойственен. Теперь её собственное будущее не казалось будущим какой-то другой Пашки, которая будет после школы: оно придвинулось вплотную, и времени на выбор не оставляло.

«Чем бы я хотела заниматься…»

Как водится, в нужный момент все до единой мысли разлетелись в стороны, и ответить на собственный вопрос Пашка не могла. Обычно все, кто говорил про выпускные экзамены и поступление в вуз, твердили, что начать стоит с того, что нравилось. Иначе говоря, с хобби. Пашка начала загибать пальцы недавно разбинтованной правой руки (на ней осталось несколько шрамов в нескольких местах): она умела сносно петь и играть на гитаре, кое-как плести ловцы снов, относительно неплохо понимала те немногие книги, что смогла дочитать до конца. А ещё, как оказалось, могла играть в шахматы. На этом недлинный список умений заканчивался. Жизнь на таком не построишь, гитарных и шахматных вузов на свете нет, не говоря уж о том, что ни к чему из перечисленного Пашкина душа не лежала. «Может, как Марья, на филолога… Тьфу», — Пашка даже поморщилась. Такое дано только избранным, или заучкам.

Долгие размышления на пару с Ладаном водили Пашку вокруг дома. Навернув несколько кругов, она порядком замёрзла и отправилась греться вместе с гиперактивным псом, которому повезло нагуляться и наваляться в снегу. Уже по пути домой она почему-то задумалась про Ксению и Истомина. Эти двое — особенно девушка — никак не выходили у неё из головы, и Пашка всё думала и думала о том, как, всё-таки, каждый из них стал тем, кем стал?

Дома она почувствовала, насколько сильно утомила её прогулка: освободив Ладана от поводка, она с блаженным чувством разделась, раскидывая одежду в сторону, прошла в комнату, которую больше не рисковали прибирать, и с наслаждением закуталась в плед, как в кокон. Прибежавший за ней вслед Ладан с интересом тыкнул носом ей в копчик: чем это хозяйка тут развлекается, может, неладно что-то? Улыбнувшись в плед, Пашка закрыла глаза, погрузившись в блаженную дрёму.

— Э, Лысая, — позвал её кто-то, и голос отдался эхом. Пашка инстинктивно обернулась, внутри неё всё сжалось: вдруг Марья зовёт? Нет — это был Кир. В своей дурацкой кепке козырьком назад, да спортивной куртке, улыбающийся гопник с сигаретой в зубах. Пашка протянула руку к нему — но её кто-то точно так же позвал сбоку. А когда она отвела взгляд, Кир уже исчез. Один за другим, звали её Сумчик, Простынь, Говнарь, Лизка — выглядящая, как летом, и нисколько не беременная, — Серёга Карбышев, Дима Рубенцов, одноклассники… Позвала её и надменная, хладнокровная Харли с Клоунами за спиной. Все они были в страшных однотипных клоунских масках, с излишне гипертрофированными улыбками и чёрным гримом. Пашка отвела глаза: позвали её — «Лысая!» — Илюшка с компанией, и все смотрели на неё, как на чужую, будто бы не узнавали.

— Эй, Лысая, — позвал её Вольный, сунувший руки в карманы просторных шорт. При виде его Пашку привычно разобрала злость. Но за спиной Вольного стояли ещё люди — и все смотрели на неё, звали её, и будто бы чего-то ждали.

— Лысая… — позвал тонким голосом незнакомый мальчишка в очках. Пашка кое-как вспомнила, что его, как и её, зовут Пашей… вот только кто он, и откуда ей знаком? Откуда он её знает?

Подняв свои чистые-чистые глаза, мальчик Паша протянул девушке Пашке руку. Не рукопожатие, и не требование что-то отдать — он будто бы хотел до неё дотронуться, но почему-то не мог. И Пашка, забыв про всех, кто её окружал, протянула руку к нему…

Проснувшись, Лысая ещё какое-то время глядела в пустоту перед собой. Мысли о том, что она видела, глухим отбойником бились под черепом. Набрав носом воздуха, Пашка вскочила с кровати — случайно наступив ногой на Ладана, который тут же подскочил тоже, подумав, что пора куда-то бежать — и бросилась включать компьютер.

3.

До самого вечера Пашка провозилась с накопившейся домашкой, сделать которую было необходимо, чтобы не нахватать пропусков. Перевела два текста по английскому, сделала около восьми (!!!) упражнений из русского, а затем принялась за сочинения по литературе, основанные на произведениях, которые она не читала. Но на этот случай схемы были уже давно придуманы и разработаны: порыскав какое-то время по Интернету, Лысая скомпилировала мнения из нескольких рецензий, рассудив, что её собственное мнение по поводу Базарова и его весьма странной судьбы наверняка посчитают богохульством.

Истомина, по рассказам одноклассников, временно заменила толстобокая Марина Вагисовна, вечно жалующаяся на то, сколько работы ей достаётся и какие вредные у неё ученики. Дима рассказывал, что свалившийся ей на шею одиннадцатый «А» добавил ей причин для ворчания, а потому домашней работы она задавала гораздо больше, чем Истомин, и даже вреднючая Бобых. Её задания Пашка оставила на потом.

— Ка-а-ак же я заебалась… — зевнула она, откинувшись на спинку стула, когда с уравнениями, наконец, было покончено. Пусть они были не слишком сложные, но их было много, и времени каждое из них отнимало много — вот вредная Вагисовна и отвела душу, назадавав аж шесть «номеров» подряд.

Вспомнив, что наверняка ещё остались какие-то дурацкие задания для подготовки к итоговым экзаменам, Лысая внутренне взвыла. Решила, что всё равно за такую огромную работу — в короткий срок сделать то, другими делалось в течение нескольких недель! — она заслужила отдых.

Вернувшиеся пораньше с работы родители купили небольшой торт в честь Пашкиной выписки. В их семье не было сладкоежек (кроме Ладана), так что это был особый случай. Родители были счастливы, что с ней всё нормально — а у Пашки отлегло с души, что мама не сердится на ту их ссору. Отец дал немного денег на новый телефон, припомнив, что от старого осталась только симка, и Пашка пообещала, что завтра же себе его купит.

Примерно в восемь часов ей написала Полька.

«Паша, привет. Ты не занята? Мне нужна помощь…»

Вытерев о стул испачканные в крему пальцы, Пашка быстро напечатала:

«Без бэ, что надо?»

«У тебя можно переночевать?»

Прежде чем ответить, Пашка некоторое время сверлила сообщение глазами. Понимала: раз Полька пишет подобное ей — значит, у неё наверняка форс-мажор. Сгорел дом, или что-то в этом духе.

«Ни хера себе запросы… а чё случилось?»

«Значит, нельзя?»

Так просто отвечать ей железным отказом Пашка не решилась, а потому спросила: