Лысая (СИ)

В них горел свет.

«Да быть не может…» — не поверила себе Пашка, принявшись вглядываться, и поняла, что это, скорее всего, действительно его окно: она примерно помнила, какой вид на двор открывался оттуда, и, вроде бы, даже занавески были такие же, полупрозрачные и узорчатые. А по левую руку выдавался из стены уступ: чуть выше уровня глаз начинался соседский балкон.

Оббежав дом, Пашка припомнила нужный подъезд, посчитала примерную квартиру и позвонила в домофон, гадая, установлен ли он в его квартире.

— Да? — ответил женский голосок.

Мысли пронеслись в голове Пашки молниеносной строкой: если это его квартира — она поймёт, что они знакомы и впустит, если соседская — они наверняка знают Истомина по имени.

— Здравствуйте, — проговорила Пашка, чувствуя, как еле двигаются замёрзшие щёки, — Я к Олегу Петровичу…

— А вы кто?

— Я его друг.

— Олег Петрович в больнице, дома его нет. Может быть, что-то ему передать?

Кажется, это была та самая девушка, с которой он встречал Новый год. Оставил присматривать за квартирой? Нет, вряд ли он знал, что попадёт в переделку. Скорее всего, просто дал ей вторые ключи.

— Вы не могли бы меня впустить, пожалуйста? Я з-замёрзла очень.

Ни в какой другой ситуации Пашка не позволила бы себе признаться — но она чувствовала, что ещё немного, и превратится в снеговика.

— У Олега не так много друзей. Скажите, кто вы.

— П-паша. Паша Романова. Я в его классе.

Домофон разрешительно запищал, и Лысая нырнула в тёплый — кажется, отапливаемый — подъезд, показавшийся ей, ни много, ни мало, коридором в светлое будущее.

Дверь в квартиру открыта не была, пришлось стучаться.

На пороге действительно возникла та самая девушка в очках, которую видела не Пашка, а Лысый дед Мороз. Одетая в серый шерстяной свитер, тёплые колготки и мохнатые тапочки, она сейчас была квинтэссенцией всего, чего Пашке так хотелось. Наверняка ещё и кофе прихлёбывает.

— Проходи, — пригласила она, впуская Пашку внутрь.

— Извините, что так поздно, — шмыгая носом, пропыхтела та, разуваясь и вытряхивая из ботинок снег. — А вы его жена?

Она прекрасно знала, что это не так, но старалась поддерживать легенду, будто впервые её встречает.

— Нет-нет! Я… Тоже его друг, в какой-то мере. Ксения, очень приятно. Ты Паша, да? Олег про тебя рассказывал. Проходи, я чай поставлю.

«Странные они друзья, раз живут вместе…» — подумала Пашка, снимая куртку и вешая её на крючок.

Кухня в отсутствие Истомина не претерпела никаких изменений, разве что Ксения здесь прибралась немного. Когда Пашка вошла, щёлкнул и зашипел, нагреваясь, чайник.

— Рассказывал, говорите…

— Ох-х, а ты чего вся в бинтах?

— Да я… Из больницы, типа, сбежала, — ухмыльнулась Пашка, усаживаясь на ту же табуретку, что и всегда. Но Ксения, кажется, была обеспокоена.

— Что-то серьёзное? Господи, да ты же вся дрожишь…

— Да, я… Промёрзла вся, пока шла.

— Давай рассказывай. Почему в больницу угодила, и почему вообще оттуда ушла. Я сейчас тебе плед принесу…

«А ведь пока я в бинтах на башке — ни татухи, ни лысины не видать. Авось вот и выгляжу как почти что нормальный человек…» — подумала Пашка. Ксения действительно принесла тяжёлый махровый плед, и накинула ей на плечи. Лысая мельком подумала, что жизнь постепенно становится вполне себе сносной.

— Рассказывай, — повторила Ксения.

— Это очень долгая история.

— Я никуда не тороплюсь. Олег мало про тебя говорил — только что ты напоминаешь ему сестру, да подружились вы при странных обстоятельствах. Но я уже сказала: друзей у него не очень много, по крайней мере, тех, о ком я знаю. Это говорит о том, что он очень избирателен в отношении людей. Так что все его друзья — это и мои друзья тоже.

— Вы точно не его жена? — ухмыльнулась Пашка.

— Точно! Мы и знакомы-то всего-ничего. Но не переводи тему. Давай сначала: как ты оказалась в больнице, почему сбежала оттуда, и почему пришла сюда.

Пока Пашка говорила, чайник успел вскипеть. Ксения оказалась внимательной слушательницей, не перебивала её вещами вроде «а ты?!», «а дальше что?». Даже звонок сбросила, когда телефон на столе завибрировал. Вскоре перед Пашкой оказалась кружка дымящегося вкусного чая, а тяжёлый плед на плечах наконец-то начал выполнять свои обязанности и согревать её продрогшие кости. То и дело сбиваясь, и возвращаясь назад — Пашка не очень умела плавно выстраивать повествование — она рассказала про Харли и про Клоунов, про тот день, когда Истомина избили, и когда Польку взяли в плен; про то, как она в одиночку — потому что на помощь, кроме не слишком полезного в драках Димы Рубенцова, звать было некого — пошла её спасать; про то, как оказалась в больнице после драки, и как там было тяжко. И наконец — про то, как её спасли из больницы одноклассники, но отказались принять к себе домашние.

— Вот такие вот дела… Так что теперь мне, типа, немножко негде ночевать.

Ксения изумлённо смотрела на неё во все глаза.

— Ты дралась?! Одна, против толпы парней?

— Ой, да не такая уж там и толпа была… — отмахнулась Пашка, морщась. — Я не Брюс Ли какой-нибудь, просто немного махаться меня друг научил, а тут я ещё и на взводе была, плюс эта хреновина к руке прицеплена — такой Фредди Крюгер, вы бы видели.

— Давай на «ты», я не старуха какая-нибудь…

— Без проблем. В общем, не представляй себе лишнего, потому что в итоге, как выразился мой одноклассник, меня как… как будто катком переехало. Видишь же.

— Но ты выжила! — настаивала Ксения. — И подругу свою спасла!

Пашка махнула рукой.

— Спасти её не так уж сложно было, её там не особо и держали… То есть, держали, конечно, но им только я нужна была. Так что её быстро отпустили. А то, что выжила… просто повезло, могла и копыта откинуть.

Они немного помолчали. Затем Ксения спросила не очень уверенно:

— А это правда они Олега избили?

— Похоже, что да.

— А из-за чего, не знаешь?

— Да хрен его знает… — внутри Пашки всё сжалось, пальцы сильнее сцепились на керамической ручке. — Гопари же обычные, бесятся…

«Это не из-за меня, это не из-за меня, это не из-за меня…» — повторяла она себе мысленно.

— Ммм… Может, в полицию обратиться? Заявление написать, — предложила Ксения не слишком уверенно. — Ты кого-нибудь из них запомнила?

— Я не только запомнила, я ещё и имя их атаманши знаю. Но х… кхм, фигня в том, что она сказала тогда: что её батя какой-то бизнесмен на короткой ноге с мэром, и отмажет её вообще от всего. Наташа Рябова её зовут.

— Рябова?! — изумилась Ксения.

Они долго смотрели в упор друг на друга.

— Ты что, с ней знакома? — спросила Пашка напряжённо.

— В целом… Да, но совсем немного. Видишь ли, — она скрестила длинные пальцы рук, — я по образованию психолог. И какое-то время работала с «трудными» подростками… В общем, в исправительной колонии. Около года. Больше не выдержала.

— Фига себе, — негромко удивилась Пашка, прихлёбывая чай. — Ты не похожа на кого-то, кто… кхм, работал в колонии.

— Ладно, это была не совсем колония, просто я зову её так… На самом деле, невелика разница, что колония, что училище для трудных подростков. В общем, я недолго там работала, и Наташу Рябову хорошо запомнила.

— Серьёзно? Хотя чему я удивляюсь…

— Знаешь, теперь, после твоего рассказа, я складываю в голове картинку и понимаю, что это… ну, скорее всего, вполне логичный итог. Насколько я помню, даже в училище Наташа часто собирала вокруг себя других… Харизматичный лидер.

Что-то под черепом шевельнулось: кто-то уже так про кого-то говорил. Вспомнить было несложно, и Пашка спросила:

— А Настю Истомину не знаешь, случайно?

— Так ты в курсе?.. Знаю. Из-за неё мы с Олегом и познакомились.

Лысая подняла брови.

— То есть, ты её…

Ксения неуверенно пошевелила пальцами, будто что-то сминая в руках.

— Я работала с ней какое-то время… Знаешь, если человек уверен, что ему, кроме смерти, ничего хорошего в жизни не назначено — переубедить его сложно. А с Настей ещё и много плохого случилось, о чём она никому не рассказывала, ни мне, ни Олегу, ни родителям.