Лысая (СИ)

— Паш, откуда ты знаешь?! — изумлённым шёпотом спросила Полька.

— Да это же очевидно! Если в боевике есть лифт — значит, он обязательно упадёт, законы жанра. Во, смотри, сейчас в них стрелять начнут…

За полтора часа, пока шёл боевик, Пашка до отвала наелась попкорна, оставленного кем-то на соседнем кресле, а после этого, не очень интересуясь происходящим на экране, стырила у Димы телефон и, припомнив Марьин сотовый, отправила ей небольшое сообщение:

«Пишет твой хороший друг и товарищ Паша Романов: рухнув с высотки, я вдребезги разбил своё тело и телефон, но чудом остался жив! Как только доберусь до компа, разберу все твои драбаданы!»

Лысая искренне понадеялась, что Марье «зайдёт» такой юмор. Сменила заставку на экране на какую-то тошнотворно-анимешную, похихикала и вернула телефон владельцу. В темноте кинозала Дима негромко ругнулся, грозно взглянув на Пашку — но та принялась делать вид, что боевик её вдруг очень сильно заинтересовал.

Спустя время, однако, к ней под череп вернулись привычные неприятные мухи: наверняка влетит за то, что сбежала из больницы, по учёбе она наверняка кучу всего пропустила. А хуже всего было внезапное осознание: Истомин всё ещё в коме, а она решила повеселиться.

«Ну что мне, вешаться что ли теперь…» — подумала Пашка, не очень уверенно нахмурившись. Выстроенные вокруг неё радостные декорации вдруг оказались чуть ли не картонными и сыпались на глазах. Минутка свободы от больничного плена ослепила её, но после яркого света пришло осознание, что мир вокруг по-прежнему не покрыт блёстками, всё так же к ней холоден и равнодушен. Настроение упало резко, и Пашка, коротко шепнув Польке, что ей нехорошо, вышла из кинозала.

Кинотеатр она покинула в спешке, чтобы её не вздумали догонять.

В больницу возвращаться не хотелось, так что Пашка пошла домой.

Чувствовала она себя вполне приемлемо, правда, не была уверена в том, что нужно будет делать с болячкой на закрытом глазу. Отмахнулась — «заживёт, на мне всё заживает, как на собаке» — и решила, что ничего не хочет кроме одиночества и громкой музыки. А дома, наверное, письмо от Марьи ждёт. Да и много всякого! Пашка точно знала, что не вынесет ни дня больничных запретов, отвратительной еды, вечно больных и жалующихся старух и бесполезных процедур, которые в последнюю неделю продолжаются просто ради профилактики. Складывая все эти аргументы в голове, Пашка посчитала, что родители точно не смогут ничего ей возразить. Позвонят врачам и скажут, что она дома долечится.

Дома её прыгучим лаем встретил соскучившийся Ладан, принявшийся вставать на задние лапы и многозначительно указывать на поводок, лежащий на тумбе. Потрепав его по щекам и погладив за ухом, Пашка радостно пообещала, что погуляет с ним папа, и отправилась в свою комнату.

Там она немедленно пришла в ярость: пока её не было, родители прибрались в её комнате. Пол был вымыт, постель заправлена, мусор из-под стола вынесен, на столе была вытерта накопленная за долгое время пыль, с подоконника убраны на стол (в омерзительно-аккуратную стопочку) тетради и учебники, даже гитара протёрта от пыли и сверкает чистотой, так хитро и недобро. Взвыв от злости, Пашка с силой хлопнула за собой дверью, несколько раз топнула ногой, хотела ударить по стене кулаком, но больной рукой бить было не самым умным решением.

Включив компьютер, она выкрутила громкость колонок на полную мощность, и под агрессивный рок принялась наводить в комнате свой собственный порядок. Разметала в стороны тетради и учебники, мощным пинком выпихнула кусок дивана обратно на середину комнаты; постель, как могла, разворошила и взъерошила, скомкав покрывало, всё это сопровождая рыком и неумелыми подпеваниями. К сожалению, не очень помогало. Искусственно наведённый бардак тоже представлял собой порядок, а настоящий, истинный хаос должен был заполнять собой помещение постепенно… и как легко было разрушить его прекрасную гармонию?

— На хрена вы это сделали?! — заорала Пашка во всё горло, вскочив на угол дивана и зная, что в квартире всё равно никого нет, а значит, её никто не слышит. — ПОШЛИ НА ХЕР СО СВОИМ СРАНЫМ ПОРЯДКОМ, БЛЯДЬ!!! В ПИЗДУ!!! НИЧЕГО НЕ ХОЧУ!!! КАТИТЕСЬ ВСЕ К БЛЯДСКИМ ХУЯМ СО СВОИМИ ИДИОТСКИМ ПОРЯДКОМ!!! В МОЕЙ, СУКА, КОМНАТЕ!!!

В потолок кто-то несколько раз сильно стукнул, на что Пашка не замедлила ответить, прокричав:

— КАТИСЬ НАХУЙ, ПОНЯЛ?!! ПО ГОЛОВЕ СЕБЕ ПОСТУ… — она пошатнулась, чувствуя, что падает. Упала прямо на больную руку, случайно задев провод от колонок и выдернув его. Музыка затихла. Руку кольнуло болью, а Пашка бессильно уронила голову на пол, видя результаты своих тщетных попыток восстановить былую беспорядочную красоту комнаты. Лысую охватило тягостное бессилие. Все слова были выкричаны, она попыталась ещё как-нибудь обидеть окружающую пустоту, но вышел лишь пустой хрип.

Она хотела даже немного заплакать от того, насколько вдруг стала бессильной — но лишь закусила губу, содрала с глаза надоевший компресс, отшвырнув его в сторону, закрыла глаза и, положив голову на руку, беспокойно задремала до прихода родителей.

4.

Разбудила её, растолкав, обеспокоенная мать.

— Паша, что случилось? Ты почему не в больнице? Что за бардак ты тут устроила?

— А что за порядок вы тут навели… — пробурчала сонная и недовольная Пашка, поднимаясь с пола. — Как вы вообще могли убираться в комнате, пока меня тут нет…

— Вот пока тебя нет — и прибрались, чтобы ты не фыркала, а квартира по-человечески выглядела. Скажи, ты почему из больницы ушла? Тебя уже выписали?

Пашке ужасно захотелось соврать — но она покачала головой.

— Я сама свалила.

— В каком смысле, «сама»?! — изумилась мама. — Ты же вся в бинтах! Кто тебя выпустил?!

— Да я вышла на пять минут, вернулась — а отделение закрыто. Ну пошла погулять, а потом думаю — нафига мне возвращаться, я всё равно почти здорова. Мам, ну серьёзно: отлежусь дома, сама поправлюсь…

— Что значит «сама»?! Ты думаешь, это шутки?! У тебя сотрясение, Паша! Это очень серьёзно! Ну-ка быстро вставай и одевайся. Едем в больницу.

— Мам, послушай…

— Нет, это ты послушай! — оборвала её мама на полуслове. — Я уже до седины наслушалась от докторов и учителей. Про то, как ты ведёшь себя в школе, что ты там вытворяешь, сбегаешь с уроков, постоянно дерёшься! У тебя даже зимняя куртка постоянно в крови, ты считаешь, это нормально?! То, что тебе за твои выходки выломали руку — это, по-твоему, нормально?!

— За мои выходки? — изумлённо переспросила Пашка. — За мои выходки?! То есть, по-твоему, я это заслужила?!

— Глупостей не болтай, и не переиначивай мои слова! Я просто говорю, что устала постоянно смотреть, как наплевательски ты относишься к нам с папой, и к себе самой! Паша, пожалуйста, хватит, умоляю тебя! Едем в больницу, извинишься перед врачами и пролежишь столько, сколько положено…

— Да я там скорее сдохну! — не выдержала Пашка. — Мне не нужно лечение, понимаешь?! Я здорова! Целый месяц зря там валялась, меня пичкали препаратами, хотя от той драки отошла я за неделю! Им там вообще плевать, что есть я, что нет меня! Мама, в твоих силах просто взять, позвонить и сказать, что со мной всё «ок», и что мне ничего не нужно! Да эти бинты сами с меня спадут!

— Паша, хватит болтать глупости. Быстро одевайся, мы идём в больницу, — сказала мать не терпящим возражения тоном. Развернулась и быстро зашагала к двери. На душе Пашки разлилась горечь неизбежного поражения.

— Хоть раз ты можешь меня послушать?! — крикнула она в спину матери. — Хоть раз, мама?!

Она остановилась.

— Я не знаю, может вам тут с папой без меня лучше?! — спрашивала Пашка. — Вон, какой порядочек тут навели, только цветочки ещё посадить — а Пашенька пусть в больнице сраной подыхает…

— Паша, что ты такое…

— Ну, а как ещё?! Ты вообще по мне нисколько не скучала, я только домой пришла — ты сразу обратно в больницу гонишь!

Ладан пугливо замер на пороге комнаты и поскуливал: он ужасно не любил, когда в помещении друг на друга кричали люди.