Лысая (СИ)

— Её побили там. Очень сильно. От неё, правда, тем уродам тоже досталось. Но она жива-здорова, вроде. Родителей её пару раз видел — за домашкой приходят.

Полина застыла на месте, глядя на него во все глаза.

— Дим, это… из-за меня?

Дима остановился, обернувшись. Их разделяло два-три метра. Мимо, не обращая на них внимания, ходили люди.

— Нет, конечно, ты что! Ты-то в чём тут виновата?! Ну, эй, не расстраивайся…

— Да как мне… — Полина тёрла глаза красными от мороза руками. — Это правда всё из-за меня… Не удивительно, что она меня…

— Слушай, — Дима подошёл ближе, хотел отнять руки Полины от её лица, но не решился, и принялся говорить: — Пойми, она тогда была на взводе. Я больше чем уверен, что она просто хотела тебя спасти, чтобы ты побыстрее ушла оттуда. Лысая ведь такая — никогда прямо ни о чём не скажет.

Полина боязливо взглянула на него сквозь пальцы мокрыми глазами. В них блестело жёлтое зимнее солнце, проглядывающее сквозь паутину голых ветвей.

— Но всё равно…

— Пойдём, — и Дима потащил её в обратную сторону, туда, где располагалась конечная остановка. — Вместе к ней сходим. Давай, не трусь!

— Хорошо, хорошо, иду! — выдернув руку, Полина двинулась за ним. Неожиданный порыв её сильно смутил. — Ты же ведь… Помнишь, сам говорил не приближаться к ней? Я не знала, что вы с ней…

— Ничего мы не с ней, не придумывай. Просто… Считай, что я изменил мнение. Я был не прав. Я думал, что она злая из-за того, что с ней дружить никто не хочет, вот и ходит вечно одна, дуется, матерится на всех, с гопарями тусуется — к такой попробуй подойди. Серьёзно, видел я её дружбанов. Из-за таких люди после одиннадцати из дома не выходят. Думал — из-за того, что Лысая злится, с ней только такие и водятся. Вот и не совался к ней.

— А что изменилось? — спросила Полина спустя время, шмыгнув носом: непролитые слёзы всё же немного намочили глаза, поэтому она выглядела расстроенной.

— Да я понял, что она вообще не злая, — сказал Дима, пожав плечами. — Вот вы же с ней в шахматы играли и тусовались вместе… Как думаешь, злая она?

— Вовсе нет, — Полина покачала головой. — Она хороший человек.

— Ну вот видишь! — и Дима Рубенцов беспечно ей улыбнулся.

2.

Окунув ноги во вторичные бахилы из мусорного мешка — так делали почти все, кто приходил — Дима и Полька совершили диверсию на третий этаж, туда, где располагался приёмный покой. Диверсию — потому что было стойкое чувство, что людей туда обычно не пускают. Пашка Романова обнаружилась в коридоре — с забинтованным черепом, правой рукой, в тонком чёрном свитере, узких штанах и тапочках. Под одним глазом до сих пор был повязан компресс.

— Здорово! — шёпотом поприветствовала она, хлопнув по руке Диму. Полину она увидеть явно не ожидала, но обняла одной рукой, несильно ткнув её подбородком в макушку.

— Вы какими судьбами вместе?

— А почему шёпотом? — тихо поинтересовался Рубенцов.

Лысая поморщилась.

— Да там одни бабки, стоит хоть звук издать — гундеть начинают, такой адище! Поскорее бы меня уже выписали отсюда, — она деловито сунула в карманы штанов большие пальцы рук.

— Паша, ты как себя чувствуешь? — робко спросила Полина. Лысая махнула рукой.

— Да чё там, пара синяков, пара царапин. Заживает быстро, но меня отпускать не хотят, говорят — сотрясение какое-то там. Таблетками пичкают. Ещё и рука, зараза, не проходит, побаливает до сих пор.

— Я тебя предупреждал, что это жесть, — напомнил Дима.

Лысая стоически пожала плечами.

— А что было делать? Так бы я эту хреновину ни за что не удержала бы. Слушай, я спросить всё хотела: как ты наших-то привёл? В смысле… Как они согласились-то? Почему?

— А чё им не соглашаться-то было? Одно дело, когда ты их пиздишь, другое дело — когда на наших кто-то ещё лезет. Да там вообще больше шума Самойлов намутил: выбесило его, что какая-то гопота толпой на девушку лезет, он других и поднял.

— Мне теперь даже неловко немного.

— Вот и думай теперь!

— Полька, слушай… Я тебе тогда в заброшке много всего наговорила. Ты извини меня, ладысь? Не дуйся. Просто тогда ты бы не ушла оттуда.

— Я ж говорил, — Дима хлопнул Полину по плечу. — А ты переживала…

Но вместо того, чтоб обрадоваться, Полька всё съёжилась, губы её задрожали.

— Ты тоже извини меня, — полушёпотом пролепетала она и прижалась к Пашке, обхватив её руками.

— Эхе-е, какая ж ты низенькая, — хихикнула Лысая, похлопав её по макушке. — Ну что, мир, Полька?

— Мир! — радостно согласилась та.

— Кстати, — вспомнил Дима, — а как Истомин, не знаешь?

Лицо Пашки погрустнело.

— Он без изменений. Всё ещё в коме. Вроде бы, первые несколько месяцев его больница обеспечит, а там, дальше, если не проснётся — родители должны будут лекарства покупать. Это я от врачей подслушала.

— Ходила к нему?

— Ну да, правда в другой корпус в таком виде пропускают с трудом… Надеюсь, он поправится раньше, чем я отсюда выйду.

Выглядело всё так, будто она действительно за него переживала, хоть и старалась казаться равнодушной и не показывать беспокойства. Впрочем, Дима оставил эти мысли при себе: высказывать такое Лысой по-прежнему было опасно для здоровья.

— Ты, кстати, не слышала, что с Клоунами было? — спросил он.

Лысая взглянула на него.

— Нет, конечно. До меня тут новости не доходят. А что было?

— В общем, мне один знакомый с Полтинника рассказывал, что недавно они как-то устроили нормальную такую сходку в парке. Народу дохера было. Слухи ходят, что они Харли на хер послали. И Клоунов, кстати, поубавилось.

— В смысле, послали? — опешила Пашка. — А из-за чего — не знаешь?

— Ну, вроде бы, из-за того, что командовать ими она заебала. Там видишь, какое дело: я этого знакомого поспрашивал обо всём, он говорит, мол, за Натахой все шли, потому что у неё батя — олигарх, и как-то там связан с какой-то ОПГ. Типа, за его счёт она Клоунов и сколотила: набрала ребят, которые хотели быть «опасными поцыками», начала мутить херню вроде мафиозных дел по району… Но, по сути, ни на чём, кроме авторитета, она выехать и не могла.

— Осведомлённый у тебя знакомый.

— Так особой тайны в этом как бы и нет, Клоунам-то самим чё язык за зубами держать.

— Ладно, и дальше что? Почему её послали-то?

— Ну, вроде как, всех заебало, что она командует, а толку от этого никакого. Типа, все просекли фишку, что про батю её — пустой трёп, и на все её дела он кладёт здоровенный болт. Некоторых Харли держала под угрозой, мол, за вами мои знакомые придут. Но, видимо, это тоже был пиздёжь. И эти отсеялись первыми.

— Ни хера себе, — сдержанно удивилась Пашка, пропустив мимо себя куда-то ковыляющую старушку с тростью. Когда она прошла, и дверь закрылась, Дима продолжил:

— В общем, на той крупной сходке Клоуны предъявили ей, мол, они за всё, что для неё делают, ни хера не получают, хотя должны, и она обещала. Ещё у кого-то из них накипело, что, мол, она целую толпу собирает на одну девушку, и не выходит ни хера, и их же потом и пиздят. А потом ещё и какой-то хач вышел, и перед всеми рассказал, что тогда, на заброшке, когда мы пригнали, она, Харли, первой оттуда и свалила, никому ничего не сказав.

— А дальше что?

— Да хрен знает… Вроде бы, все разошлись. Но Харли с той поры не видно.

Из коридора послышался женский голос, и Лысая испуганно обернулась.

— Твою мать, это врачиха идёт… Ребят, вам лучше валить, а то влетит не только мне, она бешеная… — торопливым шёпотом произнесла она.

Дима взглянул на пустую вахту возле которой они стояли — за ней никого не было.

— Погнали, спрячемся!

— Ты с ума сошёл!!! — испуганно спросила Полька, но Пашка уже толкала её в спину. Втроём они уместились под столом, прижавшись друг к другу плечами, а макушками уткнувшись в стол.

— …так конечно, конечно… — говорил женский голос, проходя мимо места, где они только что стояли. Последние звуки «врачиха» растягивала, поэтому выходило «канешна-а-а». — Ну, всё тогда, ладом… — на этих словах она вышла из отделения и, к ужасу ребят, щёлкнула замком, закрыв дверь.