Жара в Архангельске

Оливе снился какой-то тоннель, сужающийся вглубь. Она находилась в нём, а сверху кто-то заваливал камнями выход. Она оказалась внутри чёрного каменного мешка, в котором её замуровали. В панике заметалась – где выход?! Нет выхода… Нечем дышать, воздуха не хватает… убийственно…

Где-то из коридора раздался громкий, устрашающий стук в дверь. Олива резко села на кровати – её мутило и знобило. Бешено стучала кровь в висках, темнело в глазах – на минуту ей показалось, что она теряет сознание. Кое-как справившись с собой, она посмотрела на лежащего рядом с ней Салтыкова, и реалии прошедшей ночи накатили на неё ещё сильнее ледяной волной ужаса. "Боже мой, что это?! – была первая её мысль, – Как оказалась я в этой страшной комнате, с этим страшным человеком, который лежит рядом со мной? Господи, как сделать так, чтобы этого не было, совсем не было?! Бежать!.. Бежать без оглядки из этого ужасного места, из этой тесной каморки с низким потолком, в которой, наверное, когда-то жил Раскольников…" Устрашающе-громкий стук в дверь раздался снова. У Оливы потемнело в глазах. "Пропалили…

Бежать! Скорее!! Боже мой, я умру…" Она неловко перепрыгнула через спящего Салтыкова и кинулась к двери. Секунды три он ничего не мог понять, потом, проснувшись окончательно, тоже вскочил с постели и кинулся вслед за Оливой.

– Оля, что с тобой?! – он встревоженно обхватил её за плечи. Она же, с усилием дёргая дверную ручку, резко обернулась и посмотрела на него полоумным взглядом.

"Вот так клюква, – подумал Салтыков, – Она реально сошла с ума… Чё ж теперь делать-то…" – Тихо, тихо, тихо… Всё хорошо… – он продолжал держать её как в тисках. Она резко вырывалась. Волосы её были взлохмачены, взгляд мутных, воспалённых глаз был безумен.

– Что, что с тобой? Оля, что?! – бессвязно бормотал он, гладя её по волосам.

– Мне плохо… бежим!! Бежим!!! Скорее… Нет, отойди! Раскольников… замуровали… Они хотят убить… – Ё-моё! – выругался Салтыков, с трудом попадая ногами в брюки, – Сейчас, сейчас…

Олива судорожно одела ветровку и накинула на голову капюшон. "Господи, только бы успеть… – стучало в её голове, – Коридор… выход на чёрную лестницу. Только бы уйти…" Но не тут-то было – дверь оказалась заперта. "Боже, только не это!!!" Олива изо всех сил рванула на себя дверную ручку. От толчка потеряла равновесие и, отлетев, чуть не грохнулась на пол. В руках у неё оказалась вырванная с корнем дверная ручка. Олива затравленно оглянулась: замкнутое пространство, голые стены – самая настоящая западня.

– Аааааааааааааа!!!

Дверная ручка стремительно перелетела через всю комнату и тут же послышался звон разбиваемых стёкол.

– Олива!!!

Салтыков вскочил вслед за ней на подоконник. Она стояла на окне и отчаянно дёргала створки.

– Не подходи!!!

Он отпрянул к двери, пинком вышиб замок. Олива словно фурия пронеслась по комнате и, едва не сбив Салтыкова с ног, рванула вниз по лестнице и очутилась во дворе-колодце. Миновав три подворотни, выбралась, наконец, на Моховую, но успокоиться не смогла: на улице ей стало ещё страшнее. Салтыков бросился за ней вдогонку.

– Олива!

Она остановилась у моста. Волосы её выбились из-под капюшона, воспалённые глаза смотрели дико. Она не узнавала Салтыкова.

– Олива, ну посмотри на меня!.. Я, честное слово, не хотел ничего плохого… Я не знал, что на тебя это так подействует…

Салтыков обнимал её, целовал ей щёки, лоб, глаза. Она отворачивалась от него, слабо отбивалась. Ей было неприятно смотреть на его грязное, неумытое лицо, тяжёлый взгляд его глаз, устремлённых на неё, периодическое дёрганье мускула на его щеке… Туман завалил ей глаза, невыносимая тошнота подкатила к горлу, и Олива потеряла сознание. …Очнулась она на скамейке у Марсова поля, лёжа на коленях у Салтыкова.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.

Олива не ответила. Она попыталась принять вертикальное положение, но голова у неё закружилась и она тяжело провисла на руке у Салтыкова. Он обнял её, притянул к себе.

– С тобой всё в порядке?

– Со мной? Вроде бы да… – она подняла руки к голове и растерянно оглянулась вокруг себя, – Нет, какое там! Мне очень неважно!.. А… где мы щас находимся?

– На Марсовом поле, – ответил он, с тревогой пытаясь отыскать в её глазах признаки сумасшествия.

– Да, да… – бормотала она, усиленно пытаясь вспомнить, – Марсово поле, да…

Но… как мы сюда попали?

"Плохо дело", – тревожно подумал Салтыков. Вслух же произнёс:

– Олива, милая, тебя наверно нужно будет показать врачу…

– Нет, нет, зачем врач? Не надо никакого врача… Ах! – она вдруг отпрянула и схватилась за голову, – Я вспомнила, вспомнила! Раскольников! Комната Раскольникова!.. Бежать, бежать!!!

Салтыков прижал её к себе.

– Тихо, тихо… Нет никакого Раскольникова, не надо никуда бежать! Со мной ты в полной безопасности.

– Правда?.. – она немного успокоилась. Он горячо обнял её.

– Хорошая ты моя…

– Но я не вернусь в комнату Раскольникова! – сказала она, – Ни за что!

– Хорошо, хорошо, тогда поедем к Майклу. …Было всего лишь навсего семь утра, когда Салтыков и Олива очутились на пороге Майкловой квартиры. Майкл, заспанный, в одной пижаме и тапках, зевая, открыл им дверь.

– Мишенька! Родненький!!! – Олива судорожно повисла у него на шее. От неожиданности Майкл просто остолбенел.

– Майкл, нет ли у тебя чего-нибудь успокоительного? – озабоченно спросил Салтыков.

– Валерьянка есть…

– Дай Оливе валерьянки, и надо уложить её в постель, – сказал Салтыков, – Не знаю, что с ней такое… Наверно, сильное нервное потрясение… …Через двадцать минут Олива уже крепко спала, лёжа на диване в большой комнате, а Салтыков и Майкл сидели на кухне и ели сосиски с макаронами.

– Майкл, я забыл – на какое время у нас поезд в Москву? – спросил Салтыков.

– На 21:45, – ответил Майкл, – А у Оливы?

– У неё поезд завтра – говорит, на сегодня билетов не было.

– Слушай, что это с ней такое стряслось? – спросил Майкл, – Это ты её, что ли, так шокировал?

– Ну, Майкл, – Салтыков покраснел и стал усиленно ковырять вилкой макароны, – Сам же знаешь… Я сам в шоке, не ожидал такой реакции…