Сефи (СИ)

Annotation

Жукова Людмила

Жукова Людмила

Сефи

Сефи

Сефи сидела в своей любимой студии, которая представляла собой большой круглый зал, стены его от пола до потолка были разрисованы необыкновенно красивыми бабочками с женскими и детскими головками. Это были то ли полу-бабочки, то ли полу-ангелочки. Головки были нежны и прелестны, глаза светлы и невинны.

В студии были три больших окна от пола до потолка, одно из которых, центральное, было сейчас раскрыто. Стояли тёплые майские дни, и из окон было видно дорогу, проходившую у подножия горы Машук, саму гору, покрытую зелёными деревьями: дубами, берёзами, клёнами, липами, кизилом, боярышником, шиповником, барбарисом, рябиной. Деревья были довольно близко, и их можно было различить по листве. Иногда видно было пролетевшую с дерева на дерево белку.

Как же Сефи любила свой родной Пятигорск! Пятигорск - по имени горы Бештау, к подошве которой прилегал город. Он широко раскинулся на предгорной равнине, на берегах реки Подкумок, по юго-западным и южным склонам у подошвы горы Машук, на высоте 500 м над уровнем моря. В черте города находятся гора Машук почти километровой высоты и её отроги - горы Горячая и Казачка, а также горы Дубровка, Пикет, Пост и другие. Высочайшая точка в окрестностях города - вершина горы Бештау. Название переводится с тюркского, как пять гор. С высоты её пяти вершин открывается прекрасная панорама и горная цепь Кавказского хребта. В солнечную погоду видны практически все города-курорты, зеркала озёр, цепь снеговых вершин главного Кавказского хребта.

Здесь Сефи родилась, здесь прожила вот уже семнадцать лет, четырнадцать из которых вместе со своим любимым отцом. Когда он умер, Сефи просто не знала, как ей дальше жить. Отец был для неё всем: папой, лучшим и единственным другом, нянькой, заботливой мамой, человеком, который верил в неё и делал всё, чтобы она смогла реализовать свои способности. Поначалу только он верил в её талант художника. Отец обожал бабочек и её, Сефизу. У него была превосходная большая коллекция бабочек, и они вдвоём часто рассматривали их, заключённых в специальные коробки со стёклами. Отец рассказывал много о каждой бабочке и о том, из каких гусениц они появляются. Сефи изучила рисунки на их крыльях, глазки и усики, лапки и брюшки. К четырём годам она безошибочно могла назвать по внешнему виду бабочку, из какого она семейства, где обитает и даже какого цвета и размера её гусеница.

Сефи вспомнила себя совсем маленькой, когда она, обняв отца за шею, сидя у него на коленях, спросила: "Папа! А это ты меня назвал Сефи?"

"Я, конечно" - ответил задумчиво отец.

"А почему так?"

"Потому что ты похожа на Сефизу, это такая бабочка редкого вида. Гусеницы её связаны с дубами. Питаются листьями дуба. А ты ведь родилась под дубом. Мама твоя гуляла в лесу, когда вдруг начались роды. Хорошо, что она гуляла не одна, а со мной. Мне-то и пришлось принимать роды. Да, да, я был первый и, надеюсь, последний раз акушером. Это, знаешь ли, очень страшно, когда жизнь двух существ зависит от тебя, от твоей помощи. Но я справился. А потом, закутав тебя в свою рубашку, помчался домой, там отдал тебя на попечение твоей тёти Анны и вызвал скорую. Скорая приехала быстро, и маму твою забрали в больницу. Хорошо, что был июль месяц, было тепло и никто не простудился, ни ты, ни твоя мама.

"А почему она нас бросила?" - этот вопрос в детстве Сефи задавала отцу часто.

"Наверно, не очень нас любила. Наверно, испугалась трудностей" - так отвечал отец. Он ни разу не сказал, что когда годовалой Сефи поставили диагноз - врождённый кифоз, а попросту, это означало горб - мать сильно запила и вскоре сбежала с заезжим в их город музыкантом. Тогда Сефи не было и двух лет.

Отец очень переживал. Но ещё больше полюбил свою Сефизу. Девочка была красива: тёмные густые волосы, большие синие глаза, красивые ноги - всё это было её украшением, если бы не горб, который портил всё.

Тогда отцу на помощь пришла его родная сестра Анна. Она и стала для Сефи мамой.

"Марк - сказала сестра Анна - я вас не брошу, я помогу, и нам помогут эти стены. Стены родного дома всегда помогают!"

Одинокая тётя Анна всю себя отдала племяннице и своему родному брату Марку, который был на пять лет моложе её. Сефи улыбнулась, вспомнив, как мягко тётя Анна выговаривает имя Сефи. Как-будто боится вспугнуть нежную бабочку, ласково и тепло. Вообще, многие знакомясь с Сефи, спрашивали: "Может, Софи?"

"Нет, нет - говорили отец и тётя, а позже и она сама - именно Сефи". И рассказывали об этой красивой нежной бабочке, которая рождается на дубу, так же, как и Сефи когда-то родилась под дубом.

Сефи вздохнула, воспоминания увели её в самое раннее детство. Матери своей она совсем не помнит. По фотографиям только знает, что это была симпатичная брюнетка, стройная, с густо накрашенными ресницами и ярко накрашенными губами. На одном из снимков она прижимает к себе грудную Сефи. Тётя Анна говорила Сефи, что мать любила выпить и что попивала даже будучи беременной. Отец её упрашивал не делать этого, прятал спиртное, не давал денег, опасаясь, что она купит бутылку и снова выпьет. Кто знает, может это и сделало ребёнка калекой? Неизвестно из-за чего у девочки во чреве матери срослись позвонки и неправильно сформировались кости. Кто знает...

Сефи не хотела быть на неё похожей и потому рано начала осветлять свои волосы, и никогда не красила ресницы и губы.

Отец так и не женился больше. Всю свою любовь он отдал дочери. Когда Сефи пошла в школу, обнаружился её талант к рисованию. Неизвестно, рисовала бы она, если бы была обычным ребёнком, без этого физического недостатка. Но в школе она столкнулась с равнодушием взрослых и жестокостью детей. Над ней часто посмеивались, называли горбуньей и уродкой, показывали пальцами и даже толкали, чтобы потом посмеяться над упавшей горбуньей. Сефи страдала и потому стремилась хорошо учиться. Если ещё и учиться плохо, то насмешки только усилятся. А после выученных уроков, чтобы занять себя, стала много читать и рисовать. Поскольку мир бабочек она знала лучше всего, она и стала рисовать бабочек.

Отец часто вечерами рассматривал свои коллекции, иногда они пополнялись за счёт обмена бабочками с другими коллекционерами. Одно время он даже переписывался с друзьями, коллекционерами из других стран, и они присылали ему экземпляры, уже в коробках, обложенные толстым слоем ваты, чтобы не сломались их хрупкие крылья при пересылке.

Часто, когда отец занимался своими ангелочками, как он их называл, Сефи рисовала. Сначала карандашом, потом, когда её рисунки стали хвалить соседи и все знакомые тёти Анны и отца, когда её способности стали видны всем, она перешла на акварель.

Отец только помогал ей во всём. Он сразу же купил ей всё необходимое: краски разных производителей для выбора, какие лучше, кисти разных размеров и с разными волосками, альбомы и этюдники. Для Сефи это были необыкновенно радостные дни. И самое главное, что отец решил сделать пристройку к дому.

"Ты хочешь свою студию, Сефи?" - спросил он её как-то утром за завтраком.

"Студию? Ты шутишь, папа?" - она искренне удивилась.

"Нет, не шучу! Понимаешь, я получил хороший гонорар за свою книгу о семействе бабочек Hesperiidae и хочу пристроить к дому большую комнату. И хочу, чтобы это была твоя студия. Я уверен, что ты будешь настоящей художницей. Твои бабочки живые. Техника - это важно, но ты умеешь вдохнуть в них жизнь, будто ты сама поместилась в их тельце и передаёшь их желания, их движения. Это замечательно! А акварелью ты сможешь, я верю, передать каждый оттенок, каждый нюанс этих ангелочков. С понедельника и начнём. Я уже нанял двух помощников-строителей" - отец улыбался, довольный своей затеей.