Трапеция (ЛП)

октября, а потом опять…

- Что-то отработаешь, а на осенний семестр запишешься досрочно… Люди так

делают.

- Ты знаешь, что там случилось.

- Мэтт, ты себя прямо Аль Капоне каким-то выставляешь. Тебе дали всего три

месяца условно. Возвращайся, вот увидишь, не будет никакого шума…

- Так, раз уж ты собралась говорить об этом здесь, – сердито перебил Марио, –

то хоть голос приглуши!

Услышав хлопок двери, Томми, озадаченный и несколько расстроенный, поспешил вверх по лестнице.

На следующее утро было еще темно, когда Томми услышал в коридоре шаги и

голоса. Он знал: это Стелла и Джонни пришли попрощаться. Потом была беготня

по лестнице, далекий запах кофе и затихающее ворчание MG. Томми не вышел из

комнаты. Зачем вмешиваться в чисто семейные дела? И он снова почувствовал

себя чужим.

Несколькими часами позже Томми вдруг открыл глаза и увидел заливающий

комнату утренний свет и Марио, с улыбкой склонившегося над кроватью.

- Проснулся?

- Конечно, – Томми поспешно сел. – Не обязательно было входить…

Побарабанил бы в дверь.

Марио, отвернувшись, выглянул в окно.

- Не забудь взять плавки. Ты так мирно спал, что у меня рука не поднималась

тебя будить. Но потом подумал, что лучше встать раньше всех, пока Клэй не

начал проситься с нами.

Томми быстро натянул одежду, и они окунулись в прохладный жемчужный мир

серого тумана. Сперва машина медленно двигалась по улицам, но солнце, поднявшись выше, быстро разогнало дымку.

Это был странный день, и позже Томми всегда вспоминал несколько

пронзительных четких картин. Отполированный пол и длинное, на всю стену, зеркало балетного класса, где Марио проводил утреннее занятие. Марио, прямой и стройный, стоял посреди класса, голосом и щелчками пальцев

направляя учеников (все они были младше Томми) через сложные комплексы

упражнений – полутанец, полу-акробатику – которые неискушенный глаз не мог

отследить. Стоя в стороне, Томми наблюдал за ними со странной завистью.

Ученики толпились вокруг Марио, требуя его внимания с той легкостью, на

которую Томми никогда не отваживался, и звали его то «Мэтт», то «мистер

Гарднер». Один мальчик лет одиннадцати-двенадцати, маленький, гибкий и

удивительно компактный, явно был выскочкой и любимчиком. Он продолжал

становиться в позиции, делал изумительно высокие броски ногами, стремительно

вращался. Изящный, яркий и нахальный, он встряхивал густой шапкой темных

кудряшек, и взгляд его сияющих глаз повсюду следовал за Марио с явным

обожанием. Он был в центре каждой группы, а после одного из показов

подскочил к Марио и заговорил быстрым задыхающимся голосом. Томми не

расслышал слов, но Марио положил ладонь мальчику на спину, слегка

поддерживая его, а паренек выгибался все сильнее и сильнее, потом напрягся, как свернутая пружина, и сделал быстрый чистый кувырок назад. Марио

улыбнулся:

- Неплохо, Эрик. Видишь, у тебя и так получается… мне даже помогать тебе не

надо.

Повернув голову, Марио встретился с Томми глазами, и бесформенная зависть

исчезла. Марио был мягок и фамильярен с этими детьми там, где с Томми

обходился жестко, резко и требовательно. Но Томми понял, что эта разница

была самым большим комплиментом, который Марио только мог ему сделать. Они

были партнерами, профессионалами, и Марио, презирая потворство слабостям, требовал от Томми всего, на что тот был способен.

Потом – живописная горная дорога с видом на океан и несколько часов на

пустынном песчаном пляже. Плавать было слишком холодно, к тому же Томми

побаивался шумного прибоя. И все-таки они окунулись на несколько секунд, и

Томми навсегда запомнил шок, который испытал, когда вода на губах в самом

деле оказалась соленой. На песке, под защитой скал, было тепло и спокойно.

Они лежали, раздевшись до плавок, и Томми лелеял забавное чувство, будто бы

его перекатывает по поверхности вращающегося мира. Мерный грохот волн

затягивал так глубоко, что не было нужды даже в отчетливых мыслях.

Завороженный солнцем и песком, переполненный ощущениями до такой степени, что уходил в фантазии глубже, чем в сон, Томми лежал, касаясь локтем плеча

Марио, и безграничное его счастье не требовало осознания. И когда волны

дотянулись-таки до их ног, обдав ступни холодом, он ощутил почти физическую

боль.

- Наверное, нам пора, – сонно сказал Марио, переворачиваясь.

Огромное красное солнце касалось края воды, океан пылал. Молча собрав вещи, они пошли к машине. Томми обернулся на миг, запоминая оранжево-золотое

сияние, где небо, песок и море сходились воедино в неистовом пожаре.

«Я никогда этого не забуду, – яростно пообещал он себе. – Никогда!»

И никогда не забыл.

К тому времени, как они влезли в свои влажные холодные штаны, все краски

угасли, оставив только бледно-красный ободок на горизонте. Заведя машину и

вырулив на дорогу, Марио вздохнул:

- Черт возьми… если бы ты выглядел на несколько лет старше, Томми.

Томми моргнул, заставляя себя вынырнуть из полудремы. В первый раз за день

он вспомнил об их с Марио разнице в возрасте. И встревожился, что это

замечание предшествует очередной внезапной смене настроения, когда Марио

становился резким, хмурым и раздражительным, отбрасывая Томми в детство и

отдаляясь в ту жизнь, куда мальчику не было доступа. Но на этот раз пронесло.

Марио, повернувшись, улыбнулся.

- Я не… в смысле, хотел поужинать в одном из моих любимых местечек. Но тебе…

сколько? Четырнадцать?

- Будет пятнадцать через пару недель, и ты об этом знаешь.

- Пусть так, но выдать тебя за совершеннолетнего не выйдет. Во всяком случае, в

этом баре. Забудь. Возьмем жареных цыплят или креветок на вынос? Или

съездим в парк развлечений, где работает Джо?

Томми проголосовал за первый вариант. После долгого дня возле океана он был

не в настроении для шума и суеты.

Они задержались у подносов с жареными цыплятами, а потом была долгая

поездка по побережью в темной машине. Черту города они пересекли часов в

десять. Путь лежал по извилистым каньонам, где во тьме простирались

обширные земельные участки. Движение убаюкивало. Радио играло джаз – тихо, с похожим на стук сердца ритмом под налетом дремоты. Томми был сытый и

сонный, лоб начинал гореть будущим солнечным ожогом. Закрыв глаза, он вскоре

перестал чувствовать повороты. А потом, свернувшись в теплой темноте, ощутил, как голова его упала Марио на плечо. Томми начал вставать, отодвигаться, но на

середине движения, вздохнув, соскользнул обратно в уютную тьму.

Казалось, не прошло и секунды, но Томми понял, что машина стоит на месте, а

сам он лежит головой у Марио на коленях. Парень наклонился выключить радио

– это слабое движение и разбудило Томми. Все еще пребывая в присущем детям

пограничном состоянии между сном и явью, он знал, что Марио легко целует его

в висок. Еще мгновение Томми лежал в этой вялой дреме, потом Марио

выпрямился, сон и темнота пошли на убыль, и Томми, зашевелившись, вздохнул.

- Что это? Где мы?

- Дома, Том. Просыпайся.

Последний обрывок сна мягко упал обратно в темноту, но у Томми сохранилось

впечатление, что они сидят в машине не одну минуту, и лишь осторожная

попытка выключить радио прервала все действо. Кажется, Марио бормотал что-

то вроде: «Черт, только не здесь!», но Томми уже сомневался, не привиделось ли

ему это во сне.

- Я что, заснул?

- Ага. Устал, наверное.

В его тоне появилась какая-то новая нотка: Томми никогда не слышал ее прежде.

Марио потянулся открыть дверцу.