Трапеция (ЛП)

услышал, как моя мать выругалась. Она сказала: «Черт подери, я с таким же

успехом могла бы быть на костылях. За что мне все это?». Потом она вышла из

зала, и следующие три года ноги ее на паркете не было. Только в последние пару

лет она начала приходить посмотреть на детей. Всегда молча, без жалоб.

Только по мне, так уж лучше бы она жаловалась – нам было бы легче.

Марио со вздохом выпрямился.

- Ну, вроде как все. Отнесешь полотенца в стиральную машину?

Томми вскинул голову:

- Кто там на ступеньках?

В раздевалку вошел Анжело.

- Трейлер готов. Надо собирать что-то еще? Уверены? Хорошо, мы с Папашей

вечером все вынесем, – он окинул помещение взглядом. – Все прибрано… Значит, Люсии незачем будет сюда спускаться. На следующей неделе кто-нибудь вымоет

пол.

В холле к ним присоединилась Барбара.

- Марио, Люсия хочет, чтобы ты остался на ночь. Говорит, если уедешь к себе, придется утром задерживаться лишний час.

Марио пожал плечами.

- Без проблем. Только Эдди позвоню. Сдаю свою квартирку одному парню из

балетной школы…

- Я его знаю?

- Вряд ли. Эдди Кено.

- Я его видела, – возразила Барбара. – Такой круглолицый, с темными кудрями, который танцевал Дроссельмейера в «Щелкунчике» в прошлом году?

Марио кивнул:

- Да, это Эд. Я так давно не видел, как вы ставите «Щелкунчика», что совсем

забыл, что он там участвует.

- О нем вся школа болтала… разве мистер Корт тебе не рассказывал? Поднялся

большой гам, потому что он хотел танцевать на пуантах – как Сергиев в Нью-

Йорке.

- Настолько хорошо я его не знаю, Барби, – нахмурился Марио.

Даже Томми видел, что на лице его явственно читается настоятельная просьба

оставить эту тему, но Барбара, не замечая, продолжала щебетать:

- Шуму было! Эдди заявил, что Нижинский танцевал в «Видении розы» именно

так, и что глупо не позволять такого мужчинам. А Корт ответил, что в его балете

только женщины танцуют на пуантах, – Барбара хихикнула. – Точнее, он

выразился: «В моем балете только настоящие женщины танцуют на пуантах».

- Ради бога, – напряженно перебил Анжело, – хватит уже про балет! Мэтт, если

тебе надо решить какие-то дела, я тебя отвезу и привезу обратно.

- Старый добрый Анжело, – фыркнул Марио. – Все еще следит за детьми. Он

вечно квохтал над нами в дороге… А перед отбытием поезда строил и считал по

головам.

Он положил ладонь Анжело на плечо.

- В любом случае спасибо, но у меня все с собой, а у Эдди есть ключ. Просто он

должен знать, что я больше не вернусь, если захочет воспользоваться квартирой

вечером.

- А какая разн… – начала было Барбара, потом опять хихикнула: – А, ты имеешь в

виду, если он решит привести туда девушку?

- Ага, – ответил Марио, – именно. Позвоню ему после ужина.

- Я нашла твои вторые кроссовки, Томми, – сказала Барбара. – Они были в конце

холла с обувью Клэя.

- Спасибо, Барби.

- Я буду по тебе скучать, – вздохнула она, шагая с ним по коридору. – Ходить в

кино с братцем так уныло. Будет убегать с этими сорванцами из начальной

школы. Хотела бы я поехать с вами. Лисс в моем возрасте уже ездила.

- Поговори с Люсией, – улыбнулся Анжело. – В этом сезоне уже поздно, но, может быть, в следующем.

- Тогда бы и Люсия вернулась на дорогу, – сказал Марио. – Пришлось бы ей ехать

присматривать за Барби. Спорим, она снова решила бы стать нашим

администратором?

- Не буду я спорить, – ответил Анжело. – Но если брать в расчет твое тройное

сальто, то мы ездим с Ламбетом последний год, это точно.

- Я так его и не увидела, – пожаловалась Барбара. – Когда вы тренируетесь, я

вечно в школе. Может, сегодня покажешь?

Марио глянул на Томми.

- Что скажешь? У меня сегодня счастливый день?

- Я тебе что, хрустальный шар? Я даже не знаю, включишь ли ты его в номер в

этом сезоне.

- Если бы так, с Ламбетом нас бы уже не было, – возразил Марио. – Нет, я еще не

готов. Сделаю, как в прошлом году – буду его тренировать, показывать на

публике время от времени, когда в ударе. Без шумихи и фанфар. Вот когда

начнет получаться каждый раз…

- Мечты, мечты, – засмеялся Анжело. – Даже у Барни Парриша не выходило

чаще, чем девять из десяти.

- У меня пока где-то четыре из десяти, и я пробую только в хорошие дни.

Они вышли в коридор второго этажа. Заметив возле своей двери старый

потертый чемодан, Томми спросил:

- Будешь сегодня спать со мной, Марио?

Парень помедлил.

- Да нет, комната Джонни теперь свободна. И чемодан туда отнесу. У тебя все в

трейлере, Томми?

- Все кроме костюма для сегодняшнего выступления и одежды, в которой поеду

завтра.

Барбара подняла чемодан, но Марио быстро его отобрал.

- Не таскай тяжести, милая. Хочешь увидеть тройное сальто? Что ж, я покажу

тебе. Только пеняй на себя, если все, что ты сможешь увидеть, – меня, падающего в сетку.

- Что поделать, – сказала Барбара. – Но Марио, почему эта штуковина такая

фантастически сложная? Двойное сальто делает каждый уважающий себя

гимнаст. А Лулу делала два с половиной. Но только один из ста справляется с

тройным. Джерард Майт, Барни Парриш, Джим Фортунати… Теперь и ты.

Неужели в этой половинке оборота все дело?

Томми и сам об этом думал. Его собственный переход от одинарного заднего

сальто к полуторному, когда руки ловитора смыкались на лодыжках, а не

запястьях, был не такой уж и трудный.

Марио прислонился к косяку.

- А чтоб я знал. Была такая теория, что после двух оборотов акробат больше не

может контролировать тело. Что мозг просто не успевает управлять

движениями. Парриш и Фортунати разбили эту теорию в пух и прах. Но ты

должен быть чертовски хорош, чтобы после двух оборотов успеть прийти в себя и

увидеть ловитора.

- Не понимаю, – вздохнула Барбара. – Когда Джонни учил нас работать на

трамплине, он делал шесть-семь сальто. Даже Клэй может сделать два, а я как-

то сделала четыре. В чем разница? Только потому, что сорок футов высоты?

- Слушай, на трамплине ты не… – начал Томми.

- Господи, скорость гораздо больше… – одновременно принялся объяснять

Анжело.

Потом остановился, засмеялся и посмотрел на Марио.

- Я только спросила, – уязвлено сказала Барбара.

Но Марио не улыбался.

- Нет, Барби, высота здесь ни при чем. Дело в том, что на земле или на трамплине

ты касаешься поверхности после каждого оборота и каждый раз заново

ориентируешься. Но на аппарате кач и вес перекладины придают тебе больше

скорости. Делая два полных оборота между тем, как отпускаешь перекладину, и

моментом, когда попадаешь к ловитору, ты двигаешься вдвое быстрее да еще

сопротивляешься гравитации. Два кувырка на такой скорости дезориентируют

кого угодно. Но все-таки, если ты хорошо управляешься с телом, то можешь

сделать два быстрых оборота и сберечь чуть-чуть времени, чтобы успеть понять, где ловитор. А чтобы сохранить время после трех оборотов, кач должен быть

таким быстрым и высоким, что когда ты сходишь с трапеции, то двигаешься со

скоростью пушечного ядра, – он показал жестом. – Когда я был маленьким, Джим Фортунати высчитал, что это примерно шестьдесят две мили в час. Он куда

умнее меня, так что сомневаться я не стану. Трюк не в том, чтобы войти в третий

оборот… как раз наоборот. Все в дело в том, как из него выйти. На такой

скорости ты как бы на миг отключаешься – со мной, во всяком случае, именно так

– и когда ты выходишь из оборота, то оказываешься прямо над ловитором, все в

тумане, и он надвигается на тебя со скоростью поезда. И если ты неаккуратно