Преодоление (СИ)

- Где ты был с утра? – поднял он на вошедшего брата взгляд.

Алексей сел за стол, чувствуя, что ужасно голоден.

- Ходил на конюшни.

- Ааа… Видел Ивана?

- Видел. Он что, теперь всегда такой?

Николай нахмурился.

- Ты имеешь в виду, угрюмый, как дед Савва с похмелья? Да, всегда, я же тебе вчера рассказывал.

- Он со мной даже не поздоровался.

- Он ни с кем не здоровается. Помню, отец как-то пригрозил отправить его в Сибирь на поселение, если Ваня не одумается, но и это не подействовало.

Они замолчали. Алексей чувствовал себя виноватым перед Иваном. Аппетит разом пропал.

- А где отец?

- Он еще отдыхает. Он теперь редко встает. Если хочешь его увидеть, сходи к нему до обеда. А вообще чем собираешься занять себя?

Алексей пожал плечами.

- Пока не решил. Думаю, надо посмотреть, как ведутся дела в поместье.

- С этим я могу помочь, если желаешь. И, кстати, мы сегодня пригашены на ужин к Долгоруким. Они уже знают, что ты приехал, хотят увидеть.

Вот от этого Алеша с удовольствием бы отказался. Сколько себя помнил, он никогда не любил выходы в свет, предпочитая компанию Ивана всему остальному. Наверное, эта черта досталась ему от отца, известного затворника. Николай же, напротив, был общителен и дружелюбен, его единственного из всей их семьи считали человеком приятным.

- Должен предупредить, - вдруг сказал Николай, ухмыльнувшись, - в доме Долгоруких тебя ожидает сюрприз.

Алексей вопросительно посмотрел на него.

- Всего лишь милая девица на выданье. Племянница князя, Наталья Дмитриевна Пашкова. Долгорукие считают, что ты жаждешь жениться. Ума не приложу, почему…

- О Господи… - только и смог ответить на это Алексей.

День прошел в делах. Первую половину Алексей и Николай провели в кабинете за бумагами. Перед обедом навестили отца. Петр Алексеевич старался выглядеть бодро, но это ему плохо удавалось. Сыновья ушли от него расстроенные и молчаливые.

Вторая половина дня была наполнена подготовкой к выезду. Слуги готовили одежду и коней, а Алексей, улучив момент, снова попытался поговорить с Иваном. В этот раз им помешал Николай, надумавший сопровождать брата во всех его прогулках. Решив, что не стоит торопиться, Алексей оставил Ивана в покое до поры.

Имение Долгоруких находилось в получасе езды от усадьбы Вяземских. Семья была большая и шумная. Князь Павел Иванович Долгорукий, глава семейства, владел многочисленными землями и имениями в северной части России. Число крепостных душ его исчислялось сотнями, если не тысячами. Человек он был деловой и суровый, чему способствовали долгие годы службы в министерстве юстиции. Жена его, княгиня Екатерина Семеновна, была дочерью незнатного дворянина из Москвы. Она когда-то сумела пленить князя своей кротостью и миловидностью, и с той поры жила как за каменной стеной, во всем подчиняясь мужу и ни о чем не беспокоясь. Главной заботой ее было производить на свет и воспитывать детей, которых всего насчитывалось семь.

Старшие сыновья давно уже уехали от родителей, жили в Петербурге и служили в казенных учреждениях, были женаты и имели собственных детей.

Четыре старшие дочери все были замужем. Младшая, Ольга, готовилась вот-вот стать женой Николая Вяземского. Они были ровесниками, но разница их характеров была ощутима. Николай всегда был скромен и тих, не старался привлечь к себе внимание, предпочитал уютные вечера в тесном кругу близких людей шумным балам и концертам. Ольга, избалованная младшая дочь, хохотушка и, в общем, обаятельная девушка, была натурой порывистой, деятельной и до крайности общительной. Как они умудрились найти общий язык, Алексей понятия не имел.

Вечер тянулся невыносимо долго. Долгорукие встретили князей радушно, развлекали вопросами и разговорами, Ольга была весела и жизнерадостна, как обычно. Только Алексея все это тяготило. Он стремился всей душой обратно домой из этого чересчур предупредительного общества. К тому же расслабиться не давали явные намеки на возможное сватовство к Наталье, племяннице князя Долгорукого. Девушка, правда, была хороша собой, особенно привлекали в ней большие темные глаза, она была серьезна и молчалива (что выгодно выделяло ее в глазах Алексея), но не имела никаких шансов. Все мысли Алеши сейчас были там, в конюшне их усадьбы. Он про себя пытался придумать, как ему разговорить Ивана, но ничего путного на ум не приходило. В конце концов, Алексей бросил это и стал терпеливо дожидаться окончания вечера.

Домой братья вернулись в полной темноте. Николай был счастлив и настроен благодушно, кажется, даже хотел бы посидеть с Алексеем за бокалом вина, но тот не был расположен. Довольно резко отослав брата, он вернулся в конюшню, выглядывая Ивана.

Иван только расседлал его коня. На приход Алексея никак не отреагировал. Молодой князь еще раз оглянулся по сторонам, убеждаясь, что они одни здесь, и, не выдержав, взял Ивана за локоть, разворачивая к себе. Тот довольно ощутимо вздрогнул.

- Посмотри на меня, - попросил Алексей, с замиранием сердца чувствуя тепло под ладонью, - скажи что-нибудь.

Иван постоял молча несколько секунд, а потом поднял взгляд. Алексей вглядывался в эти голубые глаза, раньше светившиеся весельем и озорством, а теперь словно потухшие. В них он не мог прочесть ничего, только равнодушие. Они впервые за пять лет находились так близко друг к другу, Алексей мог чувствовать дыхание Ивана, тепло его тела. Это проклятое равнодушие хотелось стереть из его глаз. Хотелось, наконец, спустя столько лет услышать его голос.

Не зная, как расшевелить парня, Алексей поднял руку и провел ладонью по щеке. Дыхание Ивана прервалось, во взгляде появился испуг.

«Значит, не так уж ты равнодушен, как хочешь показать!» - подумал Алексей, склоняясь к губам парня и делая то, о чем мечтал все эти годы, прикасаясь мягко и легко. Иван попытался отшатнуться, но Алексей крепко обнял его за плечи, не давая вырваться. И, наконец, услышал хриплое:

- Что… что ты делаешь?! Отпусти!

Алексей расхохотался, прижимая к себе вырывающегося Ивана и зарываясь в светлые волосы на макушке. Они пахли медом и сеном, так, как всегда пахли на памяти Алеши.

Парень все-таки вырвался и отступил на пару шагов назад, тяжело дыша и сверкая гневно глазами. На такого Ваню Алексей готов был смотреть вечно.

- Ну, здравствуй, Ваня, - с усмешкой сказал Алексей, опираясь плечом на стену.

В первый раз за эти дни он почувствовал легкость. Ваня обижен и злится на него, но не равнодушен – это вселяло надежду.

- Что вам нужно, барин? – зло ответил Иван.

- Я хочу поговорить, - Алексей посерьезнел.

- О чем?

- О том, что случилось с нами.

Ваня передернул плечами. На щеках его появился румянец, но глаз он не отвел.

- Не поздновато ли вы опомнились? Столько лет прошло.

Алексей тяжело вздохнул.

- Ваня, я не пытаюсь оправдаться. Я был молод, глуп и не разглядел подарок, который преподнесла мне судьба в твоем лице. Но теперь… теперь я хочу все исправить…

Иван на это зло, горько рассмеялся.

- Исправить? Что ты можешь исправить? Потерянные годы? А может то, что я теперь калека, ты хочешь исправить? Да иди ты к чертям собачьим и ко мне не приближайся! – он резко развернулся и захромал к выходу, считая, очевидно, что разговор окончен.

Алексей растерялся. В детстве они, бывало, ссорились, дело обычно заканчивалось дракой и быстрым примирением. Но сейчас Алексей чувствовал себя не вправе поднять руку на Ивана, хотя очень хотелось дать ему оплеуху, чтобы пришел в себя. Вместо этого он догнал парня и положил руку на плечо, желая остановить. Как оказалось, напрасно, потому что выведенный из себя Иван, не думая, с размаху двинул ему прямо в нос. Алексей не успел опомниться, как уже лежал на земле, по лицу разлился нестерпимый жар, из носа текло, а бессердечный Иван удалялся, все так же хромая.

Алексей приподнялся. Посидел какое-то время на холодной земле, прижимая к лицу носовой платок. То, что Иван с ним заговорил – большой шаг вперед. Раньше Алеша не был уверен, так ли уж ему нужно то, что он затеял. Ввязываться в близкие отношения с мужчиной, с крепостным, хранить эти отношения в тайне всю оставшуюся жизнь было опасно, более того, это было безумием. Но это было лучше, чем то подобие существования, в которое превратилась его жизнь без Вани. Иван понимал это тогда гораздо лучше, чем Алексей, и он собирался вернуть это знание, эту его уверенность в том, что они предназначены друг для друга.