Уткоместь, или Моление о Еве

____________

Я - Ольга.

И все-таки после слов Раи я заехала в школу к Саше. У неё на работе другое - затворенное лицо. Я это давно приметила. Сущность школьного лицемерия - и у детей, и у учителей - именно в этом: в спрятанности души. Саша по природе мягкая, добросердечная, смешливая баба. Сначала её оскорбил антисемитизм и она бежала, а потом - возвращение на лучшую из родин, не менявшую своих убеждений. Все вместе уже тогда придало её лицу некую ненашенскую изысканность удивления, которую она в школе стирает меловой тряпкой, как неправильно решенный пример. Нет у меня изысканности, как бы говорит она, нет у меня душевности, я вообще не умею улыбаться, я само прискорбие праведности и справедливости. Такое лицо у одной из Богородиц я не знаю имен икон - ну той, что держит сына неправильно, на правой руке. Я запомнила её именно за эту неправильность. Я знаю, как мне было неловко держать детей на правой руке, как я боялась их уронить, и у меня определенно было такое же лицо.

Саша концентрируется на мне и отворяет себя самою.

- Каким ветром? - спрашивает она.

- Ехала мимо. - Я даю ей журнал, в котором хвалю завуча соседней школы. Саше это не должно быть приятно - ее-то я не хвалю, но у меня такое состояние, когда хочется разбить к чертовой матери копилку и наконец узнать: а сколько там собралось?

- Я видела, - спокойно (Богородица же!) отвечает Саша. - Ты ей выдала большой аванс. - Это чтоб не сказать, что все наврала.

- Возможно, - отвечаю я. - Вранье - часть моей профессии. Что пишет Алеша? - Эти слова - тоже удар по копилке, она не может не помнить, как я категорически повела себя в том научно-фантастическом романе, который когда-то взбухал у моей ныне беременной дочери и её ныне эмигрировавшего сына.

- Пишет, что ждет Катю. Уже снял квартиру.

Я никогда не падала в обморок. Я была уверена, что раньшие женщины просто придурялись, добиваясь этим нехитрым сомлением у всех на виду каких-то своих насущных вещей. Их обморок, как телега в обком (при эсэсэре). Как нанимание киллера (при разгуле демократии).

Поэтому я не знаю, как это случилось со мной. Оклемалась я уже лежа на диване. Надо мной склонилась, видимо, медсестра и своим толстым пальцем совала мне под язык валидол. Палец пах укропом из бочки с солеными огурцами. Я посчитала правильным слегка, не больно прикусить палец, чтоб выплюнуть валидол. Потолок шел кругами, строго слева-направо, его, потолка, получалось много в плывущем виде. Интересен был плафон, убегающий в угол, а потом хитро возникающий в противоположном. Я закрыла глаза и только тут услышала, что Саша вызывает "скорую".

- Не надо, - приказала я остановиться потолку и плафону, что они и сделали как миленькие. Потом, зацепившись за рукав медсестры, я попыталась сесть. Не дрогнувшей укропной рукой та завалила меня назад.

Все было быстро и профессионально. "Скорая" выяснила, что у меня зашкалило давление, мне всандалили магнезию, от которой внутри стало так горячо, что я открыла рот и высунула