Лысая (СИ)

— Романова!

— Блять.

Пашка машинально обернулась: по фамилии её мало кто знал, а из тех, кто вообще её знал, называли только редкие одноклассники. Тот, что позвал, в её классе не учился — высокий, тощий, в голубой футболке, с тонким высоким голосом и почти что женскими чертами лица. Пашка ещё раз выругалась про себя, едва вспомнив фамилию этого парня.

— Чё надо, Патрушев?

— Иди сюда, — ухмыльнулся он. — Побазарим чутка.

Одной ногой он покатывал по бетонной плите, на которой стоял, потрёпанынй скейт. На тех, кто стоит рядом с ним, Пашка обратила внимание, только когда подошла — и среди них, к молчаливой досаде, увидела ту самую Наташу «Харли». Мир был тесен — но Полтинник ещё теснее.

— Здоров, Лысая, — сказала девушка, щёлкая семечки и сплёвывая себе под ноги скорлупки.

Третий парень был Пашке не знаком: высокий, бритый, лопоухий и загорелый, в спортивной куртке, застёгнутой до подбородка, с волосатыми ногами и поразительно чистыми белыми носками в красных кедах. Будто взяли того же Вольного и вытянули по струнке.

Пашка мельком оглядела всех троих, а затем скучно посмотрела на Патрушева, решив делать вид, что до Наташи и её друга ей дела никакого нет. Сзади подошла Лизок, пока что не понимающая, что происходит.

— Так чё тебе надо? — спросила Пашка, набычившись. — Чё-то ты наглым больно стал, Патрушев. По лицу давно не получал? Так я тебе пиздов пропишу базару ноль, если ты проблем ищешь — только скажи…

— Проблемы тут у тебя скорее, Лысая. Ты больно борзая стала, скажи, Наташ?

— Во-во, — кивнула Харли, и Пашка почувствовала себя будто бы в западне. С Патрушевым, недавно переведённым в параллельный класс, у неё были особые счёты, но сам по себе он ничего не представлял… если бы только сейчас рядом с ним не стояла, лузгая семечки, глава Клоунов. Предполагаемая, конечно — потому что Лысая до сих пор не совсем верила рассказам Серёги.

-Чё, как там Останцев? — с ухмылкой осведомилась Харли. — Жив-здоров?

«Знает же, скотина… — подумала Пашка, чувствуя, как привычно раскаляются внутренности, а кулаки сжимаются сами собой, требуя крови. — Всё ведь знает…»

— Да-а, — сдержанно протянула она, взглянув на Наташу спокойным — и одновременно о-о-очень выразительным взглядом, — жив и здоров, и хуй он клал на все твои угрозы.

«Интересно, насколько быстро мне прилетит, если я ей тут же въебу? И от кого?»

Наташа щёлкнула ещё одну семечку, а скорлупку раздавила кроссовкой.

— Пиздишь, Лысая. Сдох же он.

…Если бы Патрушев и ожидал удара, то ничего не смог бы сделать: он лишь тонко вскрикнул, схватившись за лицо, отступил назад с бетонной плиты, споткнулся, рухнул прямо в густые репейники, делящие территорию с крапивой, и что-то невнятно заорал. Пашка быстро стукнула ногой о край скейта, подбросив его в воздух, ловко поймала обеими руками и, пока напрягшаяся Харли не успела ничего сделать, со всей дури заехала ей по лицу доской. Та вскрикнула, должно быть, подавившись не проглоченной семечкой. Лысая замахнулась, было, ещё раз, но заметила, как с дальнего конца пустыря к ним устремляется несколько парней. Завидели, наверное, что бьют своих, и решили помочь… либо с самого начала караулили на случай неприятностей.

— Лизок, бежим!!!

Они развернулись и ринулись прочь.

Пашка не знала, как у её подруги, а вот у неё похмельную усталость как рукой сняло: адреналиновая радость разгоняла кровь похлеще кофеина или энергетика. Лизок, чьё запястье она сжимала, кое-как поспевала за ней. Лысая даже не знала, гнался ли за ними кто-то, лишь слышала отдалённые крики. Впереди показался магазин «Чкаловский»: выезд с Полтинника был близок…

3.

…когда Лизок споткнулась, больно ударившись коленом о поребрик.

— Твою мать… Прости, пожалуйста, — Пашка склонилась над ней, помогая встать. — Ты как, Лизок? Идти сможешь?

Та болезненно поморщилась.

— Идти смогу, бежать — нет. Больно, сука…

— Бля-ять… — протянула Лысая, осознавая, в какой они заднице.

— Слушай, Паш… Может, ты побежишь? — предложила Лизок, прихрамывая на правую ногу. — Они меня… может и не тронут, а? Я скажу, что вообще тебя не знаю…

— Так, ну-ка замолкни и не гони чуши, я тебя тут не оставлю! — решительно заявила Пашка.

Около входа в магазин было припарковано несколько тележек. Пашка взглянула на одну из них, и в её мозгу родилась идея… воплотить которую было не так просто: по другую сторону от них возле магазина припарковался серый «Ауди», из окна которого за тележками наблюдал толстоватый мужик с щетиной. Кажется, их часто воровали, так что магазин даже решился нанять специального охранника.

— Пошли, — тихо сказала Пашка подруге.

Они уже гораздо медленнее, чем раньше, прошагали несколько метров вдоль входа в магазин. Остановившись возле тележек, Лысая обернулась и увидела вдалеке компанию недружелюбных ребят, которые явно хотели о чём-то с ними побеседовать и быстро приближались.

Медлить было нельзя.

Лысая сделала вид, что равнодушно проходит мимо тележки, держа скейт Патрушева, прихваченный в качестве боевого трофея, под мышкой. Встретилась уверенным взглядом с охранником тележек, подозрительно на них косившимся.

Немые гляделки длились секунд десять, пока в кармане у мужика не завибрировал телефон. Подумав, что эта лысая девушка точно не хочет красть тележку, охранник опустил взгляд, доставая телефон из кармана, и решил ответить на звонок…

…- СТОЙ, СУКА!!! — разнёсся вопль, казалось, над всем Полтинником, когда Пашка, вместе с Лизкой, посаженной в тележку, оседлала скейт и набрала скорость!

Здорово, что дорога, ведущая от Полтинника в город, шла под небольшой уклон вниз и не изобиловала машинами. Управлять тележкой было непросто, она то и дело пыталась вырваться из-под контроля, однако неплохо стабилизировала скейт, придавая им дополнительную тягу. Ветер свистел в ушах, а сзади что-то кричал тот самый охранник: идиот, вместо того, чтобы завести мотор, выпрыгнул из машины, собираясь догонять их на своих двоих, и замер, осознавая нелепость своего поступка. Когда «Ауди» вырулила из-за поворота, Пашка и Лизок были уже слишком далеко от неё.

— НАХУЙ ПОШЁЛ!!! — весело крикнула Лысая, прекратившая даже отталкиваться: набравшая неплохую скорость тележка уже ехала практически сама, а Лизок иногда взвизгивала на кочках…

Деревянные дома вперемешку с потухшей от близкой осени зеленью свистопляской проносились мимо, а асфальт глухой трещоткой звучал из-под колёс скейта; дребезжала тележка, едва ли когда-нибудь вообще проезжавшая такие большие расстояния.

— Паш, он за нами не едет?! — спросила Лизок, стараясь перекричать какофонию.

Лысая обернулась на ходу, отталкиваясь ногой.

— Он пока что не догонит! Как только до дороги доедем, надо бросать тележку и сваливать!

Проезжая часть, образовывала с дорогой, по которой они мчались, букву «Т». Она была в двух сотнях метров от них, когда тележка начала медленно терять скорость. Чтобы не остановиться вовсе, Пашке пришлось отталкиваться сильнее. В конце концов Лысая с сожалением спрыгнула с доски, ногой подбросив её в воздух и поймав, удержала тележку с Лизкой, и с облегчённой улыбкой выдохнула.

— Вылезай, валим!

Она помогла Лизке выбраться, взвалила её на спину (так быстрее будет, не спорь, ты лёгкая!) и, оттолкнув ногой тележку, побежала в находящийся слева от дороги старый двор, куда проезда не было, так что охранник, даже если бы нагнал их, не стал бы сюда сворачивать.

Они благополучно оторвались!

До Лизкиного дома они шли пешком – было недалеко. Скейт Лысая по-прежнему несла под мышкой. Подумала: можно перекрасить и Илюшке подарить, вот малой обрадуется. Главное, чтобы, если Бульбазавр станет просить, он случайно его не раздавил под своим весом.

— Здорово ты их, Паш! Особенно этой, по морде — скейтом, — с восхищённой улыбкой говорила Лизок, до сих пор немного прихрамывающая. — А кто это был, Патрушев? Твой одноклассник?