Хюльдра (СИ)

- Приходи к нам, покушаешь… - зашла Нина Ивановна с тыла.

- Мама! Пьеса!

Нина Ивановна вздохнула и нехотя распрощалась, давая понятьдочери, что хоть этот бой она проиграла, но битва обязательно будет за ней.

В прошлое воскресенье, Нина приехала к родителям и, стянув спротивня только что испеченный пирожок с мясом, объявила, что начинаетрепетиции новой пьесы, что означало «переход на военное положение»: покаразрабатывался новый материал, и делалась выгородка, Нина сводила к нулю все«бесполезное общение». Она бросала терапию, не давала интервью и не звонилародителям. Нина говорила, что все это ее  отвлекает и вгоняет в депрессию ичереду фрустраций.

Как большинство родителей, Нинина мама не была довольножизненным выбором дочери.

- Почему у всех дети здоровые, а моя от врача не вылезает? –вздыхала она, сокрушенно качая перманентом, - зачем ты ставишь эти никому ненужные спектакли? Давай мы тебе работу новую найдем, хорошую…

Хорошая работа, в понимании Нининой матери, прежде всего, недолжна была вызывать стрессов. Нина не оставалась в долгу, ввязывалась в спор,отстаивая совершенно противоположную точку зрения. Она была уверена, что еслиты не отдаешь своей работе все свое время и силы, эмоциональные и физические,то значит, что работу ты свою делаешь плохо.

- По-твоему, я плохо делаю свою работу? – заводилась НинаИвановна.

- Причем здесь ты? – искренне недоумевала Нина, - речь обомне! Я - человек искусства! Я – не курица, но птица!

Нина Ивановна принимала «курицу» на свой счет и принималасьсыпать ехидными ремарками в адрес творчества дочери, которые та, в своюочередь, бойко парировала. Конфликт уходил вглубь, вскрывая все новые и новыепласты обид. Спор был бесконечен и изматывал обеих участниц.

Теперь Нининым основным занятием стало бесконечноеперечитывание монологов, из которых складывался текст ее новой пьесы.

Алиска ее довольно сильно переработала. Казалось, онаперелопатила каждую строчку, переделала каждое предложение и, видимо,совершенно обнаглев, поставила свое имя на титульный лист.

Сперва Нина разозлилась за такое неуважение к своей работе:в конце концов, даже если это ее дебютная работа в качестве драматурга, но онаже все-таки Нина Смоленская – основоположник новойд рамы в городе Б и один изтех людей, на котором все держится!

Но прочитав второй и третий раз, она вдруг открыла для себясначала двойной смысл в каждой реплике, и лишь тогда увидела и оценила всюглубину и символизм. В тексте Алисы Заваркиной каждое слово было на своемместе.

- Каждый должен заниматься своим делом, - сказала тогдаНина.

Она – известный режиссер Нина Смоленская. Она должназаниматься постановкой, но вот из Алисы, похоже, может выйти хороший писатель.Со временем.

Когда Нина отогнала от себя покалывающую ее зависть, оназаметила, что теперь текст больше отпечаток Алискиной личности, чем ее. Онавчитывалась в гладкие предложения, и вдруг с удивлением понимала, что Алиска нетак уж проста, какой кажется на первый взгляд. Похоже, нутро симпатичнойдевчушки и приветливой мисс В-Меня-Нельзя-Не-Влюбиться втихаря раздирали такиесвирепые огнедышащие драконы, что куда там Нине с ее дурацкими паническимиатаками до нее.

Нина имела кое-какой опыт в анализе текстов. И этот вопилкаждой своей страницей о ледяном одиночестве, в котором тонет автор. Кто бы могподумать!

Перед кастингом Нина укрылась в репетиционной каморке,прихватив с собой только листы с текстом пьесы. Она хотела в тишине испокойствии перечитать последний монолог, который выбрала для кастинга.

Изначально, в Нининой редакции пьеса называла «Невеста» исюжет ее был довольно избит: жили-были мальчик и девочка, девочка любиламальчика, а он ее – не очень. Je t'aime… moi non plus. Классика. Девочкеочень хотелось замуж за любимого мальчика, а мальчику хотелось фана и легкихнаркотиков, поэтому он однажды «сделал ручкой» своей нежной подружке, которая,как назло, в тот день присматривала себе миленькое свадебное платьице.

Нина специально выбрала эту тему: ей показалось, что онанайдет отклик у женской аудитории, к тому же ей, Нине, нужно было выразить себяи отголосок своей прошлой боли.

В общем-то, Алиса внесла всего две крупные корректировки:убрала все упоминания о свадьбе и лишила главного героя всех реплик, превративего в набор пошлых символов, знакомых каждой девушке. Такой набор остается импосле расставания: открытка, высохшая роза и плюшевый медведь. Но и этотбесплотный призрак, кусок, оставшийся от полноценного мужского персонажа,похоже, показался Алиске слишком выпуклым. Она обточила все упоминания о нем вмонологах, и теперь он представал не весельчаком и бонвиваном, а холодным,прагматичным и равнодушным. В нем перестал угадываться Павел Проценко, нопроклюнулся Лаврович.

- Какие же мы с тобой дуры, Алиска, - прошептала Нина,смаргивая слезы. Капельки сорвались с ее накрашенных ресниц и упали нафинальный монолог.

Нина видела знак свыше в сходстве их судеб. В те моменты,когда она читала пьесу или думала о ней, Нина чувствовала себя как никогдаблизкой Алисе Заваркиной. Она уже не злилась, что та рассказала своей сестре описьмах с предложениями поработать проституткой, зато снова провалилась всмердящее болото из чувства вины. Отсюда и приступы. Ее работа теперь проходилапо выматывающей схеме: чтение – размышления – воспоминания – борьба с удушьем.Нина пряталась ото всех, даже от своего верного партнера по сцене, который,похоже, успел крепко на нее обидеться. Но с ним она разберется позже…

Сначала – Алиса. Нина приняла решение: она расскажет все ей.Лично. Глядя в глаза. Она, Нина Смоленская, набралась храбрости и сделает то,что должна была сделать четыре года назад. В то же утро, когда они очнулись втом вонючем сарае…

Приступы стали отступать: паника сменилась злостью. Нинабольше не искала на кого бы свалить вину. Теперь она знала главных виновниковнаперечет.

Первым в ее списке стал тот тип с глазами, как у ленивца.Его насмешливый взгляд Нина не забудет никогда! То, как он, стоя в стороне,наслаждался происходящим. То, как он организовал для них «коридор позора»!

Когда они вечером следующего дня нашли силы, чтобы выползтииз сарая, все, кто был на базе, выстроились в две шеренги и молча наблюдали затем, как они бредут, пошатываясь. Они держали путь на автостоянку, единогласнорешив тут же покинуть территорию лагеря и бросить работу над сайтом. Павел,который пришел в себя раньше всех, сделал вылазку из их укрытия, и пробежавкамышами, добрался до домика, в котором они ночевали. Он наспех упаковал ихпожитки в четыре сумки, и также, огородами, добрел до своей машины. Там онбросил вещи в багажник, не забыв вынуть кое-какую чистую одежду для девушек. Когдаон вернулся в сарай, Нина была признательна ему за предупредительность: ееплатье было испорчено ее собственной рвотой. Алиске повезло еще меньше: ее юбкаи кусок футболки был залит кровью, однако она наотрез отказалась переодеваться.

Алиса вышла из сарая и первой ступила в «коридор позора».Нина, Паша и Лаврович с любопытством наблюдали за ней. Она не пыталасьсостроить оскорбленную невинность и не старалась сохранить хорошую мину приплохой игре.

Алиса брела в окровавленной одежде, спотыкаясь и оступаясь,и смотрела. Вглядывалась, молча и равнодушно, в каждое лицо в обеих шеренгах.Нина отчетливо помнила, как с этих физиономий сползало выражение беззаботности,сменяясь у кого-то тревогой, у кого-то удивлением, у кого-то страхом. Пока онивчетвером пересекали территорию базы, никто из тех, кто оставался, не издал низвука.

В конце шеренг стоял этот тип, Ленивец. Увидев кровь, онсменил показную брезгливость на подозрительность. Алиса, которая шла впереди начетыре-пять шагов, остановилась напротив него и смело скрестила с ним взгляды.Нина, Паша и Лаврович догнали и обогнали Алису, которая все смотрела и смотрелана Ленивца. Ее бледное лицо, на котором почему-то отчетливо проступилиуродливые, грязно-фиолетовые прожилки, не выражало никаких эмоций, а с потрескавшихсяи опухших губ не сорвалось ни слова.