Хюльдра (СИ)

Когда дрожь внутри Алисы стала стихать, и на крик больше неоставалось сил, она услышала шепот Бьорна. Он, изливаясь мутными потоками вразделявшую их резиновую перегородку, он шептал какие-то нежные норвежскиеслова. Что-то вроде «элскерь».

Прошла минута, прежде чем он отпустил ее.

Алиса обвила Бьорна ногами и руками и, пользуясь тем, что онне знает русского, принялась нашептывать ему всякие нежности. Она говорила, чтолюбит его, что он самый красивый и талантливый, называла его своим солнышком ипрочими глупыми прозвищами. Из глаз Алисы текли слезы, но она не замечаланичего, кроме того, что каждая клеточка ее тела поет счастливые похабныечастушки.

Той ночью она рассказала ему все. Про своихдемонов-хранителей Асю и Васю, про Лавровича, про то, как странно с нейобращаются люди, про попытки понять себя, о легенде про хюльдр, к которой она,в конце концов, обратилась, и на которой помешалась. Она поделилась тем,насколько бездарны были ее попытки составить хоть какой-нибудь сценарий, покоторому можно будет построить свою жизнь. Она рассказала ему про провалы,которые последовали за этими попытками и про свое озлобление после этихпровалов. Она даже посетовала на отчаяние, которое охватывало ее, когда всестановилось только хуже и хуже. В общем, разнюнилась по полной.

- Я ни разу не спросила тебя, надолго ли я могу остаться, -спросила Алиса у засыпающего Бьорна. Ей казалось, что после всего, что она нанего вывалила, он должен выставит ее за дверь немедленно. Или когда пропоютпетухи.

- Навсегда. Оставайся навсегда, - прошептал тот,проваливаясь в сон.

Прошло три дня, прежде чем Алиса решилась позвонить Васе.Как ни странно, брат на удивление спокойно воспринял известие о том, что онавсе еще в Эурланне, в гостях у Бьорна, и не собирается никуда двигаться вближайшее время.

- Я сделаю тебе визу, - сказал Вася, - ни о чем не волнуйся.Ты опять влюбилась?

- Не опять, а впервые, - сказала Алиса.

Она лежала на полу, задрав ноги на подоконник, и северноебелесое солнце светило ей прямо в лицо. Бьорн на улице зачем-то измерялрасстояние между елками.

- Он норвежец? – строго спросил Вася.

- Он – Бьорн Йоргесен. Тот самый. Это действительно он.

- Вези его сюда, - приказал Вася, - я хочу с нимпознакомиться! Спрятал мою сестру на каком-то фьорде, как будто это нормально!

- Ой! – весело хрюкнула Алиса, - можно подумать, ты по мнесоскучился! Ты хочешь с ним про эти ваши выдержки и фокусы поболтать!

- Конечно, хочу, - рассмеялся Вася, - и тебя я давно невидел. Как ты там хоть выглядишь?

- Точно так же, только сосновые иголки в волосах запутались.

Распрощавшись с братом, Алиса встала с пола и распахнулаокно.

- Что ты делаешь? – спросила она.

- Гамак хочу повесить, - ответил Бьорн, - может, он тебязатормозит, если ты снова выберешься погулять при луне?

Позавчера ночью Алиса, не просыпаясь, встала с кровати,спустилась по винтовой лестнице со второго этажа и ушла в лес. Она шла такрешительно, уверенно и быстро, что Бьорн едва успел поймать ее на краю егоучастка. Он тряс ее и даже легонько ударил по щекам несколько раз, прежде чемАлиса очнулась от наваждения. Остаток ночи она просидела в кресле, дрожа отхолода и недосыпания, боясь уснуть и уйти еще куда-нибудь. Бьорн тридцатьчетыре раза велел ей не беспокоиться и ложиться спать, пообещав, что не даст ейуйти далеко.

- Жаль, что у меня с собой не было фотоаппарата, - сказал оней за завтраком.

Алиса ожидала чего угодно. Например, что он обзовет еепсихопаткой, отвезет в Осло и сдаст на руки Васе, запретив приближаться к Эурланнсфьорду.Или впредь будет относиться к ней настороженно, как к буйной сумасшедшей, ипопрячет все ножи. Но Бьорн искренне веселился и недоумевал, почему онахмурится.

- Я – лунатик, - буркнула Алиса.

- Это зов крови, - развеселился Бьорн, - хвостатый народтебя к себе манит. Кстати, в лесу с тобой ничего страшного не случится. Гораздонеприятнее будет, если ты выйдешь на дорогу. Надеюсь, к асфальту тебя непотянет? Среди твоих предков не было дальнобойщиков?

Алиса рассмеялась. Эти дни они прожили в блаженной неге: онасварила ему борщ, а он прокатил ее на своей моторке по Согнефьорду. Вода былазеленой, небо лавандовым, а солнце таким горячим, словно оно забыло, что скорокончается август и ему положено скромничать. Заглушив мотор, они лежали на днелодки, обнявшись, и смотрели в небо. Когда упали сумерки, Алиса, совершеннопозабыв, что почти не умеет плавать, нырнула в воду прямо в одежде. Бьорнсмеялся над ней, а она декламировала ему сказку про русалку и солдата нарусском и, цепляясь за край лодки своими белыми до прозрачности руками,притворялась, будто хочет соблазнить его и увлечь за собой на дно.

Чтобы Алиса перестала бояться саму себя, Бьорн устроил ейфотосессию в лесу. Она ходила босая и растрепанная между стволами деревьев,карабкалась на камни, валялась на мхе. Сначала на Алисе был свитер Бьорна,потом она стянула его, оставшись в длинной майке и трусиках. Разыгравшись,Алиса стянула с себя и эти ненужные лоскуты, а Бьорн отложил камеру, и онизанялись любовью прямо на камне, на котором успели отщелкать чуть большедвухсот кадров. Алиса чувствовала спиной холод камня, а животом – жар Бьорна ииз этой гармонии противоположностей родилось нечто ранее неиспытанное. Это былопохоже на то, как она растворилась в окружающем ее пространстве, частьюслившись со своим любовником, частью – с природой, когда Бьорн впервые еецеловал. Только теперь здесь был замешан оргазм.

«Палеокортекс. Он знает, что со мной делать. Что говорить.Куда целовать. Он меня не боится. Информация о таких, как я, записана в егодревней подкорке. Память поколений».

В тот момент Алиса верила в сочиненные ею же сказки.

Гамаку не хватало длины, и Бьорн, оставив бесплодные попыткизакрепить его, растянул его на земле, прикидывая возможности. Он хватал то одинкрай, то другой, разглядывал его то с одной стороны, то с другой. Алисасмеялась над ним и над его суетливостью, свесившись из окна, а он лишь смущенноулыбался в ответ.

- Натяни рыболовную сеть, - посоветовала Алиса с улыбкой.Бьорн показал ей поднятый большой палец.

Солнце снова припекало. Алиса подняла лицо ему навстречу изажмурилась. Она не помнила, сколько она так простояла, но из нежных дум еегрубо вырвал сигнал клаксона. Ей даже показалось, будто кто-то тихо позвал еепо имени. Открыв глаза, она бросила взгляд вниз, на Бьорна. Тот стоял, оставивсвой неподатливый гамак, и любовался ею.

«Показалось».

Но снова клаксон и снова «Алиска». Она взглянул  на дорогу ипохолодела. Реальность врезалась в ее тихую счастливую жизнь, как ножницы вситцевый лоскут.

- Какого черта ты здесь делаешь? – взвилась она по-русски.

Бьорн, вздрогнув, недоуменно смотрел на Алису. Проследивнаправление ее взгляда, он встревожился: он не хотел, чтобы у него забрали егохюльдру.

- Спустись, есть разговор.

- Как ты меня нашел? – разозлилась Алиса.

- Ты «зачекинилась» на «Форсквер»!

- Черт! – ругнулась Алиса, - что тебе надо?

Фигура, которая до сих пор стояла оперевшись задом на капотпрокатной машины и скрестив руки на груди, выпрямилась, сложила руки рупором ипроорала:

- Я знаю, что с нами случилось той ночью!

Глава шестая. 2010год. Не курица, но птица.

- Как твой шринк?

- Психотерапевт, мама! – раздраженно крикнула Нина в трубку.

Нинина психотерапия забуксовала: пережив еще один приступудушья, она отменила три сеанса у врача и перестала отвечать на ее звонки снапоминаниями. Нина и сама знала, как справиться со своей затяжной истерикой –нужно ликвидировать ее причину. Нужно рассказать о том, что произошло тойночью. И приступы, и бессонница исчезнут сами собой.

Нина не хотела рассказывать эту историю врачу. Зачем? Какойот нее толк? Кому станет легче от пустой болтовни? Не Нине, это уж точно!

Но хитрая врачиха нашла способ ее достать – позвонила еематери. Город Б – маленький тихий омут, где все черти знакомы между собой. А ужНине Ивановне Смоленской, заместителю начальника департамента здравоохраненияадминистрации города, каждая врачебная собака почла бы за честь подать лапу. Еетелефон висел на сайте администрации в открытом доступе.