Евгеника

Воля случая стала изъявляться регулярными краткими экскурсиями по дому от прихожей до спальни для гостей, заинтересованных только в последней комнате. По утрам Марта подвала завтрак и с укором глядела на хозяйку, обесчестившую имение. Та отворачивала голову, сознавая, что поймала бейдевинд, и теперь не скоро сможет взять верный курс. Когда по городу стали нашептывать о любовных поражениях молодой вдовы, она взяла коричневый кожаный чемодан, положила в него ночную сорочку, платье, льняные брюки и тонкий кошелек, туго набитый кредитными картами, и поехала покорять мир.

– В ближайшее время есть рейс только в Калькутту, – закусив губу, ответил голос из кассы.

– Беру, – Виктория протянула купюры для оплаты.

До вылета оставался час. И в том же зале ожидания, как и несколько лет назад, когда она провожала Фернандо, теперь, будучи баронессой, Виктории пришлось заново пережить все воспоминания и горькие ощущения, охватившие её в тот запорошенный понедельник.

«Надо было в Мадрид лететь», – корила себя она и рассматривала на карте, насколько далеко расположены друг от друга Испания и Индия. – «Ничего, пожарюсь под тропическим солнцем и поеду раздувать черные кудри моего ненаглядного».

Путь до Калькутты оказался гораздо длиннее, чем ожидала она, а Ганг значительно грязнее, чем заросший пруд в её усадьбе. Её Ост-Индская кампания началась с осмотра мемориала королевы Виктории, а вечером того же дня молодую женщину ждали сырые халупы, в которых, как рассказывали их хозяева-продавцы, хранились подлинники произведений искусств еще со времен Бенгальского возрождения.

«Что ж, сокровища истории придадут моей обесцененной жизни хоть каплю смысла», – решила Виктория, и с тех пор стала ярым коллекционером редкостных вещиц и дорогих подделок. Бомбейский торговец наливал ей в посеревшую фарфоровую чашку слабозаваренный чай и показывал уникальные шелковые платки, сделанные по заказу именитых итальянских дизайнеров у него в трущобе. Он тряс глянцевыми журналами, на которых тонкокожие модели были обвиты похожими тряпками, и на смеси бенгали и английского уверял её, что все в его магазине чистой воды оригинал. Виктория хлопала глазами и в ладоши при виде очередной безвкусицы и отсчитывала доллары. К среде о её платежеспособности знали все местные перекупщики и сдували пыль с полусгнившей рухляди, придавая ей вид антиквариата.

Купив бумагу якобы XIX века, вечером второго четверга она села за бамбуковый стол и начала своё послание в Мадрид.

Первую половину пятницы Виктория искала, откуда можно отправить письмо, а всю вторую провела в деловых переговорах с коммерсантом Арджи, оказавшимся внезапно по совместительству магистром культурологии. В закромах его лавки были погребены предметы той старины, о которой если уж и стоило вспоминать, то как-то основательно и с придыханием.

– Алтарь мира, как в Италии. Бери, не пожалеешь, – уговаривал Арджи, многозначительно покачивая головой и подтверждая: «Гуд, гуд».

На прямоугольном гипсе были безалаберно изображены фигуры и грубо прорисованы детали. Ободранные углы выглядели так, словно их обглодали гигантские крысы, а на задней части монумента наметилась желтая плесень.

В день отъезда весь квартал вышел на улицы и, смеясь, махал ей вслед рукой. Её повозка была похожа на передвижной цирк-шапито, и в её ушах до самого аэропорта звенели невидимые бубенчики. Отдав в десяток раз больше, чем стоили покупки, за доставку в Швецию, она решительно потребовала в кассе билет до Мадрида.

– Авиаперевозки на данном направлении временно не осуществляются, – заверила её работница Эйриндия.

– Тогда на ближайший рейс в любой европейский город.

Девушка в униформе приникла к компьютеру и, усомнившись, насколько ближайший пункт назначения относится к Европе, с извинениями ответила, что свободные места есть только на Москву.

В представлении Виктории Россия тоже не входила в заветную территорию благоденствия, но это было все равно ближе к Испании, нежели её теперешнее местонахождения.

– Давайте, – с неохотой согласилась она и оформила билет.

В этот раз зал ожидания ни о чем не поведал ей, не напомнил и не пробудил чего-то, что просыпалось лишь по четвергам. Люди устало развалились на стульях, обмахиваясь бумажными веерами, дети кричали и требовали сладостей и внимания. Калькутта утомила её. Город был прекрасен, храмы красочны, но усталость пудовыми гирями висела на её щиколотках и не давала пошевелить ногами. Влажный воздух рассеивался по залу и замирал мелкими каплями пота на висках.

«Сейчас бы виски с колой,» – мечталось ей в самолете, подлетавшем к заснеженной Москве, в которой льда и виски было более, чем достаточно, как по отдельности, так и смешанными в граненом стакане.

От Домодедово до гостиницы её мчал на дребезжащем автомобиле таксист, плохо изъяснявшийся не только по-английски, но и с трудом понимавший по-русски. В холле Савойа на неё, в туфлях и сари, посмотрели подозрительно, но, получив платиновую карту для оплаты, тут же мило заулыбались и проводили до гранд-люкса. Наутро горничная объяснила, что утеплиться можно в магазине через дорогу, и уже к вечеру следующего дня она была звездой бомонда в закрытом клубе. В Москве почему-то не было принято сливкам общества вращаться по вечерам на светских раутах более интеллектуального содержания, но это не остановило Викторию найти любителя антикварного искусства и проверить на деле его харизматичность. Из её номера он вышел поздно ночью, пока она спала, прихватив индийское золото и наличные, ведь особенно встречи на одну ночь не длятся вечно.

Наутро она заказала завтрак в номер, и с больной головой принялась читать свежую газету. Первая же статья весьма порадовала её – в Москве открывалась выставка редких крестов ручной работы, принадлежавших некогда именитым особам и членам королевских европейских династий. Откусывавшая булочку континентального завтрака, баронесса была похожа на гусеницу, которая вот-вот должна превратиться в бабочку. И этот замедленный момент ожидания превращения становился невыносимым. Как яблоко, упавшее с дерева, могло сгнить, не дождавшись следующего лета или же прорасти новым плодоносом, так и она сидела и не знала, чем обернется её ожидание. Внутри была какая-то необъяснимая пустота, и Виктория чувствовала себя стеклянным человеком, которого, как шар, можно надуть ощущениями, и она примет любую форму в зависимости от них.

В половине шестого она набриолинила кудри, накинула норковый палантин и отправилась на выставку. В одном из залов столпились люди и что-то оживленно обсуждали.

«Подделка! Подделка!» – обескураженный шепот передавался от одного посетителя к другому.

В центр зала вышел худой сутулый мужчина в очках и объявил об открытии внепланового аукциона на один из экспонатов:

– Специалистам удалось распознать в нательном Кресте Нашедшихся Душ высококачественную подделку. Но так как крест является произведением искусства не XIV века, а XVII, организаторы выставки дали свое согласие на его продажу.