Мать ветров (СИ)

— Вы не поверите. Там... К берегу подходит корабль! Я не вижу на нем флага, но, судя по конструкции, он из Лимерии или с Шинни.

И вервольфы, и новые их соседи, все, кто был на побережье, подались к морю. Они увидели, как на ветру заполоскался белый флаг, знак добрых намерений для большинства стран севера. Милош поспешно соорудил из подручных тряпок два сигнальных флажка и показал, где бросить якорь, чтобы корабль не сел на мель. Кажется, прошла целая вечность до того мгновения, когда с борта на воду спустилась лодка.

— Сынок, меня зрение подводит, или там и правда одни рыжие? — спросила Зося у Милоша.

— Правда, мама. Возможно... возможно, это нереи...

Вдруг Милош, позабыв о студеной осенней воде, позабыв обо всем на свете, бросился бежать прямо по мелководью. Навстречу ему выпрыгнул из лодки мужчина, из рыжей бороды которого вился дымок то ли от самокрутки, то ли от трубки.

— Это он? — Шамиль, очарованный красавцем-кораблем, все же опасливо прижался к маме.

— Да, милый, это папин друг, Шеннон, — с той же смесью восхищения и тревоги в голосе ответила сыну Камилла.

Обоих разом обнял, успокаивая, Марчелло.

— Пусть Милош сегодня порадуется, а вот завтра — завтра мы начнем его ревновать.

И завтра настало, непогожее, северное, ветреное. Оно щерилось на мир крепкими Волчьими Клыками и бросало вызов отчаянным и отважным.

Ведьма Фёна вместе со своей любимой, детьми, внуками и друзьями взошла на палубу нерейской шхуны. Нет, они не собирались покидать Волчью бухту, ведь они обещали вернуться в Республику.

Но ветер, который через неделю-другую расправит паруса, этот ветер надежно свяжет Республику, Волчьи Клыки, Шинни, зарождающееся сопротивление в Иггдрисе и кто знает, сколько еще свобод и революций.

====== Эпилог ======

Мы думаем, что, чтобы Галеано жил, один из нас должен умереть.

И для того чтобы эта незваная гостья, именуемая смертью, осталась довольной, на место Галеано мы подставим другое имя, и так Галеано останется жить, а смерть вместо жизни унесет с собой только имя, буквы, лишенные всякого смысла, без собственной истории, без жизни.

<...>

И смерть уйдет, обманутая индейцем, боевое имя которого было Галеано, и он опять будет ходить по этим камням, которые сложены на его могиле, и будет учить всех, кто этого захочет, основным азам сапатизма, а именно — не продаваться, не сдаваться, не опускать рук.

Субкоманданте Маркос. Между светом и тенью

Белый неуклюжий медвежонок рыкнул протестующе, а потом тихо опустил голову на перебинтованные лапы и уснул.

— Спи, маленький, спи, все хорошо, — Юна погладила малыша по взъерошенной шерстке, поцеловала теплое ушко и вышла из ветеринарного отсека.

Внезапное падение экспериментального спутника в Алмазный океан едва не стоило жизни нескольким десяткам белых медведей, тюленей и прочей крупной северной живности. К счастью, исследовательское судно «Аурора Бореалис» оказалось неподалеку, и они спасли если не всех, то большую часть животных. Одним оказали помощь на месте, других везли на большую землю.

От самой Юны, студентки-второкурсницы, толку больше не было. Животными займутся опытные врачи, а девушка надеялась выпросить у научного руководителя двух-трехдневный отпуск. Объяснить бы еще самой себе, зачем...

— Не думай слишком много, морщины набегут раньше времени!

А научрук тут как тут.

— Твои морщины тебя только красят, — парировала девушка и показала седовласому профессору язык. — Слушай... А можно я возьму одну из птичек и поживу пару дней в Волчьей бухте? Я сверялась с картой, домик сейчас свободен...

— Мятку я тебе не дам. Самому надо. А с Чернышом договаривайся.

Юна благодарно чмокнула научрука в щеку, услышала краем уха что-то ворчливое про очаровательных белокурых студенток и побежала в птичий отсек.

Мятка и Черныш заслуженно отдыхали, отключенные от питания. Юна провела носом по бирюзовой обшивке большой, сурово оснащенной птицы, которая и впрямь пахла мятой, а потом нажала кнопку запуска на мелком юрком птахе.

— Черныш! Полетим в Волчью бухту? Я поживу в домике, а ты будешь делать, что захочешь! Полетаешь, поспишь, погоняешь тюленей. М? Согласен?

— Чер-р-рныш согласен, — металлически промурлыкала птица. — Спать. Гонять тюленей. Игр-р-рать с Юной.

— Ты же мой славный!

Горячий шоколад давно остыл, а Юна к нему не притронулась. Она отключила почти все электричество, оставила только питание для Черныша и тепло. Тонкостенный дом вмиг выстудило бы, если бы его грела старинная печь.

А жаль, что нельзя... Ей бы хотелось вернуться на много, много лет назад...

Перед отплытием она спросила у Ника, что бы ей почитать из его любимых исторических периодов, а Ник, честная душа, и скинул ей раннюю историю сопротивления севера.

Фён. Три буквы. Три звука. Короткое слово. Сколько всего оно перевернуло в ее душе?

Разумеется, Юна и прежде знала об этом этапе всемирного сопротивления. Как-никак, самое начало! Но в школе она учила основные имена, даты, события, достижения, не вникая в детали. Ох, что же ты натворил, Ник?

Текст, стилизованный под старые рукописи, погас и свернулся в книгу. Юна задула свечу, накинула шубку и вышла в морозную ночь. Над головой неторопливо переливалось полярное сияние.

Ветер взметнул белый столб снега и понес его к морю, скованному серыми льдами. Говорят...

Говорят, что в самые глухие ночи к огоньку одинокого путника спускается Белая Ведьма. Молчит, глядит, не мигая, в рыжую пляску костра. Глядит, глядит, и зыбкие тени струятся тонким мужским силуэтом. Пляшет Белая Ведьма, пляшет Черный Змей, а наутро находят на стылых угольях мертвого путника с сердцем, разорвавшимся от тоски.

Что с тобой стало, Белая Ведьма?

Темный силуэт маленького исследовательского самолета на фоне изумрудного неба Юна заметила не сразу. А когда увидела, кто спрыгнул на землю и бежит к ней, лишь махнув пилоту рукой на прощание, позабыла свою смертную тоску и помчалась, врезалась, окопалась в крепких объятиях.

— Ник! Ник, как ты узнал?

— Я — историк! У меня нюх, — выразительно повел смуглым носом с орлиной горбинкой, защекотал ее лицо черными кудрями. — Нюх на исторические факты. Ты здесь, а у меня для тебя — сюрприз!

— Сначала накормлю тебя, медвежонок, — Юна вцепилась в лапу в толстой перчатке и потащила любимого в дом.

— Почему с руками голыми по морозу скачешь? Непорядок!

В заботливом тепле домика оба скинули шубы, шапки, перчатки и прочий северный инвентарь. Упали на серебристую шкуру возле очага и долго, очень долго целовались.

— Какой сюрприз? — деловито спросила Юна сквозь попытку отдышаться.

— Читала?

— Читала, читала! Ты своим Фёном насквозь меня отравил!

— Вот, — Ник ткнул пальцем нос девушки и вдруг превратился из влюбленного чернявого шалопая в серьезного молодого историка. — Нашли картины Вивьен. Те самые, которые считались утерянными. Не все, только три из пяти, а среди них — лебедь...

Опалесцирующий очаг поплыл перед глазами. Юна сглотнула невесть откуда взявшиеся слезы и спросила с мольбой:

— Неужели о них ничего неизвестно? Что с ними стало? Только гипотезы?

Ник встал, неодобрительно поглядел на кружку с остывшим шоколадом, выбрал на дисплее кофеварки два мокко и вернулся на шкуру.

— Скорее всего, Вивьен какое-то время жила в первой республике, есть же точно датированные ее картины. Шамиль написал свои основные философские труды на Шинни, но провел ли он там всю свою жизнь? О Радко и Мире нет никаких сведений, а вот первый микроскоп Лейла изобрела в Пиране. И все. Это младшее, последнее поколение Фёна. О старших остается только гадать...

— А Зося? Эта легенда про Белую Ведьму...

— Ну, с мистической легендой все ясно, а в то, что она еще лет тридцать командовала подпольными отрядами — в это верится с трудом. Когда Зося ушла в Клыки, ей было сильно за пятьдесят. С ее-то тяжелой жизнью, с тогдашней медициной — какие девяносто? Да еще верхом.