Мать ветров (СИ)

— Опять! — застонал Али, стукаясь затылком о стену. — В Пиране чуть не застрелили, здесь чуть не отравили... Что вы придумали? Чтобы он пересказал основные идеи своей работы как можно большему числу студентов?

— Угу. А до начала лекции устроили суету и хмурые морды. На всякий случай. Пусть бы та тварь, если она следит за университетом, какое-то время думала, что все получилось.

— Моя помощь нужна?

— Иди в аудиторию. Марчелло держится отлично, но его здорово разозлила кража рукописи. С тобой и ему будет спокойнее, и лишняя пара глаз пригодится. Смотри за людьми, ага?

… Голос. Этот необыкновенный голос впервые зазвучал в подпольных кружках Пирана, после — в день взятия Сыри, в весеннем вихре революции. Его закалили выступления в городах и деревнях молодой Республики, отшлифовали бесчисленные лекции в университете. С каждым годом низкий, бархатный голос зверя становился богаче и ярче, с каждым годом Али все безнадежнее сходил с ума, когда слышал звучный рык днем — и вспоминал, каким страстным бывает шепот ночью...

— Давайте подведем предварительный итог. Итак, самые крупные державы нашего севера, Грюнланд, Ромалия, Лимерия и, по всей видимости, Саори перешли к новой форме общественного устройства. То же самое касается Корнильона на западе. Что можно сказать об ушедшей форме? Мы помним, как прежде производили продукцию, и как шла торговля. Главную роль в жизни этих стран играли крупные помещичьи хозяйства, которые в основном сами себя обеспечивали. Торговля и города играли роль третьестепенную, товарообмен строился по формуле: Т — Д — Т. Что это значит?

— Товар обменивали на деньги, чтобы на эти деньги купить другой товар, — ответил студент с предпоследнего ряда. — Стоимость в ходе обмена не меняется, различны только потребительные стоимости товаров.

— Галерка не дремлет? — усмехнулся Марчелло. — А мы-то в юности забирались подальше, надеясь выспаться... Молодежь нынче пошла! А мы переходим ко второй, куда более таинственной, даже алхимической формуле современности: Д — Т — Д’.

— За деньги покупают товар, чтобы продать его и получить еще большие деньги, — бойко проговорила девушка, на этот раз из первых рядов. — Вот тут стоимость меняется.

— И под носом у преподавателя не дрыхнут, да что ж с вами сделаешь... Верно! Практически философский камень, из олова получаем золото, из денег получаем больше денег, потому что для покупателя товар дороже, чем для продавца, и таким образом возрастает стоимость. Переходим к следующему вопросу!

— Вот когда ты из олова получишь золото, тогда и перейдешь к следующему вопросу! — весело выкрикнул студент аккурат из середины зала.

— Ну-у-у, я видел, как дерево покрывают золотой краской из олова, — Марчелло с надеждой посмотрел на Али, потом перевел взгляд на дотошного ученика: — Нет, не пойдет? Жаль! Тогда ты нам скажи, откуда берется прибавок.

— Из товара. В том случае, если это такой специфический товар, как труд, ведь труд сам производит потребительную стоимость. Владелец средств производства — мануфактуры, завода или еще чего-то подобного — покупает рабочую силу. Он оплачивает ее как всякий товар, исходя из того, сколько стоит ее производство. В случае рабочей силы это деньги на еду, одежду, жилье... в общем, чтобы рабочий мог работать. Только эта оплата эквивалентна примерно половине рабочего дня, а то и меньше. Остальное время рабочий трудится исключительно на своего нанимателя, производя прибавочную стоимость.

— Секрет превращения олова в золото заключается в том, чтобы вместо олова взять золото. Прекрасно. А теперь я предлагаю несколько иначе посмотреть на эту формулу: Д — Т — Д’. Прежде всего — на товар. Чтобы купить такой товар, как труд, нужно найти самого носителя труда, то есть человека. И этот человек должен быть свободным. Во время революции в Пиране все мы требовали свободы, но подразумевали под этим словом совершенно разные вещи. Мы с товарищами требовали свободы от власти помещиков, от прихотей мастеров, от цеховых пережитков, от самодурства глав семей, в конце концов. Мы хотели, чтобы человек свободно распоряжался собой и сам строил свою жизнь, чтобы все граждане страны получили равные права вне зависимости от происхождения, имущества, пола... А те, другие — они тоже хотели свободного человека. Свободного от средств к существованию, от средств производства, чтобы он мог свободно продать свой труд. Новый собственник, чья власть зиждется не на владении землей, а на владении капиталом, говорит рабочему: «Ты свободен. Ты волен выбирать: подыхать тебе с голоду или пахать на меня», — Марчелло указал рукой на формулу, записанную на доске, и медленно, веско произнес, чеканя каждый слог: — Вот что такое свобода частной собственности, за которую в последнее время ратуют некоторые наши товарищи.

В глубокой тишине аудитории, заполненной людьми до отказа, раздался робкий голос девушки, сидевшей у самой двери:

— Простите, можно...

Али присел на корточки рядом с ней и подбодрил ее улыбкой. Девушка встала, вздохнула полной грудью и сказала уже громче:

— Можно спросить? Я совсем недавно в Блюменштадте. Сюда бежали мои дядя и тетя, они вместе с вами участвовали в ромалийской революции, теперь я приехала к ним. Я два года работала на пиранской фабрике, мы даже пытались бастовать... Не вышло. И наш хозяин...

— Собственник фабрики, — мягко поправил Марчелло. — Что он сделал или сказал?

— Он сказал нам, что мы — как неблагодарные дети. Что он для нас как добрый отец, как взрослый. Он владеет фабрикой и отвечает за каждую, даже самую завалящую деталь. Он все это купил за свои деньги, он заработал их и вложил в дело. И это доброе дело, ведь мы, глупые, неспособные к ответственности, можем работать на него и получать свой честный кусок хлеба. А без него мы пропадем, как несмышленые дети без родителя. Многие из наших согласились, а мне что-то тут не нравится!

— И ты абсолютно права. То, что вам вещал ваш великодушный благодетель, называется демагогией. Вам говорят нечто вроде бы логичное, но с помощью ряда приемов вводят вас в заблуждение. Предлагаю оставить в стороне происхождение его капитала. Даже если он не побывал в колониях, никого не ограбил, даже если он не приберег наследство, оставшееся со времен королевской власти, даже если он отказывал себе во всем, пахал как проклятый, питался хлебом и водой — и накопил деньги на приобретение фабрики. Что дальше? Он называет себя отцом, а вас — детьми. Это демагогический прием — аргумент к личности. Он уклонился от обсуждения ваших требований и перешел на личностные характеристики. Назвал себя ответственным и взрослым, а вас — безответственными и незрелыми. Следующий прием — ложная дилемма. Он по сути утверждал, что либо вы получаете кусок хлеба у него, либо не получаете нигде, других вариантов у вас нет. А они есть! Ты сама это доказала! Ты сейчас здесь, с нами, а не работаешь на собственника фабрики. И это не единственный выход.

По залу пронесся смешливый гул. «Молодец!», «Какая дивчина!», «Утерла нос доброму папочке!» Девушка покраснела и спрятала лицо в ладони, но садиться на лавку не спешила. Ждала.

— Еще что-то чуешь? — Марчелло снова кивнул на формулу. — Здесь? Третий прием, который встречается очень-очень часто. Подмена тезиса. Он расписывал перед вами свои заслуги похлеще, чем моя дочка в детстве разрисовывала меня. Но речь-то шла не о его заслугах! А о ваших правах! И дело не в том, какой собственник ответственный, умный, талантливый, деловой, рачительный, трудолюбивый... Дело в том, что вот тут вы производите прибавочную стоимость, вы работаете на собственника сверх того времени, которое обеспечило бы ваше существование. И его прибыль многократно превышает оплату его организационного труда.

— Изысканно обоснованный грабеж! — фыркнул кто-то у окна.

Али вспомнил свой спор с Мартой по дороге из лагеря в Блюменштадт. Марта никого не стремилась грабить... Но и согласовывать свою жизнь с жизнью коммуны не желала.

— Да, — грустно улыбнулся Марчелло. — Одни собственники нагло обосновывают этот грабеж и прекрасно помнят, что было в самом начале. Отнюдь не потом и кровью добытые деньги. Другие вынуждены приспосабливаться к новым порядкам. Мой старый знакомец и добрый друг, хозяин чайханы в Пиране, сам работает не меньше своих поваров, однако по сути он не отличается от более крупных и борзых собственников. Впрочем, не скажу, что он этому рад. К чему это я... Нет, не только ради защиты дорогого мне человека, хотя, каюсь, грешен. Прежде всего я хочу сказать, что, к примеру, перевешать или пересажать всех собственников — не выход для рабочих Ромалии. Корень зла — в самой системе... Вернемся к формуле и сделаем вот так, — и широкая ладонь закрыла букву «Т».