Привычка выживать (СИ)

Пит представляет забитые до отказа площади Правосудия. Огромные экраны, транслирующие все, происходящее на сцене. И огромные машины, поставляющие в воздух наркотик без цвета и без запаха. Вся страна слышит уверенные голоса своих Победителей и своих Героев, усиленные динамиками, видит их лица, и верит им. Вся страна видит живую и здоровую Китнисс Эвердин, держащую за руку маленькую внучку мертвого ненавистного им Президента, и ненависть к роду Сноу неожиданно дает трещину.

Пит способен понять, почему своей главной фигурой Плутарх выбрал не Китнисс, а Каролину. Китнисс сложно управлять даже после охмора. Китнисс слаба, безвольна и нестабильна. Китнисс не подходит для задуманной аферы даже по возрасту, ведь глобальный охмор может занять не одно десятилетие, впиваясь в умы стареющих и растущих поколений своими цепкими когтями. Но Китнисс идеальна для того, чтобы познакомить всех с пешкой, которой суждено стать дамой. Каролина Сноу мала и, можно сказать, неопытна, ее не нужно охморять и поддерживать в состоянии охмора. Каролину нужно лишь убеждать на первых порах в правильности всего происходящего. А человек, верящий всем существом в произносимые им слова, скорее убеждает в них тех, кто его слушает. Еще, конечно, есть личные мотивы. Но какой режиссер остается совершенно бесстрастным, выбирая нового ведущего актера? Плутарх, быть может, монстр, но все же человек.

Пит закрывает глаза. Мертвый Президент, присутствующий на исповеди, совсем не кажущейся исповедью, качает головой.

(- Бедная девочка, - говорит он тихо. – С течением времени она стала бы верить во все, что он обо мне говорил.)

Питу сложно увидеть в Каролине бедную девочку. Но в Плутархе он и прежде видел замечательного манипулятора. Единственного человека, занимавшего высокий пост при трех разных Президентах, нельзя считать добродушным и верным.

- Каролина была главной героиней Шоу с самого начала. Я устранил Койн, когда та предложила провести новые Игры. Точнее, я подставил Койн под стрелу Китнисс, а затем оправдал Китнисс в глазах всей страны. Но, признай, - просит Плутарх, - ты ведь тоже видишь в маленькой девочке потенциал? Не думаю, что ее задатки можно объяснить лишь кровью, текущей в ее венах, но во всем всегда виновата кровь.

Пит думает, что есть что-то еще. Лицо министра перестает быть высокомерным, во взгляде появляется странное чувство, схожее с нежностью, когда речь заходит о Каролине. Нежность, которая уже появлялась, когда речь касалась дочери Сноу. Плутарх винит во всем кровь, но ту ли кровь он имеет в виду, вызывая в памяти лицо Каролины?

- И это все? Страна, вся состоящая из послушных охморенных марионеток? – спрашивает Пит с усталостью, которую с каждым мгновением ощущает все сильнее. – Как-то мелковато для человека, который привык управлять непредсказуемыми людьми.

- Виноват, - хмыкает Плутарх. – Быть может, я и сам бы разочаровался в обществе, которое сумел создать. Но, думаю, на мой век мне бы хватило таких неудобных людей, как ты. Признаюсь, мне будет тебя не хватать.

- И что же со мной случится? – интересуется Пит. – Я покончу жизнь самоубийством, как доктор Аврелий?

- Аврелий, - тянет Плутарх. – Его сложно назвать неудобным человеком, потому что он смешон. Он позволил охморить Китнисс, помнишь? Он не увидел, что ты продолжаешь принимать таблетки, лишающие чувств. Он вообще был слеп, но умудрялся говорить громко. Его пришлось устранить, потому что он мешал. Пытался угрожать, но его угрозы никого не впечатлили…

- Странно, что такой умный человек, как вы, не понял, что его угрозы действительно были пустыми и опасными. Аврелий был не лучшим доктором, но не был глупцом, - вмешивается Пит в плавный и размеренный монолог. – Теперь я окончательно разочарован, господин министр.

- Разочарован? – переспрашивает Плутарх, еще не растеряв своего нахального вида, но явно озадачившись таким поворотом. Еще большее изумление, тщательно припрятанное под снисходительностью, проявляется в нем тогда, когда в двери квартиры поворачивается ключ.

Человек, вошедший в квартиру, плохо ориентируется. Приходится подождать какое-то время, пока незваный гость заглядывает в комнаты. Но комнат не так много, и в проеме двери скоро возникает Энорабия, уже сменившая вечернее платье на удобную одежду. Найдя то, что искала, Энорабия приваливается плечом к косяку и хмыкает. Затем подбрасывает ключи в руке, но не ловит, морщась от боли.

- Чертовы транквилизаторы, - говорит с шипением.

- Какого черта ты здесь забыла? – спрашивает Плутарх. Он еще кажется спокойным.

- Я выиграла чертов спор, - отвечает вторая. – К тому же, у меня есть несколько неоплаченных долгов к Питу Мелларку, и я буду счастлива оплатить их его жизнью.

Плутарх отрицательно качает головой.

- Я рад любой инициативе, но насильственная смерть нам не нужна.

- Хорошо, - соглашается Энорабия. – У меня есть также пара долгов и к тебе. И их я хочу оплатить даже больше, чем долги Мелларка.

Плутарх вздыхает. Он может сказать, что у Энорабии нет чувства юмора. Может, приказать ей провалиться сквозь землю? Но он не будет делать этого. Ему нужно решить только одну задачу – как устранить двух победителей Голодных Игр вместо одного? Двойное самоубийство выглядит подозрительно, к тому же, Энорабия не выглядит, как человек, решившийся свести счеты с жизнью. Самоубийство Мелларка более-менее объяснимо. Энорабию же логичнее просто отправить путешествовать по дальним дистриктам, а затем найти ее останки около старой мины в лесу. Плутарх сразу отметает драку между двумя давным-давно противостоящим друг другу людьми; это повредит имиджу Шоу, на котором эти двое разве что не обнимались.

- Никаких долгов, - заявляет Эффи.

Она возникает за спиной Энорабии, и последней приходится подвинуться.

- Какого черта ты делаешь здесь? – злится Плутарх.

Эффи впервые смотрит на него прямо. Не с вызовом, но с осознанием собственной силы. Эффи не высказывает превосходства и не злорадствует; Эффи отстранена от происходящих событий так же надежно, как и всегда.

- Я здесь по поручению Президента Пэйлор, - поставленным голосом выговаривает капитолийская кукла. Плутарха передергивает. Он силится улыбнуться, хочется даже засмеяться во весь голос, но что-то останавливает его. Эффи не отводит взгляда.

- Ты забыла, где твое место? – спрашивает Плутарх, с трудом овладевая своим голосом.

- Нет, - вместо Эффи отвечает Пит. – Никто из нас никогда не забывал, где его место. Чего нельзя сказать о Вас. Вы слишком увлеклись игрой, и упустили контроль над ситуацией задолго до сегодняшнего вечера.

- Да хватит вам миндальничать, - фыркает Энорабия и берет дело в свои безжалостные руки. – Тебя обвиняют в предательстве, Плутарх, - подходит ближе. – Тебя снимают с должности министра связи. И место тебе, как предателю, в тюрьме. Приказ Пэйлор, - добавляет с улыбкой. – Подписан до начала Шоу. Опубликован после того, как все капитолийское гнездо было взято под стражу и препровождено туда, где им давным-давно следовало бы оказаться.

- Вы с ума сошли, - говорит Плутарх. – Какой к черту приказ?!

Пит привлекает его внимание коротким издевательским смешком.

- Сценарий вашего Шоу поражает воображение, но не соответствует действительности. Панем вовсе не новая арена Голодных Игр, а мы – не испуганные дети, пытающиеся выжить, - кривая ухмылка. – Вы с самого начала упускали слишком много мелких деталей.

Плутарх молчит. Энорабия закатывает глаза.

- Знала бы я, что здесь будет так скучно, осталась бы лучше на вечеринке. Все-таки ловить зажравшихся капитолийцев по углам веселее, чем выслушивать вашу философскую муть, - перехватывает подозрительный взгляд Эффи, закатывает глаза. – Ну, что? Я из-за обезболивающих собственных рук не чувствую, - оправдывается как-то неумело, - а за языком следить даже и не хочу. Мне нужен чертов отдых!

- Зачем ты вообще вызывалась пойти сюда? – спрашивает Эффи.

- Мне хотелось увидеть выражение его лица, - отрезает Энорабия. – Я выиграла чертов спор, и загадала чертово желание присутствовать там, где он узнает о крушении всех своих надежд, - Энорабия подходит к бывшему министру связи ближе. – Я хочу твоей смерти, Плутарх, больше всего на свете. Но смерть, как мне известно, иногда становится избавлением от жалкого прозябания, поэтому я пришла сюда, чтобы сказать тебе – мы тебя обыграли.