Фотографирование осени

из всех швов, пассажиры в автобусе отходят подальше, мало ли

у кого аллергия, и на плечах уже ничего не осталось, всё. Не

страшно, не замёрзнешь, на небе солнце, дым из труб.

На улице Романтиков замечены только собаки, которые

проводят тебя лаем, кто-то вскочит на свою конуру, кто-то по-

ставит лапы на забор. На улице А. Ахматовой всегда тихо, толь-

ко с Пионерской заехала задним ходом «девятка» — развер-

нуться. На Тополиной улице из калитки пятого дома выбежал

пёс, поговорить — у маленькой девочки, хозяйки, не получи-

лось остановить, а сам он сдержаться не смог. Ничего страшно-

го, она его догнала, поймала за ошейник и увела (как ты надо-

ел!). На улице имени деревни Жэчки (не видно было названия,

оставим на совести автора) много жучек без привязи. Сонные,

они лежат на дороге, но просыпаются посмотреть на чужого

человека, подбегают — кто погавкать, кто-то — повилять хво-

стом, трогать их не надо, ну уж. Запрудная тропинкой подни-

мается круто вверх, из Татарки выходишь куда-то. Выходишь, и

ладно, всё. Опомнись от этого дня. Дальше снова твой город.

*

Ёлки любимые стоят у стадиона, почему их называют го-

лубыми, когда они обычные зелёные ёлки? Ничего, никакого

намёка. Вот они продержались весь январь с толстым снегом

на ветках, потом в феврале стояли, теперь нет никакого снега,

так, на одной, внизу, на толстых нижних ветках, большой слой.

Но это чепуха, это ничего. Можно сказать, ничего нет. В январе

снега было столько, дом можно построить, никто не строил, все

ехали мимо, думали — вот, ёлки. Или не думали, потому что

окна заледенели, не видно, что там делается, не проехать бы

свою остановку.

И вот, пожалуйста, теперь ёлки стоят с изогнутыми вер-

хушками, все. Каждая. Думаешь — ты-то чей крест несёшь? От-

куда бы знать. Вот к одной, крайней, сгребли гору колотого

снега с асфальта, он там лежит, навалился на дерево, какой мо-

лодец. Она его держит, и ещё верхушка наклонена, смотрит до-

лу, не возражает, потому что всё равно бессловесная. Умели бы

говорить, что бы узнали от них о себе: вы сидите ночью в теп-

ле, снег на вас падает и тает, не остаётся лежать, вы можете хо-

дить туда и обратно, мимо нас, даже ездить в машинах, можете

слетать быстро на юг и вернуться, а мы стоим, склонили голо-

вы свои, свои верхушки, и чего вам ещё? Что скрипите и жалуе-

тесь, просто нам непонятно. Нет, не ругаемся, но живите и ра-

дуйтесь, приходите к нам, не забывайте.

Говорящие ёлки у стадиона.

*

Расколотая зима, это расколотый год. Сначала была осень

и разные планы на жизнь, выпал снег, и началась зима настоя-

щая, всё как будто сбывалось, а надо было предвидеть, угадать,

но разве ждёшь подвоха от тех, кого любишь? И зима закончи-

лась через месяц. Пошёл дождь, асфальт заледенел, и на вокза-

ле упала важная персона, поскользнулась, упала — и всё пошло

кувырком, городские власти сказали: мы найдём крайнего, и

нашли. Крайний сказал в телевизор: это моя вина. А важная

персона прогуливалась по дорожкам в санатории. В санаториях.

Это был ещё не раскол, так — трещина.

Дождь долго был, шёл и шёл, когда давно надо бы снега и

снега. Всё равно дрова расходовать и уголь, так хотя бы ходить

по чистому. То, что любишь, стало схлопываться, закрываться,

скручиваться невозвратно, теперь уже не вернёшь. Всё прохо-

дит, и это тоже прошло, морозы ударили по живой воде, по

раскрытым озимым, клубнике, яблоне, вишне, набухшим их

почкам. Никто не ждал подвоха, зима раскололась, но потом эту

рану, прореху занесло снегом, так красиво, даже не скажешь,

что было плохо, что год расколот. Снег лёг, лёд встал, самое то

для рыбалки. Ладно, живём дальше, достали фотоаппараты,

ходят, снимают, говорят в телевизор: как прекрасно у нас в это

время, приезжайте, смотрите. Теперь вся Европа узнает, как

может быть красиво, их же занесло этой зимой, вот следующей

соскучатся по настоящему снегу, приедут к нам, будет тут кла-

дезь туризма.

И это расколотая зима, это расколотый год, потому что

так нельзя, так не по правилам и не считово, всегда было по-

степенно, то есть осень незаметно переходила в зиму, зима

становилась весной, потом само собой получалось лето, и, ко-

нечно, осень, всё как-то складывалось, друг за другом шло, ни-

кто не ссорился. А сейчас то, что ты любишь — скручивается,

закрывается, исчезает, даже твои слова тебя не слушают, не

спасают, спорят друг с другом, расколотая зима, ожидание,

праздничный светлый день.

*

Невидимый город, да, это так, странно, что есть невиди-

мые города. Пока живёшь у себя, пока никуда не едешь, кажет-

ся, все города невидимые, все они никуда не годятся, зачем, ко-

гда есть свой — вот он, у тебя под ногами, перед глазами, вот

он, проходишь через него в день по два раза. Правда, из неко-

торых приходят письма и даже посылки, получается, они есть,

они всё-таки есть, они где-нибудь существуют. И если человек

уехал так далеко, что даже душой не задеть, не пишет — рань-

ше-то письма приходили, их можно найти, перечитать, как раз

зима заканчивается, самое лучшее занятие, пока ещё лежит

снег, и холодно гулять вечерами. На конверте написано назва-

ние города, возьми карту, найди его.

А этот город — он самый невидимый, и скоро его совсем

не станет, жители уже разъезжаются, поезд уезжает каждую

ночь, в 23:35. Никто не замечает маленький город, только по-

литические карты и будущие депутаты — надо же им где-то

собрать подписи для участия в выборах. А больше его ни для

кого нет. В три часа дня по железной дороге проходит поезд,

пассажиры смотрят из окон вниз, думают: что это за деревня?

— но это не деревня. В это время тут пасмурно, и никто нико-

гда не фотографировал поезд, кто же снимает в такую погоду?

А если светит солнце, жители останавливаются и смотрят, — в

самом деле, это красиво: сверкающий снег и поезд на фоне зе-

лёного леса, он едет как будто сверху, железная дорога идёт

выше, и город оказывается внизу — так лежит яблоко в чашке.

Тут не до фотографий, так что и поезд тоже невидимка — мо-

жет быть, его нет.

В городе негде работать, жители сидят дома и топят печи,

кто-то рубит лес, продаёт дрова — и в воздухе пахнет дымом, а

зимой ещё пахнет стихами, без этого тут не прожить. Горожане

не унывают, они говорят: мы тоже уйдём, вместе с городом мы

уйдём в историю, вместе с закрытым заводом, вместе со сне-

гом, но пока ещё поживём, несколько зим, несколько лет. Люди

ещё тут есть, но это правда — их сейчас уже видно всё хуже и

хуже. Конечно, это просто потому что зима, а в воздухе повисла

влага, лёгкий туман, дымка, и дым ещё над домами — это по-

нятно. Но их всё меньше и меньше, и скоро мы совсем переста-

нем на них смотреть, забудем их видеть.

*

Белый снег, белое небо, белая колючая изморозь на вет-

ках — это зима и повышенная влажность, нет же, это всё начи-

нается и начинается весна, всё начинается, но её опять перебил

снег. Смотреть на белое, думать о белом, запомнить белое — и

ничего плохого. Но белое, вспомним фотографирование, в

негативе чёрное. Белое кому-то негатив. Вот, например, кто-то

думает, что зима — всё белое — как больница. Или говорят —

всё белое, холодное, мерзкое. Ну да, как же.

В это время всё настоящее — жизнь и прочее, всё живое.

Хотя люди могут быть правы — живое, но больное.