Страшен путь на Ошхамахо

своих гостеприимных хозяевах:

— А вы тоже, это самое... садитесь и ешьте. Что там будет еще? Вареное? А.

вот эта... печенка, которую внутренним жиром обволакивают и так жарят. Как вы

ее называете?

— Жалбаур! — радостно крикнул таубий. — Сейчас будет сделано!

Шогенуков еще раз наклонился к волосатому уху Алигота-паши и, кивнув

головой в сторону пленника, проговорил вполголоса:

— А с этим что делать? Может, не стоит сразу решать его участь, а взять с со-

бой? До моря путь неблизкий, стоянок у нас будет много и...

— И по пути он будет спасать нас от дорожной скуки! — перебивая князя,

громко подхватил Алигот и расхохотался.

Его торжествующий, жутковато-гаденький смех заставил Кубати внутренне

содрогнуться: легко было себе представить, какие «развлечения» более всего

пришлись, бы по нутру этому злобному ханскому подручному! Этот слопает не

сразу. Уж он-то покуражится вдоволь, похлеще, чем сытый кот над пойманной

мышью,..

Джабой подобострастно хихикал, выражая всем своим видом благоговей-

ный восторг и одобрение. Алигоко понимающе, но скромно усмехнулся и загля-

дывал, в лицо сераскиру, выразительно, одними глазами показывая ежесекунд-

ную готовность свою к преданному и главное, не всегда заметному для посторон-

них служению. Скользнул он взором и по лицу Кубати, и юноша мог бы поклясть-

ся, что уловил в его мимолетном взгляде намек на какое-то возможное между ни-

ми — между сыном Кургоко и Шогенуковым — соглашение, или даже заговор.

Кубати сделал вид, будто всерьез задумался. А ему и в самом деле сейчас

было о чем поразмыслить. Своей честью он, конечно, не поступится ни на мизи-

нец — пусть хоть на куски режут и на костре жарят. Однако и без нужды совать го-

лову в пасть иныжа (сказочный великан-людоед) он тоже не будет. Спешить в та-

ких случаях не следует. Ведь на том свете его никто не упрекнет за то, что прибыл

с опозданием. Стоило потянуть время. Кто знает, а вдруг Канболет уже пустился

по следу... Да и вообще в дороге всякое может случиться...

Алиготу подали лучшие куски свежесваренного (на этот раз до полной го-

товности) мяса. Некоторое время он с увлечением отдавал должное самой вкус-

нейшей на свете баранине — мясу черного карачаевского ягненка. Потом он как-

то размяк, оттаял и пришел в почти для себя не знакомое благодушное настрое-

ние. Алигот самому себе удивился: после всех превратностей последних дней ему

вдруг захотелось стать чуточку добрее.

— Ну, юный башибузук, говори, какого ты роду и племени, — Алигот вытя-

нул в сторону Кубати толстый палец, покрытый застывающим жиром. — Хотя по-

дожди. Можешь пока не отвечать. Я вижу, ты не подлого происхождения. Скорее

всего — из худородных кабардинских узденей (турецкое название адыгских дво-

рян). Я угадал?

Кубати почувствовал на себе упорный взгляд Алигоко и отметил про себя,

что князь будет теперь все время пытаться подсказывать ему правильные ответы,

но этот его труд, пожалуй, напрасен: молодой Хатажуков и сам не оплошает — уж

во всяком случае не станет без нужды называть свое родовое имя.

Кубати сделал удивленное лицо, как бы дивясь прозорливости Алигота, и с

готовностью подтвердил:

— Угадал, сиятельный, угадал.

— Ага! — самодовольно хрюкнул паша. — Эй! Развяжите ему руки и дайте

пожрать. Стойте, болваны! — крикнул он уоркам, бросившимся выполнять при-

каз. — Хотите, чтоб он раскидал вас, как мокрозадых ягнят? Сначала набейте ему

колодку на правую ногу, а цепь от нее надо, эта... к правой же руке. Учить вас...

И вот две половины тяжелой дубовой колодки величиной с треть конского

хомута сомкнулись вокруг нижней части голени, а запястье, после того как разре-

зали ремни на руках, было охвачено железным браслетом, соединенным цепью с

колодочным замком. Кисти рук еще долго были бесчувственны, пока наконец за-

стоявшаяся кровь снова не заструилась по жилам.

К этому времени паша стал клевать носом и медленно погружаться в сытую

дрему. Под его бок подоткнули свернутую кошму, и Алигот послушно улегся.

Джабой присел около него на корточки, чтобы отгонять мух.

Кубати отковылял в сторону, подтягивая колодку за цепь. Он пристроился

возле чабанского костра и вытянул руки к огню. Старый балкарец в ужасно ветхой

и оборванной одежде застенчиво улыбнулся и для начала предложил парню

большую кружку айрана...

Кубати медленно, с наслаждением прихлебывал пряный пузырящийся на-

питок из перебродившего коровьего молока и с любопытством озирался по сторо-

нам. Пастбищный склон, сначала пологий, а затем все круче поднимавшийся

кверху, упирался в бурую гряду скал, за которую тщетно старались зацепиться го-

нимые ветром облака. Сквозь облачные разрывы ярко и свежо светилась голубиз-

на чистого неба. Там, где чуть ниже по ущелью скалистая гряда как бы врастала

постепенно в землю, начинался массив дремучего леса: это здесь Кубати с Канбо-

летом так удачно поохотились всего четыре дня назад. Противоположная сторона

ущелья была гораздо круче и почти вся покрыта богатым разнолесьем, лишь кое-

где, словно утесы из морской пучины, торчали из густой зелени островерхие гра-

нитные глыбы. Подальше к верховьям Чегема виднелись светло-серые обрывы —

то место, которое балкарцы называют Актопрак (белая глина). Где-то там был

мост через реку и совсем близко от него — перевал к Баксанскому ущелью.

Кубати вдруг поймал себя на размышлениях о том, каким бы образом он

действовал, если б ему надо было вызволять человека, находившегося в его поло-

жении. И Кубати стало немного веселее: нет, не дождутся его враги, чтобы он нал

духом! Может быть, как раз в эти мгновения внимательные и зоркие глаза друзей

следят за стоянкой, а потом, где-то дальше по дороге, в удобном дли засады мес-

те...

— С таким украшением на ноге далеко не убежишь, — вкрадчиво-

сочувственный шепот Алигоко раздался над самым ухом юноши.

Кубати обернулся и увидел склоненное над ним ухмыляющееся лицо Шоге-

нукова. У князя дурно пахло изо рта.

— Еще рано бежать, — спокойно сказал Кубати. — Надо поесть сначала, — и,

поставив на землю щербатую деревянную кружку, он взял в левую, свободную от

цепи, руку баранье ребрышко.

Алигоко метнул злобный взгляд на старика-чабана и тот поспешно отошел

от костра. Младший Хатажуков и Вшиголовый остались вдвоем. Князь примос-

тился на обрубке толстого бревна рядом с Кубати.

— Подумай, не стоит ли твоя жизнь дороже каких-то железных доспехов и...

и каких-то там блестящих камешков?

— Ну если хорошенько подумать, то каждый оценит свою жизнь намного

дороже, а вот чужую...

— А что чужую? — заинтересовался Алигоко.

— А чужую жизнь, бывает, оценивают не дороже, чем вот эту кость! — Куба-

ти показал Вшиголовому и затем отшвырнул в сторону обглоданное им ребрыш-

ко.

— Ну и что из этого следует?

— А то, что после расплаты, бывает, заодно прихватывают и голову того, кто

расплачивался. Особенно если эта голова слишком глупа и доверчива.

— Да уж твоя голова совсем не глупа и не по годам хитра, — Алигоко сказал

это откровенно льстивым тоном, — но разве княжеское слово оставляет какие-

нибудь сомнения в...

— В том-то и дело, что у тебя нет иного слова, кроме как княжеского. Изви-

ни, что перебиваю, но твой сиятельный обалдуй, кажется, просыпается. Лучше бы

ты имел просто человеческое слово.

— Но ведь ты и сам князь! прошипел Алигоко. — И не думай, что я так уж