Страшен путь на Ошхамахо

брела по едва заметной тропке, прижимая к груди крошечного зайчонка и ти-

хонько напевая какую-то детскую песенку. Следом за ней с несколько озадачен-

ным видом шла коза, видимо, удивленная тем, что к ней не применяют никаких

мер принуждения.

— Эй, красавица! — окликнул ее Куанч. — Ты долго охотилась за этим зве-

рем? А гостей на ужин из жареной дичи позвала?

— Глупый ты парень, Куанч! Разве можно так шутить? А если зайчик все

понимает и умрет от страха — на чьей совести тогда будет его гибель?

Вдруг лицо Куанча, на котором только что гуляла добродушнейшая улыбка,

будто окаменело:

— Постой! Ты слышишь?

Со стороны моста, находившегося между хаблем и домом Емуза, донесся

чей-то отчаянный вопль, звуки выстрелов, возбужденное конское ржание.

— Ох, боюсь, как бы и вправду чья-то гибель не оказалась на моей совести!

— простонал Куанч и стремглав бросился бежать к мосту.

По пути он нагнал толпу вооруженных чем попало емузовских односельчан,

бегущих на место происшествия.

— На Емуза нашего нападение! — раздался чей-то крик.

— Скорей, вот они!

— Мост зажгли, проклятые!

Куанч увидел три распростертых на некотором расстоянии друг от друга не-

подвижных тела — в ближнем он узнал Емуза. Увидел еще четырех всадников.

Двое, поддерживая с боков третьего, голова у которого бессильно болталась, были

уже на противоположном берегу и скакали вверх по дороге. А четвертый замеш-

кался на этой стороне — лошадь его заупрямилась, никак не хотела прыгать через

огонь, загоревшийся на том конце моста от факела, брошенного на бревенчатый

настил.

Чье-то тяжелое копье пролетело над головой Куанча — из-за его спины — и

с хрустом вонзилось между ребрами лошади: она тотчас рухнула наземь вместе со

своим седоком. Куанч прыгнул на поднимавшегося с земли человека и с яростной

силой вонзил ему кинжал в горло. С чувством изумления и мстительного злорад-

ства узнал он в убитом одного из верных келеметовских прислужников, чьи па-

лочные удары он так недавно вспоминал.

Поднявшись на ноги, Куанч отступил назад и чуть не споткнулся, задев пят-

кой лежавший рядом с лошадью панцирь, которому, как он знал со слов Кубати,

не было цены. Так вот за чем явились сюда незваные гости! Но где же Канболет и

Кубати? А Емуз, он здесь... Вот лежит... Юноша склонился над человеком, кото-

рый стал для него почти родным. Лицо Емуза и мертвым оставалось таким же

спокойным и строгим, как в жизни.

Куанч поднял голову. Сгрудившиеся вокруг него люди смотрели сейчас не

на Емуза, а в сторону дома. Перевел туда взгляд и Куанч. Размеренной, величавой

походкой к ним приближалась со страшной ношей на руках сестра кузнеца. Тело

Канболета сейчас казалось совсем небольшим, и женщина, высокая и сильная,

будто и не ощущала его тяжести. В груди Тузарова торчала чуть пониже левой

ключицы длинная стрела.

Нальжан остановилась возле Емуза.

— Твой гость, Псатын! — сказала она неестественно бодрым голосом. — Ты

защищал его до конца.

— Скажи, хозяйка, — хрипло проговорил Куанч. — А наш Бати... Он что...

Нальжан показала взглядом на тот берег:

— Увезли. Связанного. Здесь был Алигоко Вшиголовый. Подохнуть бы ему

смертью мучительной...

Подошла в это время, еле держась на подгибающихся ногах, Сана. Увидела

отца, которого мужчины только что положили на древки копий и подняли на уро-

вень плеч. Девушка зажала рот ладонью — другой рукой она придерживала на

груди зайчонка — и бессильно опустилась на колени. Глазами раненой косули по-

смотрела на обожаемую тетку, а у Нальжан во взоре — и мужественная скорбь, и

стойкая суровая сила: не принято у адыгов причитать и убиваться по витязям, ге-

ройски павшим в бою.

Хотели крестьянские парни взять у Нальжан из рук загадочного емузовско-

го гостя — Канболета Тузарова, но она не дала:

— Сама донесу!

С тем, что сейчас не стоит возвращаться в дом, а лучше двум осиротевшим

женщинам воспользоваться гостеприимством любой семьи в селении, Нальжан

согласилась.

Куанч тряхнул головой, будто очнувшись от глубокого сна, и решительно

заявил:

— Я должен догнать убийцу. Пойду.

— Куда? — спросили у него. — Мост горит.

Куанч молча поднял панцирь и подошел к мосту.

— Постой, парень, опомнись!

Он никого не слушал. Сунув голову в нижний проем панциря он слегка на-

гнулся и вслепую кинулся через огонь. И реку с шумом обрушилось несколько

пылающих бревен. Куанча больше не было видно.

— Сгорел, наверное, — вздохнул один из пожилых крестьян.

— Нет, — возразил кто-то другой. — Упал в Шеджем вместе с этим железом.

Это точно, клянусь копьем, которым я сегодня спешил всадника!

Нальжан ничего не сказала. Все так же, держа на руках бесчувственного

Канболета, твердой своей поступью зашагала она в сторону крестьянских жилищ.

Туда же несли и Емуза...

Сана шла рядом с телом отца и все еще не расставалась с живым пушистым

комочком, пригревшимся у нее на груди.

* * *

Кубати очнулся, лежа на спине, связанный по рукам и ногам. Ему показа-

лось, что земля под ним трясется и покачивается, и он не сразу сообразил, что

трясется не земля, а двухколесная арба с высокими бортами, которую резво тянет

вперед пара сильных лошадей.

Он увидел над собой черное небо, усеянное необычно крупными и яркими

звездами, — такими они смотрятся только из глубокого ущелья. В ушах стоял не-

смолкаемый шелестящий шум, сквозь который изредка пробивались раздражен-

ные возгласы возницы, да цокот подкованных копыт по каменистой дороге. Куба-

ти попытался повернуть голову, но от боли поплыли перед глазами зеленые по-

лумесяцы, и юноша закусил губу. Он ощутил у себя на макушке рану, к которой

прочно прилип войлочный верх его шапки: хорошо, что она не свалилась после

удара по голове, помогла крови остановиться.

Шум в ушах стал сильнее и перешел постепенно в мощный рокочущий гул,

а небо вдруг сузилось с двух сторон, словно кто-то прикрыл перед носом Кубати

створки огромных и темных — еще темнее, чем небо, — дверей, и в этом слегка

скособоченном дверном проеме осталась лишь узкая щель с неровными краями.

Кубати понял, что проезжает самую страшную теснину Чегема, где отвесные гра-

нитные стены вздымаются на головокружительную высоту, а этот гулкий рев,

ставший теперь просто оглушительным, исходит от знаменитых водопадов, о ко-

торых ему рассказывал Куанч. Густая водяная пыль, иногда мельчайшие брызги

от низвергающихся сверху мощных потоков приятно освежали лицо Кубати, и он

поспешил даже раскрыть пошире пересохший рот и вскоре почувствовал облегче-

ние: жажда уже не мучила, утихла и боль от раны.

Но пришла другая боль — боль стыда и досады за все случившееся, и еще

мучительнее было от того, что Кубати всего случившегося как раз не знал. Он

знал, только, что на него напали, когда он поил коней, два свирепого вида незна-

комца и, пока одного из них Кубати зашвыривал в бурную стремнину реки, кто-то

третий ошеломил его сзади ударом по голове. Было ли нападение на дом, и если

да, то чем оно кончилось? А может, все обошлось только похищением его одного?

Как же тогда его незаметно протащили мимо дома, к мосту? Кубати терзался этой

неизвестностью и нехорошими предчувствиями. Он не заметил даже, как стал по-

степенно стихать шум водопадов и расширяться проем между высокими стенами;

верхняя часть одной из них была сейчас ярко освещена лунным светом.