Страшен путь на Ошхамахо

Или ему неизвестно свое имя, или он не подозревает о том, что оба его дяди...

— Ему-то все известно, — перебил Канболет. — Но не всем известно, что на

мне кровь лишь одного Мухамеда, убийцы моего отца. А Исмаила тоже убил Му-

хамед, когда тот пытался помешать ему в охоте за этим проклятым панцирем.

Брат убил брата прямо на глазах ребенка. Это видел еще один человек — Алигоко

Вшиголовый.

— Вот это новость, клянусь наковальней ТлепшаГ Да простит аллах нестой-

кость Емуза (каб., значит «стойкий»), у которого этот бог частенько соскакивает с

языка. Но каков Алигоко! Вот шакал! Ведь он тебя, Канболет, с головы до ног об-

лил кровью Исмаила. И все в Кабарде поверили, что ты...

— Я опасался этого, — грустно сказал Канболет, — но все же надеялся, что

правда не будет похоронена.

— Ничего. Теперь мы ее раскопаем и сбросим с нее покровы лжи.

Собеседники, задумавшись, некоторое время молчали. В котле закипала во-

да. В комнату бесшумно проскользнул Куанч, ловко снял иену, подбросил в очаг

дров и так же неслышно исчез.

— Да! — встрепенулся Емуз Шумахов. — А ведь я должен, наверное, прини-

мать твоего капа, как принимают княжеских сыновей?

— Нет, — решительно возразил Тузаров. — Он пока еще только мой воспи-

танник. И я не учил его кичиться княжеским происхождением. — Канболет сказал

это точно таким же тоном, как и слова о том, чему не учил его старый Каральби. —

Мой кан крепко усвоил одно важное правило: если чем и стоит гордиться в жизни,

то не благородной кровью, а благородными и мужественными поступками.

— Об этом же говорит один человек, которого я уважаю больше всех в Ка-

барде! — Емуз был заметно взволнован.

— Кто этот человек? — спросил Тузаров.

— Я тебя еще с ним познакомлю. Ты вряд ли слыхал о нем.

— Я вообще мало встречал хороших людей...

— Зато всяких людей повидал, я думаю, множество?

— Повидал... Расскажу тебе все по порядку... Слушай мой хабар, — сказал

Тузаров.

* * *

После того как я отомстил бешеному Мухамеду за смерть своего отца, а за-

тем прошелся плетью по шакальей морде Шогенукова и разрубил пополам его

шапку, я думал, что мне никогда больше не жить в Кабарде, никогда не видеть

родной земли. И вдруг я натыкаюсь в лесу на мокрого, дрожащего от холода и

страха мальчика, чуть не утонувшего в тот вечер в Тэрче. Узнав, кто он такой, я

решил взять его с собой в изгнание. Вырастив из сына князя мужчину и воина, я

мог рассчитывать на примерение Кургоко. Немало, думал я, будет значить и рас-

сказ самого Кубати о смерти Исмаила. Скорее бы Хатажуков узнал правду...

Я очень радовался тому, что мальчика не пришлось увозить силой. Об од-

ном только я жалел и продолжаю жалеть до сих пор: напрасно оставил в живых

Алигоко Вшиголового. Но в тот час я еще не подозревал, что руку убийцы моего

отца и разорителя нашей усадьбы направлял именно он, трусливый подстрекатель

и алчный хищник. И понял я это уже позже и не без помощи Кубати, который че-

рез несколько лет, повзрослев, смог mo-настоящему оценить иге подробности по-

ведения Алигоко, каждое произнесенное им слово, каждый многозначительный

взгляд или ухмылку — так мы с ним и разобрались в истинном смысле тех крова-

вых событий.

Без особых сложностей доехали мы с Кубати до Сунд-жук-Кале, откуда я хо-

тел перебраться в Крым. У меня с собой не было никаких ценностей, а в тех мес-

тах, где хозяйничают татары, и шагу не ступишь без денег. Либо помирай на гла-

зах у всех с голоду, либо продавайся в рабство. А продавалось и покупалось в этом

людском скопище все что угодно: всевозможное оружие, лошади, невольники,

среди которых больше всего было ады-тов, калмыков, курджиев, мудави... (так

кабардинцы называли в старину грузин и абхазцев)

Впервые в жизни я собирался шключить сделку. У нас не оставалось ника-

кою другою выхода, кроме продажи бабуковской лошади. Мальчик очень нуждал-

ся в теплой одежде, а оба мы - в крыше над головой.

Один торговец предложил мне за бабуковскую лошадь тридцать турецких

серебряных монет — пиастров.

Одного пиастра нам с Кубати хватало на то, чтобьи два дня и две ночи про-

жить на постоялом дворе. Я купил все необходимое для мальчика, а себе — бурку

и башлык.

Оставшиеся деньги должны были пойти на дорогу в. Крым. Но хотя в гава-

ни теснилось множество судов, ни одно из них не отваживалось поднять якорь.

Мы попали сюда в неудачные дни: джигиты морских просторов пережидали вре-

мя осенних бурь. Очень огорчались и работорговцы: невольников надо было кор-

мить — кто же-станет их покупать раньше, чем наступит день отплытия!

Не знаю, что я стал бы делать дальше, если б нам неожиданно не повезло.

Как-то раз на пустынном берегу на меня напали три грабителя. У одного из двух,

кто остался лежать на земле, оказался увесистый кошель-с серебряными бешли-

ками и пиастрами, чуть поболее-того, чем я располагал после продажи лошади.

Теперь можно было спокойно дожидаться перемены погоды. Наконец вол-

нение на море улеглось, а волнение на базаре достигло наивысшей силы. Суда

спешно грузились всякими припасами, пресной водой, а затем — в последнюю

очередь — и «живым товаром».

Мы попали (вместе с нашим Налькутом) на большую и очень грязную гре-

ческую фелюгу, которая отправлялась в Каффу.

Отплывали в пасмурную погоду. Так же пасмурно-было и у меня на душе.

Тяжелая тоска сдавила мне-сердце при виде удаляющегося берега. Я боялся за

Кубати: как бы не разревелся. По мальчик, против моего-ожидания, был оживлен

и весел, задавал десятки вопросов.

Он спрашивал, глубокое ли море, водятся ли в нем. змеи, может ли корабль

скакать по волнам так же быстро, как хороший скакун, почему вода в Ахыне соле-

ная, и кто ее посолил, живут ли на морском дне испы (сказочные карлики в ка-

бардинском фольклоре) и если да, то как же они разжигают огонь в своих очагах, куда летит эта чайка и откуда ветер дует...

Наутро, пробудившись от сна, мы с Кубати вышли: на палубу и дружно ах-

нули от изумления: стояла ясная тихая погода, и море, вчера такое неприветли-

вое, теперь искрилось чистой лазурью. Высокое голубое небо где-то далеко-далеко

цеплялось своим вогнутым краем за край моря. Земли нигде не было видно.

Мальчика это не удивило. Он сказал, что если отходить подальше от дома, то ско-

ро он будет умещаться на ладони вытянутой к нему руки, затем на ногте большого

пальца, потом станет меньше самого маленького муравьишки. Ну, а сейчас мы так

далеко отъехали от берега, что сама земля стала такой крошечной, что разглядеть

ее невозможно.

Землю — и это была чужая, не наша земля — мы увидели к вечеру. Она

медленно росла на наших глазах. Сначала мы видели неровную скалистую кромку

берега, позже стала различимой белая россыпь домиков. Солнце уже окунуло за-

краину своего диска и морскую воду (я невольно ожидал, что вода закипит и вспе-

нится), когда борт нашего судна коснулся причала.

Все, кто плыл на корабле, свершили вечерний намаз, воздавая хвалы Мило-

стивому и Всемогущему за благополучное путешествие, и заторопились к сходням.

Вот она, чужбина...

Так, наверное, чувствует себя олень, спасшийся от погони. Быстрые ноги

принесли его в неведомые места, и вот он настороженно осматривается: нет ли

здесь других охотников пли хищных зверей, и если его жизни сейчас ничто не уг-

рожает, то надо еще найти подходящее пастбище. И неизвестно, богатым оно бу-