Поклон старикам

Потом, уже дома, узнал, что Дэлгэру дали два года отсидки… Два года не такой уж большой срок, в общем, Дэлгэр вроде бы совсем скоро вернулся в колхоз. А тут война, напал на нас Гитлер со своими фашистами… Дэлгэра в армию не взяли, у него на правой руке двух пальцев нет, да еще и косой. Он у нас в те годы отарами заведовал, молочнотоварной фермой. Трудолюбивый был, животновод настоящий, такого поискать… Ежели из пятисот овец одна потеряется, сразу заметит, всех в колхозе поднимет…

Жамсаран вдруг вроде бы рассердился, резковато сказал:

— Ну, ладно. Разболтались… Как бабы у колодца. А работа стоит. Пора и за дело.

3

Старая Сэжэдма прибралась в доме, с порога оглядела избу, осталась довольна: полы вымыты, на столе наглаженная льняная скатерть, цветы в стеклянной литровой банке — надо бы вазу, да нету их в магазине, сколько раз спрашивала. Ваза, конечно, не самое главное, а все же больному было бы приятнее…

Когда проходила мимо двухэтажного правления, ее окликнул нынешний председатель Дондок Жамбалов:

— Тетушка Сэжэдма, зайдите, пожалуйста.

Ну, зашла, как же иначе, раз позвал, значит, есть дело. Поздоровались, председатель пригласил сесть, сам подвинул кресло. Очень он уважительный к пожилым людям…

— Как наш дорогой Жамсаран Галданович? — Вот какой был у него первый вопрос. — Прямо стыдно мне, тетушка Сэжэдма, — закрутился так, что и зайти к вам нету минуты, — Он закурил сигарету. — Вы-то хорошо знаете, какова председательская работа, Жамсаран Галданович тоже не часто своих друзей навещал…

Сэжэдма неловко сидела на краешке кресла, теребила платок, накинутый на плечи…

— Пока еще держится, — проговорила, тяжело вздохнув. Отвернулась в сторону, махнула рукой, — Не лучше ему, нет… Чего там… Хуже… С каждым днем все хуже и хуже… Болезнь-то вон ведь какая… Неизлечимая у него болезнь.

— А дети где? Ревомир? Энгельсина?

— Сын в Москве… Приехал бы, на крыльях прилетел, да не может, дис-сер-та-цию, тьфу, даже не выговорить, надо ему защищать. Чуть не каждый день звонит, спасибо ему, заботится…

— Да… — протянул Жамбалов, он явно не знал, что ему сказать… — Приятно в общем-то… значит, мы, зазинцы, скоро будем иметь первого земляка доктора наук…

— Не знаю уж, как там у него будет… Он весь в отца, такой же упорный. Однако, не бросит на полдороге, своего добьется.

— А дочка?

— Энгельсина какой-то главной работает в институте, в этом, педагогическом. Ребеночка недавно родила, вот радость. У нас теперь пять внучат, целый детский сад… У Ревомира три сына, у Энгельсины сын с дочкой. Вишь, какие мы богатые….

— Верно… Сейчас бы только внуками любоваться… — Он опять затянулся сигаретой, встал, зачем-то подошел к окну. Вернулся на место. — Да… только бы с внуками заниматься, а тут вой что… Болезнь, говорят, не спрашивает, когда приходить…

Было заметно, что он что-то такое хочет сказать, но не решается.

— Ну, Дондок, я пойду… — Сэжэдма поднялась. — Один он остался, вдруг что-нибудь понадобилось… Пойду я, баяртэ…

— Подождите, тетушка Сэжэдма… Тут такое, понимаете, дело…

Сэжэдма с тревогой посмотрела на Жамбалова…

— К нам в школу назначили нового директора.

— Слышала я, знаю.

— Так вот, позавчера он заявился в контору…

— Ну и что? По какому такому делу? — Сэжэдма ничего не понимала, но уже приготовилась услышать что-то неприятное.

— Прямо не знаю, как и сказать… Надо бы смолчать, но тут такое дело, что и не смолчишь, директор пришел с заявлением. Вы уж не сердитесь, я просто вынужден…

— Говори, говори… — растерянно произнесла Сэжэдма. — Говори, чего там… Если нас касается, тем более… Ну, что случилось?

— Позавчера из лесу украли школьные дрова. Заготовили для школы, а их украли.

— Ну? — Она ничего не могла взять в толк.

— Эти краденые дрова выгружены у вас во дворе.

— Краденые?! — Сэжэдма вскочила. — Как это — краденые?!

— Вот такая неприятность… — растерянно проговорил Жамбалов. — Да вы не расстраивайтесь… Я сказал потому, что надо же выяснить недоразумение… Просто обстоятельства требуют выяснить это неприятное дело…

— Неприятное дело? — в ужасе переспросила Сэжэдма. — Да это же позор! Неслыханный позор, понимаете, что это такое?

— Успокойтесь, Сэжэдма-эхэ^[14]…— сам сильно волнуясь, проговорил Жамбалов. — Нам надо защищать честь вашей семьи, честь Жамсарана Галдановича… Расскажите, как все это случилось…

— Случилось? Ничего не случилось. Просто позавчера приехал Дэлгэр Шойдонов, очень довольный, ну, и выгрузил эти дрова. Сказал, что надо заранее заботиться о том, чтобы зимой было тепло в доме. Его сын, мол, заготовил дровишек, а он их привез… Вот и все… Жамсаран, видимо, догадался, что тут что-то нечисто, приказал ему забрать, увезти эти дрова обратно, выгнал Дэлгэра… А я, дура, ничего… пусть, подумала, останутся, великое ли дело — дрова… Даже угостила Дэлгэра… Я во всем виновата, что же теперь будет?

— Значит, Дэлгэр Шойдонов? — Жамбалов даже побледнел от возмущения. — Он что, окончательно выжил из ума? — Жамбалов задумался. — Нет, видимо, в здравом рассудке. Просто решил сотворить зло… Под видом заботы, помощи сделал зло. Но зачем, за что сотворил подлость больному человеку?

— А мы вчера те бревна распилили на чурки… Соседский парень распилил. Что же делать? Слушай, Дондок, огради доброе имя Жамсарана, дай мне машину, увезу в школу эти проклятые дрова…

— Успокойтесь, Сэжэдма-эхэ… Сами все сделаем, что надо, успокойтесь. Не дадим в обиду.

…Прижимая руку к сердцу, удрученная, взволнованная, Сэжэдма спускалась по лестнице со второго этажа. Навстречу ей шел секретарь парткома Чимит Намсараевич Санданов.

— О! — закричал он издали. — Как живете, Сэжэдма-абагай?^[15] Как наш дорогой Жамсаран Галданович? Знаю, сам знаю, что надо зайти. И хочется зайти — соскучился, поговорить-посоветоваться надо, но, поверьте, тетушка Сэжэдма, ну никак не выкрою времени… Каждый день, каждый час — неотложные дела. Вы уж не сердитесь. — Он взглянул в ее лицо, озадаченно спросил: — Абагай, что случилось? Вы чем-то расстроены? Заболели? Или Жамсаран Галданович…

—  Нет, — махнула рукой Сэжэдма, — ничего такого нет. Жамсаран… все у него, как было. Да и я… — Она вдруг утерла рукой глаза. — Только вот… Как и сказать не знаю… в общем, мы украли школьные дрова…

Чимит Намсараевич раскрыл пошире глаза, рот у него сам открылся от удивления. И Санданов ринулся вверх по лестнице, резко распахнул дверь к председателю колхоза.

— Ну, товарищ председатель, — закричал он с порога, — что ты сказал бабушке Сэжэдме?

— Все сказал… Надо же было как-то выяснить, понять, что ли, все это происшествие…

— Ты — вчерашний теленок! Есть такое русское слово — мо-ло-ко-сос. Ты обидел старого человека? Обвинил Сэжэдму?

Жамбалов встал, проговорил с достоинством:

— Чимит Намсараевич, я уважаю вас как партийного руководителя, как старшего товарища. Но оскорблять меня… По какому праву вы так разговариваете? Что я сделал плохого? В чем моя ошибка?

— Ошибка? — Секретарь покачал головой, поцокал языком. — Не видишь, значит, своей ошибки?.. Слушай, есть ли у тебя сердце, душа? Или у тебя в груди камень, а? Скажи, если председатель взял да и привез себе эти дрова, что бы стряслось, а? Знаю, знаю, этого не могло быть. Но пойми, мы и только мы виноваты в том, что случилось… Опять не доходит? Ладно, объясню: мы должны, понимаешь, должны были навещать нашего больного старого друга. Обя-за-ны… Не только по нашей службе, нет, мы обязаны навещать Жамсарана Галдановича по долгу товарищества, из глубокого уважения к его личности, из вечной благодарности за его честную, смелую жизнь, за все, что он сделал для улусников, для нас с тобой, черт возьми! Мы должны были приходить к нему за его огромным жизненным опытом, за советами… А мы что?