Полное собрание сочинений. Том 4. Утро помещика

– Дай сюда.

Юхванка подалъ. Николинька прямо подошелъ къ меренку съ головы и вдругъ ухватилъ его за уши и пригнулъ къ земл

ѣ

съ такой силой, что несчастный меренокъ, который былъ самая смирная мужицкая лошадка въ мір

ѣ

– зашатался и захрип

ѣ

лъ. Зам

ѣ

тивъ, что совершенно напрасно было употреблять такія усилія, Николиньк

ѣ

стало досадно, т

ѣ

мъ бол

ѣ

е, что Юхванка не переставалъ улыбаться; онъ покрасн

ѣ

лъ, выпустилъ уши б

ѣ

дной лошади, которая никакъ не понимала, чего отъ нее хотятъ, и безъ помощи оброти, преспокойно открылъ ей ротъ и посмотр

ѣ

лъ зубы. Клыки были ц

ѣ

лы, чашки полныя; стало быть, лошадь молодая.

Юхванка въ это время нашелъ, что борона лежитъ не на м

ѣ

ст

ѣ

, онъ поднялъ и поставилъ ее стоючи, прислонивъ къ плетню.

– Поди сюда, – крикнулъ Николинька. – Что эта лошадь старая?

– Помилуйте, Ваше Сіятельство, в

ѣ

дь такой смоляной зубъ бываетъ, а ужъ я…

– Молчать! Ты лгунъ и негодяй, потому что честный мужикъ не станетъ лгать, ему не зач

ѣ

мъ. Ну на чемъ ты вы

ѣ

дешь пахать, когда продашь эту лошадь. Тебя нарочно посылаютъ на п

ѣ

шія работы, чтобы ты поправлялся лошадьми къ пахот

ѣ

, а ты посл

ѣ

днюю хочешь продать, в

ѣ

дь другимъ обидно за тебя земляную работу работать, а главное зач

ѣ

мъ ты лжешь?

Юхванка во время этой нотаціи опустилъ глаза внизъ, но и тамъ они ни на секунду не оставались спокойными.

– Мы, Ваше Сіятельство, – отв

ѣ

чалъ онъ, – не хуже другихъ на работу вы

ѣ

демъ.

– Да на чемъ ты вы

ѣ

дешь?

– Ужъ будьте покойны, Ваше Сіятельство, голышами не будемъ, – отв

ѣ

чалъ онъ, безъ всякой надобности нукая на мерена и отгоняя его. – Коли-бы не нужда, то сталъ-бы разв

ѣ

продавать.

– Зач

ѣ

мъ-же теб

ѣ

нужны деньги?

– Хл

ѣ

ба н

ѣ

ту-ти ничего, да и Болхи отдать долгъ надо.

– Какъ хл

ѣ

ба н

ѣ

ту? Отчего-же у другихъ, у семейныхъ еще

ѣ

сть, а у тебя у безсемейнаго н

ѣ

ту? – Куда-жъ онъ д

ѣ

вался?

–

Ѣ

ли, Ваше Сіятельство, а теперь ни крохи н

ѣ

тъ, лошадь я къ осени передъ Богомъ куплю.

– Лошадь продавать и думать не см

ѣ

й.

– Что-жъ, Ваше Сіятельство, коли такъ, то какая-же наша жизнь будетъ, и хл

ѣ

ба н

ѣ

ту, и продать ничего не см

ѣ

й, – отв

ѣ

чалъ онъ, кинувъ б

ѣ

глый, но дерзкій взглядъ на лицо Князя.

– Не сдобровать теб

ѣ

,

Ѳ

ео

ѳ

ан, ежели ты не исправишься, – сказалъ Николинька медленно, – потому что такихъ мужиковъ, какъ ты, держать нельзя.

– На то воля ваша, – отв

ѣ

чалъ онъ спокойно, – коли я вамъ не заслужилъ. А кажется за мной никакихъ качествъ не зам

ѣ

чено. Изв

ѣ

стно, ужъ коли я вашему Сіятельству не полюбился! только не знаю за что?

– А вотъ за что: за то, что у тебя дворъ раскрытъ,

ѣ

сть нечего, навозъ не запаханъ, плетни поломаны, а ты сидишь дома, да трубочку покуриваешь.

– Помилуйте, Ваше Сіятельство, я и не знаю, какія он

ѣ

трубки то бываютъ.

– Вотъ ты опять лжешь.

– Какъ я см

ѣ

ю лгать Ваше Сіятельство.

– Все это: трубки, самоваръ, сапоги, все это не б

ѣ

да, коли достатокъ есть, да и то нейдетъ, a б

ѣ

дному мужику, который посл

ѣ

днюю лошадь продаетъ – это не годится. Опять сколько разъ я теб

ѣ

говорилъ, чтобы ты въ городъ не см

ѣ

лъ отлучаться безъ спросу; а ты опять въ Четвергъ

ѣ

здилъ барана продавать и съ фабричными по кабакамъ шляться. В

ѣ

дь я про тебя все знаю, не хуже твоихъ сос

ѣ

дей. Теб

ѣ

старуха полный дворъ отдала и скотины, и лошадей, всего было довольно, а ты его раззорилъ, такъ что теб

ѣ

3-хъ душъ кормить неч

ѣ

мъ, да еще и ее почитать не хочешь. И баба твоя тоже, ч

ѣ

мъ бы работать, когда у васъ хл

ѣ

ба н

ѣ

тъ, только знаетъ, что въ платки, да въ коты наряжается. Ты мужъ, ты за ней смотр

ѣ

ть долженъ. Ежели ты мужикомъ хорошимъ хочешь быть, такъ ты свою фабричную жизнь, и трубочки, и самоварчики оставь, да занимайся землей и хозяйствомъ, а не т

ѣ

мъ, чтобы съ объ

ѣ

здчиками казенный л

ѣ

съ воровать, да по кабакамъ зипуны закладывать. Коли теб

ѣ

въ чемъ нужда, то приди ко мн

ѣ

, попроси прямо, что нужно и зач

ѣ

мъ а не лги, тогда я теб

ѣ

не откажу ни въ чемъ, что только могу сд

ѣ

лать.

– Помилуйте, Ваше Сіятельство, мы кажется можемъ понимать, – отв

ѣ

чалъ онъ, улыбаясь, какъ будто вполн

ѣ

понималъ всю прелесть шутки Князя.

Николинька понялъ, какъ мало д

ѣ

йствительны могутъ быть его ув

ѣ

щанія и угрозы противъ порока, воспитаннаго нев

ѣ

жествомъ и поддерживаемаго нищетой, съ тяжелымъ чувствомъ унынія вышелъ на улицу. На порог

ѣ

сид

ѣ

ла старуха и плакала.

– Вотъ вамъ на хл

ѣ

бъ, – прокричалъ Николинька на ухо, кладя въ руку депозитку въ 3 р., только сама покупай, а не давай Юхванк

ѣ

, а то онъ пропьетъ.

Старуха собралась благодарить, голова ее закачалась быстр

ѣ

е, но Николинька уже прошелъ дальше.

«Давыдка Козелъ просилъ хл

ѣ

ба и кольевъ», значилось въ книжечк

ѣ

посл

ѣ

Юхванки. —

«Какъ опять къ мужику?» скажетъ читатель. Да, опять къ мужику, преспокойно отв

ѣ

титъ авторъ и прибавитъ: Читатель! Ежели вамъ скучны путешествія моего героя, не перевертывайте страницъ: интересн

ѣ

е ничего не будетъ, а бросьте книгу. И вамъ будетъ не скучно, и мн

ѣ

будетъ пріятно. О васъ, читательница, я и не говорю. Не можетъ быть, чтобы вы дочли до этихъ поръ. Но ежели это случилось, то пожалуйста бросьте книгу, тутъ ничего н

ѣ

тъ для васъ <интереснаго> ни Графа богача соблазнителя въ заграничномъ плать

ѣ

, ни маркиза изъ-за границы, ни Княгини съ кораловыми губами, ни даже чувствительнаго чиновника; о любви н

ѣ

тъ, да кажется и не будетъ ни слова, все мужики, мужики, какіе то сошки, мерена[?], сальныя исторіи о томъ, какъ баба выкинула, какъ мужики живутъ и дерутся. – Р

ѣ

шительно н

ѣ

тъ тутъ ничего достойнаго вашего высокаго образованія и тонкихъ чувствъ. Вамъ, я думаю, надо

ѣ

ло слушать, какъ супругъ или папенька вашъ возится съ мужиками; а можетъ быть даже вы никогда и не думали о нихъ; притомъ ихъ такъ много ⁹/₁₀ нашего народонаселенія, такъ чтоже это за р

ѣ

дкость: что же для васъ можетъ быть пріятнаго читать такую книгу, въ которой больше ничего н

ѣ

тъ, какъ мужики, мужики и мужики. – А можетъ быть въ васъ больше сердца, ч

ѣ

мъ высокаго образованія и тонкихъ чувствъ, тогда читайте, милая добрая читательница, и примите дань моего искренняго къ вамъ удивленья и уваженья. Итакъ, я см

ѣ

ло веду васъ вм

ѣ

ст

ѣ

съ Николинькой къ Давыдк

ѣ

Б

ѣ

лому, избранные читатели, хотя изба его далеко на краю околицы. Но кто этотъ небольшой челов

ѣ

къ съ двумя крошечными, но густыми черными клочками усовъ подъ самымъ носомъ (по мод

ѣ

) съ большимъ брюхомъ, съ тяжелой палкой въ рук

ѣ

, въ клеенчатой глянцовитой фуражк

ѣ

, въ длиннополомъ оливковомъ сертук

ѣ

, изъ кармана котораго торчитъ фуляръ, въ часахъ съ ц

ѣ

почкой и въ голубыхъ узкихъ панталонахъ со стрипками? Онъ медленно величественной походкой идетъ намъ на встр

ѣ

чу и не отв

ѣ

чаетъ на поклоны крестьянъ, которые издали набожно кланяются ему. Ужъ не старый-ли это Князь? Онъ больше похожъ на Князя, ч

ѣ

мъ нашъ худощавый Николинька, который в

ѣ

чно торопится и ходитъ не слишкомъ чисто. Такъ по крайней м

ѣ

р

ѣ

думаютъ Хабаровскiе мужички и дворовые при вид

ѣ

часовъ, платковъ, торчащихъ изъ кармана, и пуза, которое отростилъ себ

ѣ

Яковъ Ильичь – прикащикъ. Завид

ѣ

въ Николиньку, который остановился, чтобы подождать прикащика, Яков Ильичь сбросилъ съ себя величіе, какъ негодящійся при такихъ обстоятельствахъ предметъ, и скорыми шагами, спрятавъ платки въ глубину кармана, тяжело дыша отъ необычайной толщины, подошелъ къ Князю и снялъ блестящую фуражку.