Каналья или похождения авантюриста Квачи Квачантирадзе

— Заметьте, что бабушка Квачи — старуха Нотио, знахарка, в ча­стности, мастерица увечить конечности с последующей реабилитаци­ей. Спрос на ее умение высок, поскольку многие таким способом ос­вобождаются от воинской обязанности. У нас есть право уложить Ква­чантирадзе в больницу и установить круглосуточное наблюдение. Но покамест воздержимся от крайних мер, они могут вызвать нежелатель­ные пересуды: агенты других страховых компаний немедленно ухва­тятся, поднимут в прессе шум и наш престиж пострадает. Вниматель­но следите за ходом болезни. Посмотрим, как пойдут дела дальше. Дайте Квачи почувствовать, что мы догадываемся...

Через неделю к Квачантирадзе неожиданно нагрянули инспекто­ры Хопштейн с Джавахишвили и доктор Шабишвили.

Квачи смешался. В ту пору он особенно был плох — слаб и бледен.

— Наполеону Аполлоновичу наше почтение! — весело приветст­вовал его Хопштейн.

— Доброе утро... Присаживайтесь.

— Как поживаете? Как здоровье?..

Квачи как обычно застонал и запричитал, роняя слезу:

— Гибну!.. Отец умер! Дом сгорел!.. Вот и я совсем плох!

— Знаю, знаю. Я все знаю. Даже больше, чем вы думаете! — хо­лодно и жестко прервал его Хопштейн. — Господин доктор, снимите повязки с травмированных конечностей.

Квачи опять застонал и заохал. Повязки сняли, больного осмотре­ли: рука и нога у него высохли до кости.

— Да, да, это оно! Никаких сомнений,— резко бросал Хопштейн,— Перевяжите!

Он отвернулся и, пока доктор перебинтовывал Квачи, стоял у ок­на, беспечно барабаня пальцами по стеклу и глядя на облачное небо. Затем обернулся и с металлом в голосе начал:

— Теперь к делу. Я буду краток, резок и прям. Хватит играть в прятки. Нам это не к лицу, мы давно не дети. Сразу же сообщу, что закрытие всех трех ваших дел поручено мне.

— И дело о доме тоже?

— Да, и дело о поджоге дома тоже. Начнем сначала. Первое: вы сбежали из Одессы, не взяв расчета, и увезли тысячу рублей казенных денег... Терпение, сударь, терпение!.. Мы не знаем ни Чикинджиладзе, ни Хавлабряна. Мы знаем только вас и имеем дело с вами. Вто­рое: вы обманули десятки клиентов... Кого? Вот список — читайте. Вме­сто вас им вернули деньги мы, то есть страховая компания: всего две тысячи шестьсот семьдесят пять рублей. Третье: ваш дом был зало­жен в минувшем году в банке за тысячу четыреста рублей. Банк оце­нил его в две тысячи, вы же застраховали на десять тысяч. Кутаисский страховой агент, способствовавший этому, в наших руках. Ваш дя­дюшка или дедушка — вот этот старик Хуху Чичия тоже не уйдет от ответа... Я сказал, потерпите. Не спешите и не горячтесь. Теперь чет­вертое и главное: я по профессии врач, при этом давний, опытный инспектор, и обмануть меня невозможно. Со всяким сталкивался, ви­дел тысячи увечий, но ваш случай редкий. Прямо скажем — из ряда вон!.. Будьте добры, объясните, как вы умудрились так упасть, что лодыжка у вас повреждена с внутренней стороны, а рука с внешней? Удивительно! Прямо-таки непонятно! Дальше: какая причина того, что ваши конечности так истаяли? Непосвященному может показаться, что они и впрямь сохнут... Причины столь необычной сухорукости надлежащим порядком будут установлены в больнице. Завтра же вам придется перебраться туда... Не волнуйтесь, при вас круглосуточно будут две сиделки... Ах, вам не нравится такая перспектива? Но вы же знаете, что мы облечены такими правами... Все равно не хотите?.. Поднимите скандал, привлечете внимание газет?.. Это ваше право! Ес­ли вам не жаль ни собственного имени, ни этого старика, ни кутаис­ского страхового агента... В таком случае наше пребывание здесь из­лишне и мы уходим, — Хопштейн встал со стула.

— Стойте!.. Не уходите!.. Может быть, мы договоримся...— Ква­чи тоже приподнялся на постели.

— Что ж, попробуем. Только коротко. Видите эти деньги? — и Хопштейн вытащил из кармана толстую пачку пятисотрублевых.— Эти деньги немедленно перейдут к вам, если... если будете благора­зумны и проявите умеренность.

Глаза Квачи чуть не вылезли из орбит; во рту пересохло; он нерв­но задвигался под одеялом.

— Я... я человек покладистый... Споры и торги не по мне...

— Стало быть, подсчитаем. Десять тысяч вам причитается за от­ца. Это бесспорно.

Квачи облегченно перевел дух: Хопштейн словно снял с него мно­гопудовый камень.

— Максимальная стоимость вашего дома четыре тысячи. Получи­те пять. Итого пятнадцать. Дальше: ваши драгоценные конечности за­страхованы на двадцать тысяч. Эту сумму вы можете востребо­вать, если рука и нога у вас действительно отсохнут. Но я обещаю за месяц вылечить вас. Лечение обойдется рублей в четыреста — пятьсот. Мы даем в десять раз больше — еще пять тысяч.

— Выходит, вместо сорока тысяч вы выплачиваете всего двадцать?

— Да, двадцать тысяч. Или получаете эти деньги, или мы препро­вождаем вас в лечебницу... А могу и к прокурору.

— Не согласен. Мала.

— Раз так — прощайте!

— Погодите! Дайте хоть три дня подумать.

— Не могу! На случай, если вы не все продумали, даю час. Мы с инспектором выйдем, прогуляемся в Муштаиде...

Не успела за инспекторами закрыться дверь, как поднялся шум, споры, подсчеты и загибание пальцев.

Час пробежал быстро. Ушедшие вернулись.

— Надумали? — спросил Хопштейн.

— Мне причитается хотя бы тридцать пять, но я согласен на три­дцать.

— Это ваше последнее слово?

— Да.

— Выходит, мы не сошлись. Не вините меня, если вам придется пожалеть об этом... Прощайте! — и они опять вышли.

Когда спускались по лестнице, их нагнала Пупи.

— Минуточку... Не сердитесь... Если можно, еще на два слова!

Вернулись.

— Двадцать восемь и ни рубля меньше,— хрипло выдавил Квачи.

— Значит, нам незачем было возвращаться.

— Терпение! Что за спешка? Двадцать пять!

— Двадцать. Да или нет?.. Не надо лишних слов. Да или нет?.. Раз так, прощайте!

Еще раз ушли.

На улице их настиг бегущий старческой трусцой Хуху.

— Господа, не обижайте нас... будьте милосердны... Если чем не угодил, простите! Квачи согласен.

Еще раз вернулись.

— Надеюсь, обойдемся без торга. Двадцать.

— Согласен. Но, может быть вы хотя бы не вычтете ту сумму, о которой говорили вначале.

— Идет! Это аннулируем. Перо и бумагу!

— Выходит — все...— опять уныло завел Квачи.— Эх, пропала моя головушка! Боже упаси связываться со страховыми агентами!.. Куда человеку податься? Как достучаться до правды? Угробь я три года на поиски истины, они бы у меня вдвое заплатили...

Хопштейн составил расписку.

— Подпишите все четверо.

Прочитали и подписали.

Потом вылупили глаза на деньги, что отсчитывал инспектор.

— Погубили... Провели... Обсчитали,— опять заныл Квачи.

— Всего наилучшего! Дай вам Бог использовать эти деньги на благие цели! Прощайте!

Их проводили до лестницы.

Хопштейн буркнул:

— Вот черт — переплатил! Можно было и на пятнадцать уломать.

А у Квачи тем временем все бросились обниматься и радостно хлопать в ладоши. Хуху и Пупи были очень довольны, и только Нотио кривила губы и морщила нос.

С Квачи сняли бинты и лубки, теплой водой смыли вредоносную мазь и намазали другую — целебную. Он перестал стонать, сел и на­писал телеграмму:

"Кавкави, ул. Базарная, 16 Шабурянцу.

Сошлись на двадцати. Пять высылаю. Купи дом. Скоро приедем.

Анаподист".

— Деньги и телеграмму отправь Силибистро, — велел он Хуху. — А завтра поезжай в Кутаиси и распродай все, что у нас осталось: землю, мебель, все... Что? Как быть со старухой Волковой? Вот уж не моя забота! Не могу же я до смерти на горбу ее таскать! Дай сто рублей и хватит с нее... Всем скажешь, что переезжаем в Варшаву... А для начала купи коньяк, мартель, шампанское, марсалу и херес. Еще сигареты "Виктория"... Не перепутай ничего, запиши! Да фрук­тов принеси, ананасов... Что? Человек жизнь прожил и не знает, что такое херес и ананас!.. Что ты сказала, Нотио? За десять дней по­ставишь меня на ноги? Будет и тебе магарыч!.. А теперь дайте не­множко отдохнуть... Устал я сегодня... Посплю...