Великий океан

В коротеньком сюртуке, обсыпанном на груди табачной пылью, очкастый и низенький,с выпяченной нижней губой, Круль не сидел ни одной секунды на месте, суетился,переставлял ящики связки, бормотал, чертыхался. Солнце нагрело стенки и палубу, в каютебыло жарко, но доктор не замечал духоты и лишь изредка вытирал испарину рукавом сторчавшим оттуда оборванным кружевом сорочки.

Время от времени он останавливался, доставал из заднего кармана истрепанныйсафьяновый портфельчик, вынимал бумажку с какими-то записями, сверялся по ней иснова продолжал pacставлять и укладывать свои свертки.

После полудня Алексей вытащил его на берег. Несмотря на чудачества и задирливыйнрав бывшего лекаря, подштурман успел привязаться к неугомонному прожектеру и бродягеи весь долгий путь из Ново-Архангельска с любопытством слушал его рассказы о бесконечныхприключениях. Круль исколесил всю Европу, побывал в Африке и в Китае, держал цирюльнюв Санкт-Петербурге, прогорел, поступил на службу Российско-американской компании.Получех, полуитальянец, он давно уже обосновался в России, но правильно говорить по-русски не научился.

Полюбуйтесь, сударь, хоть Калифорниею,говорил Алексей со смехом, помогаяКрулю взобраться на утес,а то до ваших островов еще долгий путь.А затем, переставсмеяться, сказало серьезно: Жаль, что Александр Андреевич сам не видит сию землю. Онмечтал о ней с господином Резановым.

Сознание польз отечества уже есть радост,назидательно, ответил Круль, одолеваяпоследнюю скалу. Он все еще думало о незаконченных сборах и нехотя следовал за Алексеем.

Но взобравшись на вершину утеса и раздвинув свою огромную подзорную трубу, Крульскоро забыл обо всеми только кряхтел, вертелся и приседал, не в силах скрыть восторга.Потом вытащил портфельчик, достал из него небольшую самодельную карту и, поправляясползавшие очки, ткнул в нее торжествующе пальцем.

Вот! Бути верни мои слова! Прямой дорога на островы. Все корабли идут через этимест. Я буду там, вы здес. Большой польза колоний. Большой польза жителям. Государь спасибосказать будет Баранову! Нам!

Алексей взял у него подзорную трубу. Внизу, у шлюпок, суетились люди, на берегуросла груда тюков и бочонков, отдельно лежали выгруженные на песок кожаные байдары.Две женщины хлопотали у костра. Недавно еще дикий берег казался теперь обжитым, людскойгомон отгонял чаек, лениво взмывавших ввысь. Зато плоскогорье, залитое солнцем, с каймойбезлесных гор, красноватые расщелины каньонов, снежная белизна Сьерры были тихи ипустынны, словно жизнь не начиналась еще на этой земле.

Неожиданно Алексей передвинул зрительную трубу. Далеко на горизонте, там, гдебезлесный береговой хребет врезывался в голубизну неба, вырос тоненький дымовой виток.Он тянулся вверх прямо, не утолщаясь и не уменьшаясь. Потом вдоль линии хребта возниклиеще два таких столба. Они тоже тянулись прямо и в полном безветрии казались неподвижными.

Индейцы! сказал Алексей, чувствуя необъяснимую тревогу. Как будто кто-тоневидимый следил за каждым движением на берегу.

Забыв о Круле, он заторопился разыскать Кускова. Он знал обычаи ситхинских обитателей.Там появление дымов означало сбор многих племен, чаще всего на войну. Однако дымкискоро пропали, и, кроме Алексея, их никто не увидел.

Выслушав донесение подштурмана. Кусков тоже забеспокоился. В прошлые годы местныежители встречали его на берегу; ночью, когда подходил корабль, жгли костры. В этот раз онеще не видел ни одного индейца, хотя «Вихрь» двое суток шел, не слишком удаляясь отбереговой черты.

Может, за бостонский куттер посчитали, сказал он, трогая в левом ухе золотуюсерьгу. Американцы теперь строят свои суда на наш манер. А может, идет война сгишпанцами. Поставь караулы, Леша, я побуду тут.

Он приказал никому не говорить ни слова. На свою землю люди должны ступить безопаски. Но сам не спал всю ночь.

Плохо спал и Алексей. Доктор Круль, помещавшийся с ним в одной каюте, давно ужехрапел и причмокивал во сне. Голова его, повязанная на ночь по-бабьи платком, белела уоткрытого иллюминатора. Чуть приметно раскачивалось судно, скрипела обшивка, изредкараскачивалось судно, скрипела обшивка, изредка раздавались шаги караульного матроса наозаренной молодым месяцем палубе. Казалось, никогда не наступит утро. Алексей лежал идумал и об индейцах, и о переходе на «Вихре», и о завтрашнем походе, и о судьбе, приведшейего сюда...

Семь лет назад на Кадьяке умер от ран, полученных на охоте за моряками, единственныйродственник Алексея дед Онуфрий. Родители погибли во время холеры еще в России. Умирая,старик бредил теплыми странами, где когда-то бывал в молодости. Потом пришел в сознание,подозвал внука и просил похоронить по морскому обычаю, опустив тело в океан.

Был шторм, и зверобои отказались выйти в море. Они не любили старого гарпунщиказа свирепый нрав и тяжелую руку. Алексей молча выслушал отказ, сам зашил в старыйпарус покойника, привязал якорь и, напрягая все силы, отнес в лодку. Буря угоняла байдаркувсе дальше и дальше, исступленно швыряла ее, вырвала весла. Алексей изнемог настолько,что не в состоянии был поднять тело, чтобы опустить в воду. Тогда он перевернул байдарку...Через несколько часов мальчонка выбрался на берег за двадцать верст от бухты и в становищезверобоев уже не вернулся. Он двинулся пешком по берегу, направляясь в Ново-Архангельск.По пути Алексей встретил судно Резанова, шедшее на Ситху.

Ревизору российских колоний очень понравился смелый, решительный паренек, с такимиже вьющимися русыми волосами, как и у него самого, открытым, веселым характером.Резанов рас сказывал ему о Петербурге, Японии, южных морях и землях. Алексеювспоминались и слова деда, давние разговоры бывалых промышленных. Он готов был слушатькамергера без устали.

Резанов хотел взять Алексея с собой в Калифорнию. Но правитель колоний Баранов неотпустил его в этот вояж.

Придет время, сам поведешь туда судно,сказал он, с удовольствием разглядываяиз-под нависших бровей Алексея. Подросток ему тоже нравился.Нам свои мореходыпотребны.

Шесть лет прожил Алексей в Ново-Архангельске. Учился в школе, устроеннойБарановым, плавал по заливам, ходил до peдута св. Михаила в Берингово море, описывалберега, составлял; навигационные карты. Хотел подружиться с Павлом, крестникомправителя, таким же сиротой, изучавшим мореходное дело; в Кронштадте и в Англии, ноиз этой попытки ничего не вышло. Тихий и замкнутый Павел с радостью помогал ему вученье, но сторонился отчаянных выдумок Алексея, взобравшегося дважды. на недоступнуювершину горы Эчком, а в другой раз с десятком. алеутов, вооруженных только промысловымидротиками, напавшего на пиратское судно. Пираты прострелили тогда ему ногу. Зато крестникправителя восхищался и часто был изумлен замыслами Алексея, всегда точными, яснымии исполнимыми.