Великий океан

Он остановился, стукнул по высокой спинке кресла. Лепестки с его рукава упали наплечи монаха.

Слышишь, я убью Резанова! крикнул он почти исступленно.

Помощник настоятеля открыл глаза, большой шершавой ладонью сбросил лепестки.

Ты мешаешь мне, Гервасио,сказал он сухо.Уроки надо готовить дома. Ты, наверное,забыл, что прошлый раз перепутал названия местностей и полный титул принца Годоя?..Когда изучаешь (монах подчеркнул это слово) историю, нельзя увлекаться. Иди!..

Гервасио онемел. Такого поворота он не ожидал. Разве не сам хмурый поп изо дня вдень, из года в год внушал ему эти же мысли? Потом, глянув на вытянувшийся тонкойполоской рот, на кусты серых бровей, прикрывающих насмешливые глаза, потемнел и,схватив шляпу, быстро покинул келью. Спустя минуту донес; лось цоканье копыт позакаменелой от зноя дороге.

Монах потушил усмешку, поднялся с кресла и, собрав на столе раскиданные ветвияблони, долго вдыхал сладковатый запах. Лоб и длинный череп падре Фелиппе разгладилисьот морщин... Из мальчика выйдет толк. Пусть сейчас его гложет ревность, он ослеплен ивзвинчен, но в подлинной его ненависти к северным варварам сомневаться нельзя... Великийорден иезуитов распылен, изгнан, но он существует, и только он один видит в это неспокойноевремя, что будет впереди... Пока американцы не трогают орден, нужно поддерживатьамериканцев. Русские земли должны отойти к ним. В этом помогут сотни таких, как Гервасио,взращенных во славу будущего... Сейчас Испании нет, она вся в прошлом. Ей нужна новаядуховная сила, которая снова покорит весь мир. Такая сила пойдет отсюда!

Выехав из монастыря, Гервасио некоторое время бесцельно скакал мимо всходов овсаи пшеницы. Затем повернул коня на всходы и принялся топтать густую нежную зелень.Только когда строения миссии скрылись за холмом, снова выбрался на дорогу и остановилвзмыленную лошадь. Монах обошелся с ним как с мальчишкой. Хорошо! Еще настанетвремя, и он попросит прощения. Они все будут валяться у него в ногах! И монахи, и солдаты,и особенно обитатели президии!

Гервасио так ясно представил себе стоящих на коленях коменданта, испуганного Луиса,трясущуюся толстую сеньору и весь выводок Аргуэлло, что даже повернулся в седле, словнособираясь плюнуть им в лица. Лишь Конча ускользала от его воображения. Он ударил шпоройконя, отпустил поводья...

Остановился он на берегу, когда вздрагивающая, с налитыми кровью глазами лошадьпо колени врезалась в мокрый песок речного бара. Был час отлива, океан отступил доподводных рифов, влажное бурое дно отблескивало небольшими лужицами. Гервасио вдругпобледнел и, рванув повод, заставил коня стремительно выбраться на каменистый грунт.Потом сорвал шляпу и перекрестился. В этом месте были зыбучие пески, один неосторожныйшаг и от всадника и лошади через две минуты не осталось бы следа.

Внимательно разглядывая берег, он поехал шагом. Справа вздымалась отвесная круча,поросшая соснами, под ней змеилась узкая тропинка. Этой дорогой он когда-то ездил навеститьПепе. Гервасио облегченно вздохнул и хотел уже повернуть обратно, но неожиданная мысльзаставила его переменить решение. Он так резко осадил коня, что животное заскользилокопытами по камням и захрапело.

Ну, вперед! крикнул он и, оглянувшись по сторонам, погнал лошадь в гору. Вскореон скрылся за поворотом.

По тропинке Гервасио ехал не более десяти минут. Обрывистая скала сменилась покатымгорбом, густо заросшим соснами, кое-где проступала красная глина. Дальше начиналосьущелье с лысыми базальтовыми утесами, издали казавшимися островками посерединегигантской каменной расщелины.

Гервасио свернул с дороги и направил коня в гущину сосен. Некоторое время онпробирался между зарослями лиан, опутавшими стволы и ветки, по шуршащемупрошлогоднему папоротнику, пока не достиг высокой песчаной осыпи. На краю ее рослагладкая красноствольная сосна с повисшими над обрывом корнями, а впереди опятьначинались скалы, уходившие к раскаленному синему горизонту. За осыпью ютилась хижинаПепе золотоискателя и бродяги, а может быть, и похуже. Ходили слухи, что он зарезаламериканца, с которым искал золото в горах Сьерры-Невады, но благочестивые отцыотпустили ему грехи за горсть самородков. А главное за то, что янки не был католиком.

Пепе служил когда-то драгуном в полку вместе с Аргуэлло, и теперь комендант разрешилему поселиться в своих владениях. Однако в крепость не пустил. Еще тогда, в полку, дурнаяслава сопровождала Пепе. Драгуны говорили, что он был палачом у полковника при зверскихрасправах с солдатами. Пепе не обзавелся землей, не сеял хлеба, а поставил хижину в горахи целые дни бродил по ущельям.

Гервасио встретил его два года назад. Золотоискатель возвращался из монастыря, куданосил горного барана в обмен на порох, и медленно плелся по дороге. Из-под выцветшейстарой шляпы торчали концы платка, повязывавшего голову, на плече висело ружье. Он непосторонился, когда на дороге показалась лошадь Гервасио, и всадник хотел огреть егоплетью. Пепе вырвал плеть, схватил под уздцы коня и, потянув Гервасио за ногу, сжал ееповыше щиколотки с такой силой, что тот закричал.

Молись Иисусу, дрянь,сказал Пепе вежливо.Сегодня очень жарко, и мне леньоборвать тебе уши.

Согнав ребром ладони со лба обильный пот, он вытер руку о бархатные штаны Гервасио.

Пепе!вскрикнул тот, от страха и радости пренебрегая оскорблением.Ты Пепе?

Он слышал о нем от дона Жозе и давно хотел увидеть человека, который мог что-нибудь рассказать о смерти отца.

Но Пепе не проявил никакого удовольствия, когда узнал, что перед ним сын бывшегокомандира. Наоборот, нахмурился, а в глазах промелькнуло беспокойство. Не узнал ли чегоГервасио? Полковника выдал солдатам Пепе. Выпустив повод, он притронулся чернымсогнутым пальцем к полям своей шляпы и ушел по дороге.

Гервасио не окликнул тогда золотоискателя, но спустя несколько дней, расспросивпастухов, ездил искать хижину. Пепе встретил его настороженно и насмешливо и ничего нерассказал нового. Коротконогий, с длинными до колен руками, он сидел на камне возлесвоего жилья, и тень огромной шляпы скрывала его горбоносое лицо. Чутье подсказывалоГервасио, что перед ним человек, который знает слишком многое, чтобы рассказывать. Онвдруг оробел, искоса оглянулся на окружавшие хижину дикие места и торопливо уехал.Лишь миновав ущелье, он выпрямился в седле и перекрестился, а воротясь домой, изломалореховый прут на голове конюха-индейца, словно мстя ему за испытанный страх.