Великий океан

С комендантом Баранов говорил по-деловому, словно не знал о его характере и сиделне в спальне, а в канцелярии. Требовал,. а не просил. Потом начал говорить о своих планах.

Хозяин не откликался. Тихо было и за стеной, в присутственном месте. Там ждаликриков, стука разъяренного подполковника, потревоженного без дозволения, и ничего непонимали. Раза два осторожно заглядывал в окно сам чванный канцелярский служитель.

Державе нашей большое мореходство требуется в сих местах, надежные гавани...продолжал высказанную еще Резанову мысль правитель, глядя на шагавшего с забытойтрубкой в руке своего собеседника.Сибирские земли один дикий тракт имеют, и мореполовину года замерзшим стоит... На американских землях и Сахалине верфи учредить можно,суда строить. Расходы сии окупятся торговлею с гишпанцами, Китаем, бостонцами,Калифорнией...

Комендант продолжал молчать. С ним давно так никто не разговаривал, да и он сампостепенно отвык от внятной человеческой речи. Все его желания, даже самые сумасбродные,выполнялись по одному кивку, несколько чиновников угодливо гнули спину, купцыоткупались подарками и приношениями. Лишь один настоятель церкви, молодой чахоточныйпоп, хотел было выказать свою независимость, замедлив прийти с поздравлением врождественские святки, но был затравлен собаками и сошел с ума... Вспомнил годы юности,порывы, потом армейскую нищую жизнь, карты, непробудное пьянство. Два чина впереди, по существу, высылка в далекие края...

Разбередил ты меня, правитель,сказал наконец подполковник хмуро.Сам когда-то прожекты писал, жалел отечество... А теперь вот...

Он подошел к окну, толчком распахнул его. Застоявшийся сизый дым медленно поплылнаружу.

На краю... На самом краю живем! крикнул он Баранову и, снова глотнув из кружки,вытер губы концом мятого рушника, висевшего на деревянной спинке кровати.Говори!потребовал он вдруг хрипло и быстро обернулся к гостю.Говори еще. Человеком на минутустану...

Баранов посмотрел на него, неожиданно усмехнулся, снял с набалдашника пальцы,встал.

Болеть за Россию всегда должно. Одни мы с тобой, действительно, на краю. Я там, тытут,сказал он просто.Да теперь времена меняются. И в Санкт-Петербурге понимать стали.А иркутским зверолюбцам кричать уже не придется, на что им всякие затеи... Я всегдаговорил, что довольно бедны были они, коли их один счет бобров занимает. Ежели таковымбобролюбцам исчислить, что стоят бобры и сколько за них людей перерезано и погибло,то, может быть, пониже свои бобровые шапки нахлобучат... Ну, пора, сударь. За делаприниматься нужно. Людей собирать...

После его ухода комендант долго еще стоял у окна, пил прямо из бутылки. Потом вдругворвался в канцелярию, раскидал бумаги, протащил за ворот по горнице писца, разогналпочтальонов и до ночи не выходил из спальни.

На широких лавках, расставленных вдоль задней стены, скучившись сидели люди. Вкабаке было полутемно, сквозь узкое окно, затянутое продымленной холстиной, чуть сочилсядневной свет. Не то каганец, не то лампада горела возле стойки перед темным ликом иконы.За длинным тяжелым столом сидели только двое питухов. Дела в кабаках шли плохо, всебыло пришлыми пропито до одежи.

Высокий седой целовальник с заросшим, как у волка, лицом брякал у стойки медяками,противно, настуженно кашлял. Сырость и копоть покрывали бревна стен, порожние бочки.Днем, в заведении всегда было холодно, даже в чистой горнице сзади прилавка. Тудадопускались только «почетные» купцы и чиновники. «Полу почетные» солдаты, матросы гуляли вместе со всеми.

Сегодня в кабаке было чище обычного, целовальник с утра ждал корабельных гостей.Питейное заведение находилось к рейду ближе других, и матросы сразу попадали сюда.Однако прошла половина дня, а на берегу по-прежнему пусто, отблескивала жидкая грязьотлива, неподвижно темнела маленькая шлюпка, на которой приехал Баранов. Правителятоже не было видно нигде.

Целовальник посылал уже здоровенного, в одних портах и зипуне, босого мужика поостальным кабакам, но и туда никто не заглядывал, хотя пришлые собрались почти все. Ещеникаких переговоров никто не начинал, но в Охотске знали, что корабль пришел из Америкии будет набирать людей.

Сказывают, сам Баранов прибыл,восторженно говорил один из сидевших за столом,вылизывая края пузатого мутного! стакана.Огромадный, семи аршин росту, в плечах сажень.

Собеседник медленно сосал водку, поглядывал на дверь. Скуластый и щуплый, в синемдобром кафтане, он был похож на бывалого негоцианта. Он знал Баранова давно, ходил сним караваном в Кяхту, но разубеждать случайного гостя не собирался. Были на то своипричины. Изредка трогал разорванную, криво сросшуюся мочку левого уха, кивалсобутыльнику, поощрял того. к разговору, но сам не слушал. Все внимание было сосредоточенона двери. Он терпеливо и упорно ждал.

Баранов пришел неожиданно, и не один. Вместе с ним явился выпущенный из ямыхромой приказчик компании старый товарищ правителя еще по Чукотке, боцман с«Амура» и несколько десятков людей, собранных по кабакам. Люди валили скопом, галделии толкались, торопясь пробраться скорей к столам. Многие были без шапок, босые, надругих остались только зипуны да лапти. Долгий путь и долгие месяцы ожиданий фортуныслопали все. Лишь на некоторых виднелась еще справная одежина да у двоих-троих старинныемундиры давно похороненных департаментов.

Кабатчик поспешил встретить гостей, широко распахнул дверь в чистую горницу,приглашая туда Баранова, зажег на стойке в тяжелом шандале свечу. Толпа разместилась налавках и бочках у стен, заполнила все помещение. Часть еще грудилась в дверях. Все торопилисьна дармовое угощение так спокон века водилось при наймах.

Как только показался правитель, негоциант в синем кафтане поставил свой стакан,встал и, покинув собеседника, быстро направился к парадной горнице. Однако Барановтуда не вошел. Остановившись возле прилавка, он вытер под картузом лысину, махнулрукой стоявшему перед ним целовальнику.

Погоди, любезный,сказал он не спеша.Я тут побуду.

Сев на порожний бочонок и больше не замечая кабатчика, он внимательно огляделтолпу. Негоциант вернулся из горницы, куда поспешил раньше правителя, и тоже остановилсяу прилавка. Опытный партовщик не понимал еще, что задумал Баранов, но подойти к немуне посмел. В кабаке вдруг стало тихо, как в церкви. Разогнавшийся с пустыми оловяннымикухлями здоровенный мужик недоумевающе переступал босыми ногами.