Великий океан

Забыла, Александра Андреевич,сказал он сокрушенно и заморгал веками.Рыбкапамять скушала.

Правитель побагровел, но сдержался. Наказать он всегда успеет. Глядя на князька светлыминемигающими глазами, он отогнул полу кафтана, вынул из кармана медаль, отобранную уНанкока, показал ему, затем снова спрятал и молча вышел из палатки.

Князек понял. Утром десятка полтора алеутов выехали ловить палтуса. Остальных дажеНанкоку не удалось уговорить. Магазины колонии пустовали, ни водки, ни табаку все равнонельзя было приобрести.

Положение ухудшалось, и Баранов наконец приказал готовить судно, доставившееархимандрита. Решил сам ехать в Охотск. Временным правителем оставался Лещинский. Большеназначить было некого.

На «кошке» так назывался низменный берег Ламского моря ссыльный вельможаСкорняк Писарев заложил первый большой корабль. Это было в 1735 году. Казачье поселениеОхотск стало опорой российских владений на краю матерой земли. Кухтуй и Охотадверечкиразмывали наносную косу из дресвы и мелких каменьев, рушили бревенчатыйпалисад, окружавший церковь Всемилостивого Спаса, полдесятка амбаров с казеннымдобром, дом коменданта главные строения фортеции.

Порт заливало волной, талые снега превращали его в остров. Казаки и поселяне ездилипо воду на лодках за десять верст, высокие бары мешали корабельщикам подводить суда вбухту. Порт существовал на картах адмиралтейств-коллегий, в списках департаментов, онбыл важной точкой Сибирского царства, названного так указом Екатерины. Но порта небыло, казацкий острог оставался до сих пор острогом, глухим посельем обширной империи.

Россия росла.

Она тянулась к великим водам, огромная, нетронутая земля. Американские Штатыпризнавали ее права. Британская империя считала союзницей. Три мировые державы осваивалидалекое море.

Но европейские события, надвигающаяся война не давали возможности вплотнуюзаняться колониями, и сейчас, как и во время Шелехова, в Охотске не было гавани, догнивалистроения. Летом на рейде корабли дожидались муссона по три недели, чтобы войти в устьереки. Таежная дорога строилась от Якутска до Май уже не один год, вырвав у топей и трясинтолько сотню верст. Конские трупы устилали хребты и тундру, кони тащили всего по двевьючных сумы.

Провиант везли на Камчатку, на Алеутские острова, доставляли тягости Российско-американской компании до самого Иркутска. По восемь тысяч коней волокли груз дляодного судна. Скорбут и другие болезни не покидали поселка, гнилая рыба да кислое тестобурдюк служили пищей почти круглый год. Купцы продавали и другие припасы, но ценыбыли доступны не всем. Тридцать рублей пуд коровьего масла, десять пшеничная мука.

Ветры и сырость истощали поселян и казаков, кладбище было многолюднее порта. Ивсе же по тропам, горам и тунгусским урочищам брели люди из-за Волги и Дона, из Санкт-Петербурга, Москвы и Калуги. Гулящие люди, монахи, беглые крестьяне, каторжники,ремесленники, разорившиеся купцы. Дальность земель укрывала прошлое, богатую жизньсулили мечты.

«Амур» стоял уже третьи сутки у входа в устье Охоты. Ветра не было, пора муссонов ещене начиналась. Сильное течение и мелкая вода мешали кораблю продвинуться ближе кберегу.

Над низкой косой, голой и каменистой, кричали чайки. Тяжелые птицы турпаны копалисьв водорослях. Бледное солнце висело над морем, медленно тянулась волна.

Деревянные строения города казались пустыми и брошенными, серела маковка церквис тусклым железным крестом. Отблескивало грязью болото посередине поселка. Во времяприливов лужа превращалась в озерцо. Лишь у косого амбара виднелись фигуры людей. Онипоявлялись из-за домика коменданта, пропадали за скрипучей дверью жилья. Здесь былопитейное заведение, третье на городок. Порой оттуда доносились крики, а потом все стихало,и снова Охотск засыпал. Ворочался только алебардщик, стоявший у полосатой будкиадмиралтейства, караульный солдат морской роты.

На рейде, кроме «Амура», кораблей не было. Казенный пакетбот с неделю назад ушелк берегам Камчатки, повез годичную почту, малый груз провианта. Возле дальнего мысадогнивал остов судна, разбившегося на барах, торчали шпангоуты.

Баранов снова спустился в каюту. Узкая каморка прибрана по-походному, на столе, подиллюминаторомпачки бумаг, обломки сургучных печатей, несколько серебряных медалейс квадратным ухом. Посередине медали на лицевой стороне выбит орел, а сзади редкиеширокие буквы: «Союзные России». Поощрение Санкт-Петербурга.

Правитель отодвинул перо, лежавшее поверх бумаги, сел к столу. Неяркий свет падалсквозь круглое оконце на лысую голову, пухлые кисти рук. Годы и заботы иссушили сердце,сгорбили спину, но одолеть не могли.

Все дни во время длительного перехода из Ново Архангельска Баранов писал письма,распоряжения на острова, обдумывал посылку судна для описи побережья Берингова моря,составлял список товаров, подводил счетные книги. Бурные ночи проводил у штурвалавместе с Петровичем, как в далекие дни начинаний. По утрам в штилевую погоду стоял намостике, всматривался в зеленую воду. Всюду нужен хозяйский глаз.

Стадо котов, тюленей встречал как находку, сам заносил в корабельный журнал иотдельно в карманную книжку координаты, направления стад. Богатства моря богатстваколоний. Он был их собирателем.

Кит палит! часто звал его наверх Петрович, указывая на далекую водяную струю.

Шкипер от возбуждения шевелил острым носом, грыз палец, невольно поворачивалрумпель. В юности был китобоем, а старые навыки не утрачиваются. Но Баранов ни разу неразрешил спустить шлюпку,нельзя было терять драгоценные дни.

Думы о Ситхе не покидали, расстояние увеличивало их неотступность. БеспокоилЛещинский, оставленный за правителя, Кусков, корабли. Тревожило поведение неожиданнопритихших колошей и слухи о новой войне. Туманные предписания главного правления,полученные через архимандрита, лежали всегда на столе. Он готовил ответ. «Подумайте,милостивые государи, откуда мы получили открытие, что англичане неприятели наши ис нашею державою в войне, и где то воспрещение, чтоб не подходить им к российскимзанятиям, вы еще того не доставили, и в секретных мне данных повелеваниях не сказано...» писал он, возмущенный.