Великий океан

Интриги дворов мешали освоению, народы не хотели войны. Здесь, на краю империи,он видел дальше других, и у него в памяти было всегда изречение из книги, подареннойТай-Фу; «Дружба не есть ли цепь, которая для достижения известной цели должна состоятьиз определенного числа звеньев? Если одна часть цепи крепка, а другие слабы, то последниескоро разрушатся. Так и цепь дружбы может быть невыгодною только для слабой ее части...»Он не хотел быть представителем слабых.

...В каюте он долго не высидел. Комендант, наверное, уже проснулся и еще не успелнапиться. Нужно было застать его трезвым хоть на один час.

Правитель сложил бумаги, застегнул кафтан, в котором приехал сюда. Парадный сюртуки орден остались лежать в сундуке под койкой. Не для чего было пока надевать. Молча сел вшлюпку, молча кивнул Петровичу, сам взялся за румпель. По мелководью добрались доберега в полчаса.

Комендант все еще спал, когда Баранов поднялся по двум ступенькам крыльца, осевшегов галечную осыпь. Зеленый ставень с отверстием в форме сердца был плотно закрыт железнымболтом. У порожнего бочонка возилась собака, слизывала застывшие подтеки рома. Немногодальше, у второго, открытого окна, зевал канцелярский служитель, бесцеремонноразглядывал посетителя. Жидкая борода писца была в чернильных пятнах, стоячий суконныйворотник лоснился по краям, словно комканый.

Наглядевшись, служитель что-то сказал в глубину комнаты, вытер о рукав перо, подулна него, затем важно принялся выводить строчки. Он был государственным служащим,олицетворением могущества канцелярии державы. Он был занят делами.

На стук Баранова он не отозвался и даже больше не глянул в окно. Дверь открыла босаяалеутка, выносившая в лохани муку. Не сторонясь, женщина прошлепала мимо, потомзадержалась, откинула жесткую прядь волос, строго поглядела широко расставленнымиглазами.

Спит всё. Пирога есть будет. Сердися много... Сиди,сказала она укоризненно.

Правитель надвинул картуз, спокойно распахнул дверь. Женщина постояла, подумала,затем торопливо ушла. Она предупредила и за последствия не хотела отвечать.

В сенях было темно, Баранов ощупью нашарил клямку, открыл первую попавшуюсядверь. Очутился он как раз в спальне начальника всех здешних мест. безраздельного хозяинакрая. Комендант, действительно, еще не просыпался. В горнице пахло спиртным, табачнымдымом и еще чем-то пряным, приятным и крепким. От закрытого ставня стоял полумрак,у иконы в углу теплилась огромная лампада тонкого розового стекла.

На постели лежал длинный, костлявый человек. Из-под съехавшего ночного колпакаторчал влажный от духоты клок волос. Пухлые бакенбарды примяты к щекам, на носу ибритом подбородке проступила испарина. Видно было, что начальник города спал давно.Рядом с кроватью валялись военный, без погонов, мундир, трубка с обгоревшим черенком,витая палка из китового уса. Глиняная кружка и заморской работы хрустальный бокал,накрытый крупной промасленной ассигнацией, стояли на погребце. Отставной подполковникМухин-Андрейко с ним не расставался. Один из четырех почтальонов адмиралтейства илиматрос морской роты носили погребец вслед за начальником.

Правитель несколько минут стоял, приглядываясь, затем снял картуз, пригладил остаткиволос, медленно подошел к кровати.

Сударь,сказал он ровно и тихо.Изволь вставать. День уже. И я жду.

Распахнув изнутри ставень, он не торопясь придвинул к кровати скамейку, сел и,положив подбородок на скрещенные поверх набалдашника пальцы, принялся наблюдать залежавшим.

Разбуженный так необычно, комендант уставился на Баранова и от удивления молчал.Затем скинул ногами одеяло, хотел вскочить, накричать, но, встретив ясный взглядправителя, неожиданно сел, потянул к себе мундир.

Э... э... Что сие? Кто впустил?

Он вдруг покраснел, швырнул одеяние, высокий, в одном белье, шагнул к двери,ударил по ней изо всей силы пяткой. За стеной послышались шаги.

Баранов продолжал невозмутимо сидеть. Он даже не изменил позы. Внезапно остыл иМухин. Круто повернувшись, он подбежал к постели, напялил на себя одеяло, снова сел инеожиданно засмеялся.

Люблю... Кто ты таков, старичок?

Баранов.

Подполковник перестал смеяться, щипнул бакенбарды. Потом нахмурился и,отвернувшись, молча стал одеваться. Слышанное много раз имя, неурочное появлениечеловека, о котором ходили легенды, озадачили даже его, привыкшего ко всему. Все этидни, пока стоял корабль на рейде, комендант был пьян и не знал о приходе судна.

Натянув мундир, Мухин-Андрейко взял трубку, подошел к двери, открыл ее.

Огня!крикнул ой в сени.

Человек в сером кафтане до пят сразу же появился с зажженной свечой. Привычкикоменданта были давно изучены. Пыхнув дымом, подполковник достал из погребца флягу,плеснул в кружку темной густой жидкости, выпил. Затем из другой бутылки налил полныйбокал, протянул гостю.

Здравия,сказал он коротко, немного хрипло.

И, сразу же опустившись на кровать, угрюмо замолчал. Баранов не двигался, однаколюбопытство его утроилось. Самодур, тяжелый и мстительный, гроза и неограниченныйгосподин края, изгнанный за жестокость даже с Кавказа, комендант сейчас казался простоникчемным стареющим человеком. И адмиралтейство, и верфь, и весь наполовину сгнившийгородок единственный военный порт и связь с Востоком были такими же мертвымиизнутри. Правитель даже содрогнулся. Величие и мощь... В первые годы, во времена Шелехова,здесь начиналось будущее...

Чтобы не поддаваться мрачным раздумьям, так как комендант все еще молча сидел напостели, правитель сразу и очень резкою заговорил о неотложных делах, ради которых сюдаприехал. Потребовал освобождения приказчика, посаженного в холодную за отказ выдатьспиртное из компанейских лабазов, вернуть якоря и снасти, а главное, отпустить провиант,доставленный весной на пополнение казенных запасов. Кроме того, он просил разрешенияначать вербовку новых людей в колонии. Правитель уже осмотрел все склады Охотска. Бочекс солониной и муки было много. Мясо начинало загнивать. Были и люди. По кабакам шаталисьеще с зимы десятки пришлого гулящего люда.

Одна Москва снабдить сей край людьми может и все еще половины тунеядцев нелишится,заявил он с досадой и горечью.