Великий океан

Девушка добросовестно выговаривала все слова, не торопясь и не сбиваясь. Видно было,что не раз повторяла сказку и что она ей нравилась.

Павел совсем окреп. Рана затянулась, правой рукой он уже мог держать ружье. Дажекашлять стал меньше. С выздоровлением вернулось и беспокойство о форте, о Баранове, обоставленных людях. Казалось, прошло много лет с тех пор, как он покинул крепость. Онтеперь часто уходил из хижины, возвращался поздно вечером. Наташа видела, как он бродилпо берегу моря вперед-назад, пробуя свои силы. Когда же он вырезал крепкую палку, обжегее конец в огне, девушка поняла, что Павел уйдет.

Она притихла. Больше не убирала хижины, не рассказывала сказок. Сразу с утра покидалажилье, забиралась в гущину леса, навещала свои излюбленные места, но они потускнели,не радовали. Какое-то недоумение было в ее взгляде, словно она чего-то ждала.

Кулик ушел в горы, в сторону индейских селений, чтобы забрать оставленное там впрошлом году новое ружье. Он хотел дать его Павлу. Старика уже не было несколько дней.

Наташа теперь редко встречалась с Павлом. Все дни проводила в лесу или среди скал,уходила далеко по тропе, проложенной охотником. Нетерпеливо, как никогда, ждала отца.Иной раз ей казалось, что Павел уже ушел, она торопилась домой, а потом, услышав ещеиздали негромкий кашель, опять сворачивала в лес. Ей было трудно, и она сидела на мху,наморщив задумчиво лоб, подняв невысокие мягкие брови.

В один из таких дней девушка увидела возвращавшегося охотника. Старик шел понуро имедленно, держал на плече ружье, а сзади, закутавшись в одеяла, шагали двое индейскихвоинов. Над головной повязкой переднего торчало отблескивавшее воронье перо.

Наташа быстро вскочила, хотела бежать навстречу, но передний индеец неожиданноподнял голову, и девушка узнала в нем молодого вождя, сына Салтука. Лицо вождяразрисовано черной траурной краской, глубоко запали глаза, обтянулись скулы. Брат егоматери, воин Волчьего рода, был повешен Барановым в числе остальных заложников.Индейцы шли за Павлом.

Молчание длилось долго. В хижине стало темнее, потух огонь камелька. На остывшихуглях медленно нарастал пепел. Погасли трубки. Сумрак заполнял жилье, и только бледныйотсвет небольшого окна освещал сидевших у очага индейцев. Павла, прислонившегося кгрубой бревенчатой стене, сутулую спину Кулика, его седую голову. Никто не двигался и неговорил.

Коротко и тихо, не глядя на Павла, объявил старик о расправе Баранова с заложниками.Жестокость войн, сражений, кровавую хитрость лесной борьбы он наблюдал уже не первыйдесяток лет и не мог с этим примириться. Часто дряхлый Салтук отпускал врагов из уваженияк справедливому другу.

Но за европейцев Кулик не просил никогда. Он сам видел однажды, как моряки одногочужеземного судна, окружив индейскую хижину, хладнокровно расстреливали в щеливооруженных луками поселян. Индейцы заткнули отверстия и решили отсидеться, чтобыночью незаметно уйти. Тогда осаждавшие приблизились к жилью, заложили четыре петардыи взорвали людей на воздух.

Чуукван молодой вождь наконец шевельнулся. Отложив тяжелую трубку, вырезаннуюиз моржового бивня, он поднял темное от полосатых разводов лицо. В сумраке он казалсязначительно старше. Тонкие крылья резко изогнутого носа вздрагивали.

Твои братьябелые люди,начал вдруг индеец тихо и повернулся к старику. Молодойчистый голос прозвучал торжественно.Сколько раз камни одевались снегом, сколько развырастала трава... Мой отец мудр, и в долинах предков в него вселилась душа ВеликогоВорона... Уходя в дальний путь, он указал мне самого справедливого. Ты ушел от нас, но тыостался с нами, потому что белые люди стали тебе чужими... Э, худо! сказал он неожиданногорячо, совсем по-мальчишески и сразу же, оглянувшись на своего пожилого спутника,притих.Разве не заняли они все места, где жили отцы наших отцов...продолжал он ужеспокойнее,и лес и речки, где добывали зверя и рыбу, где горели костры йот множестваогней становились невидными звезды...

Кулик молчал. Упираясь локтями в колени, опустив на ладони заросший щетинойподбородок, он неподвижно сидел у порога, словно что-то обдумывал. Много раз слышалон слова стариков и воинов, полные горечи, гнева и сожалений. Горечь будоражила и егосердце, и все же пришлые люди не были ему чужими. Как часто бывало, пробирался онночью к русским селениям, слушал хоть издали родные слова, тихую песню. А потом уходил.

Чуукван,сказал он спустя долгие минуты молчания, племя твоих воинов виделоменя с ружьем, когда твой отец не знал еще твоей матери... Я держал тебя на руках, когдабостонцы подожгли селение, и из этого ружья ты выстрелил в первый раз... Пусть ты тоженазовешь меня справедливым. Я ушел от них давно и думал, что больше не увижу никогда.Но они пришли сюда, и я не могу сказать, что все они виноваты... Я стар, мои кости скоровысушит ветер, но я не видел воина, который бы забыл землю своих предков...

Кулик медленно встал, взял стоявшее в углу ружье, прицепил к поясу рог с порохом.Разбуженный бурундучок взбежал по рукаву на плечо, припал к тощей стариковской шее,словно искал защиты. Охотник бережно снял зверька, посадил на нары, поднял шапку.

Молодой воин лежал на моих нарах, когда индейцы погибли в крепости. И он мойгость. Никто не скажет, что я нарушил закон лесов... Он останется здесь.

Кулик сказал это уверенно и твердо, и никто из сидевших в избе не осмелился возразить.Чуукван склонил голову. Он подчинился решению старика.

Тогда охотник позвал девушку и в последний раз обернулся к Павлу.

Тут думал дожить свой век...произнес он глухо.Прощай... Нету вольной земли.

Он посмотрел на угол, где висела икона, на нары, очаг, на все свое жилье. Затем, непромолвив больше ни слова, вышел из хижины. Индейцы и Наташа последовали за ним. Впоследний момент девушка оглянулась. Недоумение и печаль были в ее потемневших глазах.

Стало пусто и тихо, через незакрытую дверь долго виднелась цепочка людей, уходившихв горы. Наташа шла сзади. В мужском костюме, с косами, опущенными за ворот сорочки,она казалась русоголовым мальчиком.

А Павел сидел по-прежнему в углу избы. Известие о казни потрясло его, он не думал отом, что ему грозила смерть, великодушие воинов прошло мимо сознания. Он знал, чтовымысла не было, что случившееся в крепости произошло. Он знал Баранова.