Варяги и Русь

Освежив себя водой и вскочив на коня, которого с вечера оставил у берега, Руслав поехал к Киеву. Он въехал уже в Почайновское болото, поросшее тростником, и проехал мостик, сделанный над одним из ручьёв, как вдруг перед ним появился какой-то старик лет восьмидесяти, который сидел на дубовом пне, держа в руках посох.

   — Здорово, Руслав! — произнёс незнакомец.

   — Здорово, старик! — ответил Руслав, проезжая мимо.

   — Не торопись, соколик, — сказал старик, — неравно наткнёшься на колоду да голову повредишь, и великий князь не узнает тебя.

   — Что тебе нужно от меня, старик?

   — То, что и тебе от меня. Сойди с коня, и я скажу тебе, что мне нужно.

Руслав нехотя остановился.

   — Ну, что тебе, старик?.. Если тебе нужны рубанцы, то у меня их нет.

   — И не надо, у меня свои есть, и если ты нуждаешься на службе у князя, то я подарю тебе... Вот. — Он вынул тряпицу из-за пазухи и протянул её Руславу.

   — Княжеский отрок не нуждается в подаянии, — гордо сказал Руслав. — Говори, что тебе нужно, зачем ты остановил меня, или ты насмехаться вздумал надо мною?

   — Нет, Руславушка, мне не до смеха, как и тебе, сиротинушке.

   — Почём ты знаешь, что я сирота?

   — А ну-ка, скажи, кто был твой отец да мать, коли ты не сирота?

   — Я не знаю их и никогда не видывал... — замялся Руслав.

   — Ну а я знаю и даже часто видывал...

   — Как, ты знаешь, кто мои родные! — воскликнул Руслав, подходя к старику. — О, скажи, скажи скорее, кто они и где я могу их видеть.

   — А!.. заговорило сердечко бедное...

   — Но кто я, скажи скорее... Кто мои родители?

   — Пока ты не более, как раб и отрок Владимира, но можешь быть и сам княжичем...

   — Я не понимаю тебя, старик.

   — И понимать нечего: ты княжеский сын, воспитанный Якуном, который, по приказу Олафа, отнял тебя младенцем от матери Миловзоры, одной из жён князя Святослава...

   — Да ты сам кто? — спросил удивлённый юноша.

   — Ого! скоро будешь знать — состаришься... Ужо вечером приходи на Чёртово бережище, к Якуну!.. Там ты узнаешь, кто я, но смотри, не заходи к этой непутной христианской девчонке, с которой ты провёл сегодняшнюю ночь.

   — Как, с непутной девчонкой!.. Кто сказал тебе, что она непутная!.. Христиане говорят, что беспутство запрещено их законом! Да и откуда ты знаешь, что я был с нею?

   — Знаю, уж знаю... и напрасно ты поступил в дружину князя, чтобы быть его рабом...

   — Я не раб, а отрок княжеский, и он добр ко мне.

   — Всё едино, а христиан не слушай: мало ли они тебе чего наскажут, не верь им и берегись: они, что вещие колдуньи, скоро опутают тебя, и горе тебе тогда, Руслав, если ты поддашься их обольщению...

   — Если христиане все такие, как та, о которой ты говоришь, что она беспутная, то они хорошие люди и никому не делают зла.

   — Когда узнаешь их силу, тогда будет виднее, а пока прощай, и да хранят тебя боги.

Старик встал и потихоньку пошёл через мостик и вскоре исчез в лесу.

«Странный старик, — думал Руслав, — и правду ли он говорит? Если правду, то зачем он не сказал мне своего имени?.. Неужели я и впрямь рода княжеского!.. А где же моя мать?.. Наконец, и он сам кто?.. Но, кажется, я видел его на княжеском пиру... Это — кифарник, что выходил в круг мериться силами... Зачем же он сказал, что я раб Владимира, тогда как сам говорит, что я княжич».

Руслав сел на коня и поехал к Киеву, подъезжая к городу, он повстречал одного из дружинников Владимира, Велмуда.

   — Здравствуй, Руслав! — сказал Велмуд.

   — Здорово, — отвечал тот.

   — Что ты не весел?.. Али загодя до Купалина дня обворожила тебя красотка?

   — Да разве сегодня Купала?

   — Эх, парень, знать, с твоим сердечком делается недоброе, коли позабыл, когда Купалин день. Смотри, кабы князь не заметил, когда ты станешь на стражу у дверей княжеской гридницы: ведь сегодня твой черёд.

   — Да это я помню, но я не могу, попрошу кого-нибудь за себя.

   — Хе, хе, хе!.. Вот оно что!.. И на стражу не хочешь... Видно, я прав... Значит, тебя, смиренника, околдовали на Угорьском берегу.

   — Почём ты знаешь!.. — удивился Руслав.

   — Да уж знаю...

   — Мне надо непременно быть ввечеру на Чёртовом бережище, — сказал Руслав.

   — У Ярухи?.. Да ведь, чай, она будет добрых молодцев да красных девиц смущать на Лысой горе. Чай, все ведьмы там соберутся... Пойдём туда?..

   — Нет, нет, мне надо быть на Чёртовом бережище, и не смущай меня — не пойду... Прощай, некогда...

   — Вечер ещё далеко, не торопись... Неравно наткнёшься на ключника Вышату...

   — Да что мне ключник! — удивился Руслав.

   — Не знаю что, но стороною слыхал, что он сослеживает тебя... Вчера ввечеру...

   — Что ввечеру? — спросил Руслав.

   — Прощай, тебе ведь некогда.

   — Что, что, говори!..

   — Чай, сам знаешь, с кем был на Угорьском берегу... Ну, он и соследил... Говорит — тихоня, а красным девкам спуску не даёт.

Руслав побледнел и, попрощавшись с Велмудом, отправился на княжеский двор.

Он вошёл в стражницу княжескую, где застал Извоя.

   — Сегодня ввечеру ты можешь увидеть возлюбленную и говорить с нею и с её отцом, — сказал Извой.

   — Не верю тебе, — отвечал Руслав, — потому что я только что видел её.

   — Я видел её позже тебя, когда ты уже уехал...

Руслав смутился, видя, что все знают о каждом его шаге.

   — Приходи к холму и жди её прихода... Она тоже тоскует по тебе, хоть ты и язычник.

При этих словах сердце Руслава радостно затрепетало.

   — Что надо делать, — спросил он, — чтобы она была моей.

   — То, что скажет она и её отец...

   — О, я готов всё сделать, чтобы не лишиться её.

Видя, что от Извоя ничего не скрыто, он рассказал о старике, которого встретил у мостика близ Почайны.

   — Княжич!.. Мне тоже сказывали, что и я княжич, но я не хочу им быть и знать, кто я... Кроме Отца Небесного да Светланы, у меня нет родных... Господь Всевышний — мой отец и родные.

   — Хорошо тебе молвить так, когда у тебя есть хоть отец небесный, а у меня его нет.

   — И у тебя будет, если ты примешь христианство.

   — Разве только у христиан есть отцы?

   — Отец Вседержитель — отец всех, кто верует Ему. Уверуй, и Он будет твоим отцом... Я тоже был бездомным варягом, но когда познал веру Христову, не нуждаюсь ни в каких отцах, кроме Бога.

Руслав задумался, идти ли к Якуну, или не верить ветреченному старику и поехать прямо на Угорьский берег, где его должна была ожидать та, которую он полюбил...

Вышата, вернувшись ночью в Киев, пришёл к убеждению, что главным рассадником христианства, смущающим язычников, служит Симеон. Несмотря на то, что во время его приезда потушили свечи, закрыли иконы и убрали книги, он чувствовал запах восковых свечей и догадывался, для чего приходили дочери Ерохи. А присутствие там всем известного христианина Феодора, открыто исповедовавшего свою веру, прямо указывало на то, что это сборище христиан. Кроме того, он подслушал разговор Руслава с Зоей. Вышата решил поехать к Ярухе, чтобы расспросить её о Зое и её отце. Постучавшись к ведьме с Лысой горы, как её называли киевляне, он рассказал ей, зачем приехал. Яруха поведала ему, что знала, предвидев, что Якун наверняка заступится за невесту Руслава, а следовательно, попадёт под опалу Вышаты и князя, который накажет его за вмешательство, а этого она давно хотела.

От неё Вышата поехал к жрецу Божероку.

Войдя к Божероку на двор, Вышата снял шапку и низко поклонился.

   — Избранник богов, — сказал он, — и вдохновенный прорицатель, к тебе пришёл смиренный раб Вышата молвить словечко.

Божерок провёл его в свою избу, в которой вдоль стен стояли скамьи, а посередине устроен был очаг с принадлежностями для принесения жертвы.

   — Говори, мой сын, что надо тебе от меня? — сказал Божерок, когда они вошли в избу.