School game (СИ)

— Ты совсем отбитый, блять? Долбаеб! — кричит Итан, тем самым привлекая многие лица к ним. Кровь сразу обляпала верхнюю одежду, а пальцы задрожали в жалких попытках остановить кровь. Йен губами шепчет, чтобы тот остановился и закончил только на этом, но Микки это выводит ещё сильнее, будто тот переживает за его здоровье. Но на самом то деле Йен беспокоится о том, как бы Микки ни выгнали из школы и ни упекли за решётку.

— Повтори все, что ты говорил, — Микки прижимает его к дверцам шкафчиков, оставляя там грубую вмятину. Он наваливается всем телом к нему, показывая, насколько сильно он сдерживался.

— Микки, я не… — кудрявый судорожно пытается вырваться с сильного прижатия, но это невозможно. Теперь робость окутывает его тело, и он снова превращается в того самого Итана. Одноклассник старается сделать хоть что-то, смотрит через плечо на Йена, но тот будто окаменел, на самом деле, он хотел вмазать ему уже очень давно.

— Повтори, — сжимая зубы, переспрашивает Милкович, и увствует, как все взгляды приковались к ним. То, что у учителей сейчас ебанное совещание — огромный бонус.

— Пожалуйста, не заставляй меня говорить, — Итан всеми способами пытается увести озлобленного Микки от себя, но уже поздно. Это подействовало на него, как красная тряпка на быка, удерживать в себе тех демонов, которые вырываются наружу, очень сложно для таких, как он.

— Что же ты недоговорил? — глумливо спрашивает Микки, следя за каждой эмоцией на лице перепуганного одноклассника. С его носа все так же капает ярко-красная кровь.

— Не буду, я не буду. Мик, я… — кудрявый заикается, и Милкович отпускает его со своей звериной хватки, но ненадолго. С глаз Милковича вылетают искры, глаза расширенные и сосредоточенные только на объекте ненависти, он замахивается, попадая прям по скуле. От сильнейшего удара у Итана потемнело в глазах, он потерял все попытки дать сдачи, в ушах зашумело, но на ногах он все ещё стоял. Краем уха Микки слышит разные слова, которые трепещат школьники, но никто из них даже не думает помогать Итану. Вот так они его уважают. Милкович держит того за капюшон, и знакомый голос нервно выкрикивает что-то до боли знакомое.

— Отпусти его, не трогай, — Йен подбегает к ним, стараясь усмирить Милковича, но явно забывает, с кем он имеет дело.

— Подойдёшь ближе, я клянусь, что выбью тебе все зубы, Галлагер, — Микки был настроен явно агрессивно. Он не забыл все то, что случилось в душевой кабинке, естественно, нет, просто сейчас его засыпает ядовитость, будто его кто-то укусил, вводя смертельный яд прям в вены, и от этого рыжий готов свернутся клубочком. Такого ледяного и приказного тона он ещё не слышал.

Когда кудрявый с надеждой смотрит на Йена, что тот хотя бы поможет, то опять получает удар в солнечное сплетение, и кудрявому становится сложно дышать, сильная боль в животе даёт о себе знать, и Итан больше не в силах держаться в вертикальном положении. Милкович не теряет возможности бить его сверху. Кудрявый пытается закрываться руками, он все ещё тяжело дышит и наконец-то понимает, насколько это плохо злить Милковича.

У одноклассника появляется рана на лбу, и кровь оказывается на вытатуированных пальцах Микки. Но его не останавливает ничего, будто, кроме него и противника, не существует никого больше. У Итана все лицо расчёсанное и в огромных, болезненных гематомах. Тут уже не отделаешься зелёнкой, разве только не полностью обмакнуть в ней все лицо кудрявого.

— Что, уже нет такой уверенности, не так ли? — твёрдо и враждебно спрашивает Микки, и не слыша ответа, продолжает избивать его уже синеющее лицо. Парень потерял все попытки укрываться от сильнейших и мощнейших ударов. Итан ощущает странную тошноту и слабость, которая обёртывает все его вибрированое тело, его нормальный цвет лица сменяется на белоснежный, а губы синеют и он становится похожим на мертвеца.

— Господи, блять, Микки, ты ненормальный! — кричит на срыве Йен, всё-таки срываясь с места толпы, и подбегая к Микки, оттаскивая его. Того ломает, он теребится в руках Галлагера, как рыба в сетях, крича только поток матов. Йен прилаживает огромные усилия, дабы увалить его, и они оба оказываются на полу. Милкович весь мокрый, костяшки в крови, и он невольно расслабляется в руках Йена, сидя на холодном линолеуме в школьном коридоре.

— Вызовите скорую, кто-нибудь, — Йен хочет вытереть поступившие к глазам слезы, но не может отпустить от Микки даже на полсекунды. Рыжий сцепил руки в замок, и он ощущал на себе всю ту ненависть, злость, отчуждение. Милкович посмотрел на Итана и не смог удержать своих слёз в себе, они скопились внутри его глаз и брюнет сильно сжал челюсть, чтобы не заплакать, но горячая капля одиноко скатилась по щеке, и как же Микки терпеть не может быть таким уязвимым и слабым, перед таким количество людей. Итан лежал без сознания, его лицо было похожее на сплошное кровавое месиво. Кто-то из подростков вызвал скорую, и одноклассники начали пытаться приводить его в чувства, и после некоторых попыток кудрявый, слава Всевышнему, пришёл в себя, еле-еле разлепляя потяжелевшие веки. Через пару мгновений его подняли и унесли с коридора, хоть живого — это радует.

Микки пытается захватить воздух, но он будто давится им, и несколько раз прокашливается. Йен решает немного ослабить хватку, и брюнет, не теряя возможности, быстро вырывается из его рук. На удивление плотно стоя на ногах, он рассматривает каждую мелочь, буквально. Капли крови на полу, вмятина на шкафчике, когда он осмотрелся по сторонам, то понял, сколько тут было людей. И как сильно он их напугал, но брюнет сегодня будто не хотел возвращаться в нормальное состояние.

— Да, блять, мы трахались, — орет он в толпу, кивая в сторону дрожащего рыжего, замечая охуевшие лица не только школьников, но и Йена. Галлагер пытается усмирить его поток слов, ибо замечает директрису, которая уверенно направляется в огромную кучу людей, стуча каблуками. — Хотите что-нибудь сказать? Говорите, — но все боязливо молчат, боясь даже пошевелиться.

— Микки, не нужно, — Йен пытается умиротворённо проговорить это, но его голос все ещё подрагивает.

— Не нужно? А разве ты не этого хотел? Тебя же заебал Итан, и ты это все подстроил, чтобы я наконец-то признался, и тебе не пришлось возиться с ним, да? — Галлагер в непонятках смотрит на парня, и кивает из стороны в сторону.

Милковича. Нельзя. Блять. Контролировать. Разве нет?

Директриса срывает голос. Кричит, что сейчас же вызовет копов, пытается разогнать прихуевших людей, но все зазря.

— Да нет, Галлагер, давай, покажи пальцем каждого, кого ты здесь поимел, — брюнет судорожно смеётся и понимает, что этот ебанный приступ никак не заканчивается. — Что ты чувствуешь, когда так используешь людей? — нервы совсем сдают и покидают его в данный момент, он подходит ближе к нему, и Галлагер чувствует все публичное унижение.

— Мик, я думал, что ты все понял. Это не игра сейчас, понимаешь? Это жизнь, — обильные горячие слезы уже закрывают всю видимость пеленой, он не может подобрать нужных фраз, неужели Милкович правда так думает? Неужели он не понял, что он ему действительно нравится? Искренне и правдиво.

— Тебе нравится, когда люди перед тобой превращаются в ебанных зависимых наркоманов, — он совершенно полностью игнорирует Йена. Кажется все, что так долго копилось внутри, сейчас не стоит там же, а выходит на свободу. Директриса все так же кричит, и полиция уже на подходе. Она никогда так ни о чём не жалела, как о том, что взяла его в школу, устроив всемирный хаос.

— Хватит, сука, хватит, — Галлагер толкает его в грудь, понимая, насколько сильно ему стыдно. Милкович немного отшатывается назад. Все люди здесь, смотрят на все это, и от этого ещё сильнее хуево. Слезы катятся по его призрачно-белым щекам, и его кожа ещё бледнее, чем обычно. Это было очень масштабно, с особой жестокостью, вряд ли хоть кто-то из присутствующих здесь видел такое.

Двое полицейских, даже особо не напрягаясь, заваливают Милковича на пол, приковывая наручниками. Холодный метал сразу больно впивается в кожу, оставляя красные следы, а брюнет полностью расслабляется, ибо всю ту грязь, которая была в нём, вылил на других. Он морально истощённый сейчас. Все стоят как в глупом фильме, наблюдая, как Галлагер истекает слезами, а Микки пытается прошептать «прости». За все, что натворил за считаные минуты. Бомба, которая лежала у него, где-то спрятанной под органами, сейчас взорвалась. И он слишком поздно почувствовал себя виноватым. Оставляя Йена полностью в одиночестве, дрожащего и перепуганного.