School game (СИ)

— Ты мне правда нравишься, Мик, — голос Йена немного рассеянный, но он точно знает, о чём говорит. - Даже больше, чем.

Милкович вспоминает тот день, у Галлагера дома. И все становится, будто наоборот, Йен сам признаётся ему в этом. И это не требует ответа, и так видно, что он ему тоже. Безумно.

— Ты трахался с Итаном? — Милкович недовольно хмыкает, обречённо понимая, что мир — несправедливая штука.

— Не-а, — с победным выражением лица говорит Йен. Самое приятное, что это настоящая правда. Он никак не был связан в телесном плане с Итаном, кажется, сей факт ничто иное, как победа над собой.

И рыжий притягивает Микки к себе, прижимаясь своим тёплым телом к его. Микки недовольно бормочет что-то совсем нелепое, но потом лишь касается своим лбом лба Йена, и они смотрят друг другу в глаза. Настолько долго, что крыша уезжает, хочется её подхватить, но уже поздно. Слишком поздно. Иногда хочется поджечь мир к хуям таким ярким пламенем, чтобы все горело целую вечность. Однако, когда рыжий в первый раз такой естественный, неподдельный, сразу возникает желание сделать что-то безумное. Пожалуй, это самое странное, что было между ними.

— Бесчувственно, — цитирует Милкович те слова Йена, надолго врезавшиеся в его подсознание, и тихо шепчет их ему в губы. Так близко и сладко, что даже не нужно целоваться, дабы понять эту близость, которая ощущается даже в воздухе.

Это было нужно им обоим, как воздух для лёгких. То, что когда-то зажглось, не в силах потушить даже самые лучшие пожарники в мире. Дикое желание сильных ощущений, которые уже невозможно прятать; огромная злость на то, что невозможно быть у всех на виду. Точнее, только Микки не может этого себе позволить. Но когда Галлагер невесомо прикасается губами к его, оставляя приятный и тягучий привкус на устах, то хочется разнести все в обломки, развалить, оставляя за собой одни лишь руины, убить, расчленить и запрятать каждого, кто посмеет что-то вякнуть.

***

Школьные коридоры на большой перемене кишат людьми, которые как-то из-подо лба поглядывают на Микки и Йена, которые идут плечо об плечо. Рядом. Разговаривая о чем-то своём, так легко и просто, будто их ничто не волнует. Их взъерошенные волосы, которые они даже не удосужились уложить, привлекают внимание всех ещё больше. Как раньше все зырят на них, но это все ничего не значит больше. Пока что. Хочется послать всех к черту, плюнуть на них свысока, и сказать, что их мнение нихуя не значит. Итан неожиданно проскальзывает сзади, становясь прям посреди, огораживая двух парней друг от друга.

— Йен, я обыскался тебя, — проговаривает Итан, хватая рыжего под руку, и поворачиваясь полностью к Микки. Давно он не видел их рядом, и теперь это выглядит до боли пугающим, что Милкович может что-то вытворить. Но он лишь молчит, все люди будто бы приковали свои взгляды на их трио. Галлагер судорожно пытается вырваться, и у него это выходит. Милкович стоит оцепеневший, будто все тело парализовало. Йен решает предпринять хоть что-нибудь, чтобы вся ситуация не вышла из-под контроля. Ещё же можно потерпеть немного, не нужно было даже и писать Микки, как бы он ни скучал. Не хочется сделать сейчас все ещё хуже, и видно по лицу брюнета, что он не собирается никак и ничего менять.

— Что-то я ни хера не понимаю, — кудрявый складывает руки по бокам и кидает непонятный взгляд на рыжего, а тот, в свою очередь, хватает его под руку, стараясь увести. Возможно, потом всё будет по-другому, но сейчас снова так, как и было. Терпение — это та вещь, которая необходима больше всего.

В Милковиче сейчас кипит огромная ненависть, ту, которую он раньше выставлял напоказ всегда, и мог её унять одним лишь ударом, а когда он начал всю эту злость прятать в себе, стало все тяжелее. Она будто огромными горстками накопилась внутри и стоит комом, никуда не уходя, а только сильнее развиваясь внутри после того, как кудрявый намеренно цёмкает Галлагера в щёчку, как мамуля, которая отправляет своего сынулю в школу. Тошно.

— Все учителя на собрания в кабинет директора, сейчас же. Дети, расходитесь по классам, учителя придут, как только освободятся, — произносит строгий голос директрисы, и все её слова эхом проносятся в каждом школьном коридоре.

Ученики радостно начинают свистеть и хлопать, что хотя бы немного проебут урок. Но у Милковича новость точно не вызывает такой радости и диких взвизгов. Он понимает, что внутри его есть та слабость, которая сейчас вышла ему боком. Есть люди, которые никогда не парятся за это. Мол, «а что в этом постыдного?». Один из них — Галлагер, и Микки всегда казалось, что этому пареньку абсолютно все может сойти с рук. А он не такой, он не может признаться обо всём этом, чтобы освободить из «плена» Йена и тем самым перестать ревновать. Обходит их всеми возможными дорогами, только лишь бы не столкнуться и не уебать Итана со всей силы в лицо, иногда это так нужно, что аж кулаки чешутся.

Йен все прекрасно понимал и старался на него не давить, поэтому он и согласился на все это, чтобы Милкович не чувствовал себя из-за этого каким-то особенным. Хотя, на самом деле, всем этим он давил на него ещё больше, будто сразу несколько тонн железа положили на его плечи, плавно опуская весь груз. И когда отпустят сразу и все, Микки поломается напополам. Это ломало его изнутри, делало каким-то до жути дёрганным, как в самые первые дни в школе, но Йен смог это немного умять, брюнет чувствовал внутреннее спокойствие рядом с этим парнем.

— У тебя есть какие-то проблемы? — кудрявый на пятках поворачивается прям лицом к Микки, и не понимает, откуда у него столько внутренней уверенности. Кажется, рыжий рядом придаёт её, потому что сейчас он стоит с ним, а не с Милковичем. Галлагер всеми силами старается намекнуть Итану не говорить ничего, но тот непреклонен. Если кто-нибудь до этого сказал, что этот скромный и обаятельный с копной кудряшек и впалыми ямочками на щеках сможет так себя вести, Йен бы рассмеялся тому человеку в лицо и посчитал, что он лишился нормального рассудка. Сейчас перед ним совершенно другой Итан.

Микки прочищает горло, нервно прокашливаясь. Все, что сейчас происходит — выше его.

— Откуда столько самоуверенности, солнышко? — любезно начинает разговор Микки, немного наклоняя голову вправо. Итан все так же расслаблен. Коридоры немного очищаются, ибо учителя ушли на педсовет, а ученики все так же остались стоять в коридорах, но никого сейчас это не смущает. Школьники, на время, перестали осматривать их святую троицу, и посвятили себя более интересным делам. Но ситуация-то только сейчас набирает нужные обороты, отчего Йен только выламывает себе пальцы, по-разному крутя их.

— Меня тут хотя бы уважают, а не считают за зека, — кудрявый делает ещё один шаг вперёд, становясь прям перед парнем настолько близко, что можно рассмотреть его тёмно-синие глаза, которые с каждым выдохом делаются ещё синее, и становятся похожими на самое дно океана. Посмотрев в них, уже страшно, и Итан проглатывает огромный ком, делает маленький шажочек назад.

— Думаешь то, что ты рядом с ним, — Микки показывает в сторону переживающего Галлагера, и продолжает, — сделает тебя невъебенно крутым? — его голос все ещё не сильно громкий, и он, как никто понимает, что если сорвётся, то пацана заберёт скорая.

— Зависть берёт своё, да, — кудрявый поправляет свою толстовку. Все что угодно, лишь бы снова не увидеть такие насыщенные глаза Милковича, которые в буквальном смысле могут убить. А Йен стоит, не зная, что предпринять. Из-за него, все из-за него, блять. Он так старался все это исправить, а в итоге налажал. Наделал кучу глупостей, которые теперь показывают ему заднее место за все те ошибки, которые он когда-либо создавал, за всю ту самоуверенность, а теперь он чувствует, что изменить сейчас не в состоянии ни единого шага. Йен ничего не может контролировать.

Милкович трёт кончик носа, будто сомневаясь в том, что собирается сделать. Но когда Итан поворачивается к нему спиной, тот не выдерживает, и хватает за ткань зеленоватой толстовки, тем самым оттягивая его назад. Кудрявый поворачивает голову к нему, и сразу же, без предупреждения, получает сильным ударом головы в носовую перегородку.