Север помнит (СИ)

Что-то сильно ударило его по затылку. Он услышал хруст, а потом настало ревущее, головокружительное небытие. «Вот как они обставили свое доблестное возвращение, - подумал Сандор, погружаясь во тьму. – Братство без Знамен, гребаные Бравые Ребята, как же они меня достали».

========== Джейме ==========

Королевскую Гавань можно учуять издалека даже в такой холодный и промозглый день, как этот. На небе громоздились тяжелые облака, и в воздухе чувствовалась близость снегопада. Его захватчики отказались открыть ему, куда направляются, но, если бы они действительно хотели держать его в неведении, им следовало бы отрезать ему нос. Кроме того, Джейме был неплохо знаком с объездными и проселочными дорогами, пересекающими Королевские земли, и поэтому, когда с его глаз сняли повязку, сразу понял, где они. Так что дело тут всего лишь в мелочном, наглом использовании власти, он с таким уже тысячу раз сталкивался, и ни разу это ни к чему хорошему не приводило, – его унижают просто потому, что он попался им в руки и не может дать отпор. Мейстеры и септоны столько спорят о природе войны, а Джейме мог сказать по собственному опыту – тут все просто. Людям нравится мучить друг друга. Вот и все.

Джейме подсчитал, что с момента его ареста на Тихом Острове прошло около трех недель. Его схватили по совершенно надуманному поводу, это было ясно как день; ему задали не больше полудюжины вопросов о Сансе, а его чистосердечное недоумение, казалось, скорее развлекало, чем раздражало его пленителей. Похоже, они уже нашли девчонку, поспешно вернули ее в Долину и теперь собираются обвинить его в похищении, чем донельзя довольны. А Бриенна… даже если боги неожиданно смилуются и позволят ей найти Сансу, эта женщина все равно не понимает, когда нужно перестать драться. Ох уж эта тупоголовая храбрая баба. Если так, то она уже гниет где-нибудь в канаве. Поиски приключений хорошо заканчиваются только в песнях.

Бриенна. Джейме старался не думать о ней, но это было все равно что стараться не есть, не дышать и не справлять нужду. Его рана едва затянулась, так что кровью он не истечет, но с каждым движением Джейме чувствовал, как призрачный меч Лима вонзается в его тело. С этой болью могла сравниться только боль в его сердце.

Он не собирался трахать ее там, на берегу. И в мыслях не было. Она самая безобразная женщина, какую Джейме когда-либо видел, и в глубине души он гордился тем, что пока Серсея строила козни и расплачивалась телом за доступ к власти - с Ланселем, с Осмундом Кеттлблэком, а может, и с Лунатиком, почем мне знать, – он упрямо хранил целомудрие, придерживался своих обетов. Ага, Цареубийца, это как раз про тебя. Чист, как первый снег. Кроме того, если допустить, что эта война когда-нибудь закончится, в один прекрасный день Бриенна захочет выйти замуж. Хоть она и наследница Тарта, ее отец не мог найти ей супруга даже при том, что ее девственность была нетронута. А теперь, когда она отдала свою невинность такому позорно известному типу, как он, ее шансы выйти замуж практически ничтожны. Но на тот момент они оба не могли поступить иначе.

Несколько раз Джейме ловил себя на том, что в этом он похож на Робба Старка. В некоторой степени. Робб Старк не стал в пятнадцать лет лучшим фехтовальщиком королевства, не вступил в гвардию Безумного короля ради того, чтобы насолить отцу и чтобы оставаться рядом со своей сестрой, которая, до последнего времени, была единственной женщиной, с которой он спал. Робб Старк не убил своего короля, не был лишен наследства собственным отцом, не был застукан на месте преступления с сестрой и не вышвырнул восьмилетнего мальчика из окна башни. Зато Робб Старк оказался в постели с Жиенной Вестерлинг, и Джейме вынужден был признать, что это повлекло гораздо более значительные последствия. Старк был мятежником и изменником, но он не заслужил постигшей его страшной участи.

В те редкие минуты, когда ему удавалось не думать о Бриенне, Джейме размышлял о вдове Молодого Волка. Он очень надеялся, что девочка не попытается совершить какую-нибудь глупость; лучники, которых он приставил к ней, не промахнутся. Быть может, она вернулась в Крэг и воспоминания терзают ее уже не так сильно. Быть может, она больше не просыпается по ночам в поисках мужа. Быть может. Джейме хотел бы отмахнуться от этой юношеской влюбленности, чтобы успокоить чувство вины, но он сам в пятнадцать лет был влюблен, и эта любовь перевернула весь мир вокруг него. Покойся в мире, Старк. Где бы ни упокоилась твоя душа. Зная северян, должно быть, в дереве.

Единственным утешением для Джейме в грядущем приезде в Королевскую Гавань было то, что скоро у него появится множество других забот. Понятно, что его не повезли в Долину, – там бы он точно разузнал, что за дела обстряпывает Петир Бейлиш, а сам Петир Бейлиш, разумеется, хотел бы сохранить свои дела в тайне. Насколько Джейме знал Мизинца, тот мастер сваливать свои преступления на других. Скорее всего, на Тиреллов. Его милая сестрица уже ополчилась на лорда Мейса, разве только лично его не исцарапала, а такая необузданная ярость окончательно прекратит поток денег. Многие годы никто не обращал на Мизинца серьезного внимания – он человек невысокого происхождения, со всеми обходительный и дружелюбный, к тому же чудесным образом добывает для короля золото, а это талант, за который можно простить преступления даже более тяжкие, чем совершенные Грегором Клиганом. Только сейчас до Джейме начало доходить, что в этом и заключался замысел Мизинца. И чем дольше он размышлял, тем лучше понимал его. Чего не сделаешь ради любви.

Первый снег еще не пришел в столицу, но город все равно выглядел холодным и неуютным. Высокие башни Великой Септы Бейелора были окутаны туманом, а привычный шум торговли в гавани стих до жалкого щебета. Джейме заметил, что знамена Томмена – олень и лев – все еще висят на шпилях Красного Замка. А еще он услышал крики, сначала слабые, но постепенно становящиеся все громче.

- И что бы это могло быть, как вы полагаете? – любезно спросил он. – Не может ли статься, что мы окажемся посреди разъяренной толпы?

- Благодаря твоей сраной семейке разъяренные толпы нынче не редкость, - огрызнулся один из воинов Корбрея. То есть он совсем не был похож на одного из Корбреев; похитители благоразумно сняли с себя все знаки, которые выдавали их принадлежность к Долине, и это укрепило Джейме в подозрении, что весь этот спектакль разыгран с подачи Мизинца. – Ты что, боишься кучки крестьян, Цареубийца?

- Весь дрожу. Когда их сотни, а я один - да, боюсь, особенно если у них в руках вилы. Не будь дураком. Если поедем по улицам, они стащат вас с коней и закидают камнями. Или изнасилуют полсотни раз, останешься с ублюдком в животе, как Лоллис Стокворт.

Это стоило ему очередной затрещины, от которой Джейме не удалось уклониться. Сожалея о том, что его решимость держать язык за зубами почти всякий раз улетучивается при виде очередного напыщенного дуралея, он избрал другую тактику:

- Не будет толку, если мне размозжат голову. Тогда ты не сможешь использовать ее вместо ночного горшка – моча будет выливаться. С другой стороны, если…

Корбрей вытащил меч и, усмехнувшись, указал на городские ворота.

- Езжай вперед.

Семь преисподних.

Медленно, с отвращением, стискивая зубы при каждом движении из-за пульсирующей боли в груди, Джейме двинулся вперед. Спасибо хоть дали мало-мальски пристойную лошадь, но это лишь потому, что в противном случае кому-то пришлось бы везти его связанным по рукам и ногам на своем коне. У него мелькнула мысль – а может, оторваться от них на улицах и сбежать через другие ворота. Но куда? В Бобровый Утес. На Тарт. В пекло.

Впереди смерть, позади сталь. Джейме Ланнистер с триумфом возвращается в Королевскую Гавань.

Въехав в город, он с удивлением обнаружил, что буйствующей толпы, которую он себе в красках представлял, нигде поблизости не видно. Улицы были почти пусты – похоже, крики доносятся с какой-то площади. Пока они петляли по кривым улочкам Блошиного Конца, Джейме понял, что шумят у Великой Септы Бейелора, и встревожился. Что, опять казнят Неда Старка? Или какой-то непроходимый дурак решил покончить с воробьями, пустив в ход войска, а воробьи вынуждены отбиваться? Вряд ли у Септы Бейелора разразилась потасовка из-за краюхи хлеба.