Русский язык в зеркале языковой игры

5. Раздел состоит из двух подразделов. В подразделе 1 рассматривается противопоставление одушевленного неодушевленному, которое Т. В. Булыгина и А. Д. Шмелев справедливо считают «одним из наиболее грамматичных» для русского языка. Однако в каждой из этих двух основных групп есть семантические классы, характеризующиеся некоторыми специфическими ограничениями. Это, например, люди в противопоставлении животным,; растения в противопоставлении предметам. Эти классы будут рассмотрены в подразделе 2. Здесь же рассматривается класс умерите — промежуточный между группами одушевленное и неодушевленное. Есть языковые особенности, которые ломают намеченные границы и предполагают другое разбиение на группы и классы. Животные «ближе» к людям, чем неодушевленные предметы (в том числе и растения), однако существуют языковые особенности, сближающие человека с растениями и некоторыми другими неодушевленными предметами. Обыгрывание некоторых из этих особенностей рассматривается также в подразделе 2.

Наиболее существенно для русского языка — грамматическое противопоставление одушевленного неодушевленному. Оно обязательно должно быть выражено, даже там, где желательно было бы обобщенное название, включающее как одушевленный, так и неодушевленный предмет. Ср.: ...сначала он [Саша] искал подобие своему поступку, а затем уже поступал, но не по своей необходимости, а из сочувствия чему-нибудь или кому-нибудь (А. Платонов, Чевенгур). «Лингвистическая существенность выделения категории одушевленности/неодушевленности (в частности для русского языка) определяется в первую очередь не той несовместимостью названий неодушевленных предметов с некоторыми предикатами, которая является отражением реальной несовместимости соответствующих представлений, а целым рядом собственно языковых ограничений —лексического и грамматического характера» [Булыгина — Шмелев 1997: 29]. Языковая игра хорошо иллюстрирует некоторые проявления противопоставления одушевленного неодушевленному (это, в первую очередь, местоимение кто, категория одушевленности). В ряде случаев языковая игра позволяет выделить некоторые не отмеченные ранее особенности этого противопоставления.

Об одушевленном как о неодушевленном

1. Аномально использование местоимения что и его производных по отношению к людям, ср.:

(1) — Садитесь, я не люблю, если передо мной стоит что-нибудь большое (А. Чехов, Тина, I).

(2) На следующий день начались занятия. Кроме Васьки-оболтуса, за учебным столом оказалась еще какая-то девочка постарше, потом мальчик поменьше и еще что-то совсем маленькое, стриженое, не то мальчик, не то девочка (Тэффи, Репетитор).

(3) [О женщине, которая искала богатого мужа] ...ей кто-то сказал, что вообще как будто писатели живут довольно недурно (...) И пусть она среди этой прослойки что-нибудь себе поищет (М. Зощенко, Бедная Лиза) — нейтральное употребление: кого-нибудь себе поищет.

2. В конструкциях с глаголами передвижения (ехать, уезжать, отправляться, приезжать, возвращаться и т. п.) творительный падеж существительного указывает способ передвижения (Я еду поездом), а временное определение при нем —время (Я еду вечерним поездом), однако это существительное не может быть указанием на живое существо (*# еду рикшей) — хотя функционально они совпадают. Это различие обыгрывается в целом ряде шуток. Ср.:

(4) Уехал поездом, вернулся ослом.

(5) Сегодня вечерней лошадью я возвращаюсь в мою милую Одессу (К/ф «Неуловимые мстители»).

3. Xраскалывает нечто Y-om.

(6) (Давка в помещении] А меня вдруг стиснуло, как севрюгу и понесло вправо. «Батюшки,—думаю,—дверь бы не расшибить».—Граждане,—кричу,—легче, за ради бога! Дверь, говорю, человеком расколоть можно (М. Зощенко, Кинодрама).

Анна Вежбицка в универсальном определении «инструментального падежа» предполагает «намеренность (т. е. желание)» Х-а («X хотел, чтобы нечто произошло с Y-ом») или же ненамеренность, случайность, непроизвольность Х-а [Вежбицка 1985а: 317—319]. А. Д. Кошелев показал, что здесь возможен и неодушевленный агенс (и, тем самым, отсутствие намеренности/ненамеренности): Вода своими каплями долбит камень, Вулкан покрыл город пеплом (см. [Кошелев 1996: 152]). Аномальность в приведенном примере из рассказа Зощенко вызвана не отсутствием намеренности, а чем-то другим. Дело, видимо, в том, что инструментом может быть предмет (Иван убил Петра молотком), «непредметная сущность» (Иван убил Петра взглядом /мыслью / своим равнодушием / коронным ударом справа) [Кошелев 1996: 152], часть тела (Расколол дверь головой), но не человек или животное «в целом». Плохо: *расколоть дверь (разбить стекло) человеком, собакой, Петей.

Еще одно близкое по смыслу ограничение обыгрывается в след, шутках:

(7) [Лозунг]

Одернут немедленно должен быть всякий,

Кто кусает прохожих посредством собаки

(В. Ардов, Лозунгофикация).

(8) Мужчина забивает гвоздь при помощи молотка, а женщина при помощи мужчины (Ф. Кривин).

Как мы уже указывали, в качестве инструмента может использоваться часть тела, но не человек или животное «в целом». Любопытно при этом, что предложные образования (типа при помощи X; посредством X) здесь все-таки менее аномальны, чем творительный инструментальный, который предполагает непосредственный контакт инструмента с объектом: фразы ...кусает прохожих собакой, женщина забивает гвоздь мужчиной совершенно недопустимы при указании инструмента. Если они и могут быть употреблены, то в другом значении, в сравнительной конструкции (‘кусает как собака’).

4. Сходные явления наблюдаются на материале самых разных языковых уровней, в частности на материале пространственных отношений.

[Рассказ Семена Семеныча об ужасном происшествии]: Наконец, глотнув окончательно, крокодил вобрал в себя всего моего образованного друга и на этот раз уже без остатка. На поверхности крокодила можно было заметить, как проходил по его внутренности Иван Матвеич со всеми своими формами (Ф. Достоевский, Крокодил, необыкновенное событие, или пассаж в Пассаже).

Поверхность Х-а. X —неживые материальные объекты (поверхность воды, океана, земли, горы, ствола, листа), не человек или животное, не 'поверхность Егора Кузьмича {крокодила) и даже не *поверхность слона {кита).

(9) Снаружи это был человек маленького роста, с кривыми ногами, бледными, грязноватого цвета глазами и большими красными руками. Это было снаружи. А внутри Химиков имел сердце благородного убийцы, аристократа духа и обольстителя прекрасных женщин (А. Аверченко, Страшный человек, I).

Подобные обстоятельственные конструкции обычны при описании предметов и растений (ср.: Снаружи это был патефон, а внутри — радиопередатчик, Снаружи дерево здоровое, а внутри — гнилое, Снаружи рука здоровая, а внутри — несколько переломов) — но не людей и животных. См. также след, примеры:

(10) В позабытой стороне,

В Заболоцкой волости,

Эх, понравилась ты мне Целиком и полностью (М. Исаковский).

(11) Он симпатичный, если бы не одежда (...) Все на нем «Скороход», «Красный богатырь», «Кемеровский промкомбинат». Но если эту кирзу и дерюгу содрать, он там симпатичный (М. Жванецкий, Он — наше чудо).

Ср. нормальную фразу: Если редиску почистить, она там белая.

5. Приведем еще некоторые примеры обыгрывания противопоставления одушевленного неодушевленному, точнее — использование при описании людей или животных языковых средств, применяемых обычно при описании неодушевленного.