-->

Русский язык в зеркале языковой игры

На нашем литературном портале можно бесплатно читать книгу Русский язык в зеркале языковой игры, Санников Владимир Зиновьевич-- . Жанр: Языкознание. Онлайн библиотека дает возможность прочитать весь текст и даже без регистрации и СМС подтверждения на нашем литературном портале bazaknig.info.
Русский язык в зеркале языковой игры
Название: Русский язык в зеркале языковой игры
Дата добавления: 16 январь 2020
Количество просмотров: 207
Читать онлайн

Русский язык в зеркале языковой игры читать книгу онлайн

Русский язык в зеркале языковой игры - читать бесплатно онлайн , автор Санников Владимир Зиновьевич

Книга содержит богатый материал, представляющий интерес для самого широкого круга читателей: шутливые языковые миниатюры разных авторов, шутки, "вкрапленные" русскими писателями XIX-XX вв. в свои произведения, фольклорный юмор (пословицы, поговорки, анекдоты).Исследуется арсенал языковых средств, используемых в языковой игре. Языковая игра рассматривается как вид лингвистического эксперимента. Анализ этого "несерьезного" материала наталкивает лингвиста на серьезные размышления о значении и функционировании языковых единиц разных уровней и позволяет сделать интересные обобщения.Книга обращена к широкому кругу филологов, к преподавателям русского языка, студентам и аспирантам филологических факультетов, а также ко всем читателям, интересующихся проблемой комического.

Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала

Перейти на страницу:

5) Слова, обозначающие конкретные предметы или физические действия, сильнее слов оценочных или абстрактных и побеждают в ситуациях, казалось бы, безнадежных. Вот пример из рассказа А. Аверченко «Жалкое существо»:

..лампа, без суда и следствия, была повешена.

—Как вы думаете, крепко держится?

Я высказал предположение, что ходьба по полу верхнего этажа может довести лампу до самого легкомысленного падения.

Конструкции «X без суда и следствия был повешен» и «X дошел до самого легкомысленного падения», казалось бы, не допускают никакого переосмысления, они однозначны: «X был казнен», «X совершил аморальный поступок». Однако упоминание материального предмета (лампа) — фактор настолько сильный, что переосмысление все-таки происходит. Точно так же упоминание материала оказывается решающим в понимании отрывка из стихотворения В. Маяковского:

Чтобы суше пяткам—/ пол стелется,

извиняюсь за выражение, / пробковым матом

(В. Маяковский, Рассказ литейщика Ивана Козырева).

Речь идет не о брани, а о подстилке, и извинение автора — кокетливая сверхщепетильность.

6. Ситуативные ограничения на употребление языковых единиц

В более ранней работе [Санников 1989] я, вслед за другими исследователями, утверждал, что языковая шутка — это всегда некоторая языковая неправильность (или неточность). Это хорошо согласуется с восходящим к Аристотелю пониманием комического как чего-то уродливого или аномального,—но не совсем согласуется с фактами. Вряд ли можно видеть неправильность или хотя бы неточность во всех примерах, приводимых в данном разделе главы. Достигаемый в этих примерах комический эффект имеет совсем другую основу. Он связан с тонкостями соотношения я з ы к о в ы х единиц с действительностью.

В последнее время резко возрос интерес к референциальному аспекту языковых высказываний. По определению Н. Д. Арутюновой, «референция — это отношение актуализированного, включенного в речь имени или именного выражения (...) к объектам действительности..., способ “зацепить” высказывание за мир» [Арутюнова 1982: б, 18]. Из работ последнего времени референциальный подход к анализу языковых значений наиболее аргументированно развивается в обстоятельной работе А. Д Кошелева [1996].

В ходе изучения русского языка по данным языковой игры мы столкнулись с целым рядом случаев, когда, на наш взгляд, не спасают существующие способы устранить сложности во взаимоотношении языковой единицы с теми ситуациями, которые она описывает, в частности понятия прототипа и инварианта (см. о них выше, с. 181—183). При всей разнородности описываемых ниже фактов, не вполне укладывающихся в существующее понимание соотношения между языковым значением и действительностью, в них достаточно отчетливо проявляется нечто общее, что и послужило для нас основанием для совместного их рассмотрения. Во всех рассматриваемых случаях описываемая ситуация, казалось бы, полностью соответствует значению неких языковых единиц, и тем не менее, она не допускает для своего описания нейтрального употребления этих единиц. Примечательно, что эти факты замечены не лингвистами, а самими говорящими, которые вообще гораздо раньше лингвистов стали экспериментировать с языком, обыгрывая «странности» языка для достижения комического эффекта (подробнее см. [Санников 1994]). Наше исследование строится на достаточно ограниченном и специфическом материале — материале языковой игры и ни в коей мере не может претендовать на широкие обобщения. Не исключено, однако, что за «несерьезным» материалом скрываются некоторые достаточно интересные общие закономерности строения и функционирования языка.

1. Начнем с примеров относительно простых. В них обыгрываются слова труд, трудовой, трудиться. Основное значение этих слов определяется в MAC след, образом: трудиться — заниматься каким-л. трудом, делом; работать; труд — целенаправленная деятельность человека, требующая умственного или физического напряжения; работа. В гл. Лексика мы отмечали, что в значение этих слов входит 1) представление об успехе, хотя бы частичном, ср.: ?Хирург трудился весь день, но, к сожалению, все оперируемые умерлщ 2) представление об общественной полезности деятельности, ср.:?'Медвежатник напряженно трудился всю ночь, но сумел вскрыть только один из банковских сейфов.

Но если даже мы внесем соответствующие уточнения в толкования рассматриваемых слов, то остаются всё-таки употребления не совсем обычные, хотя и удовлетворяющие этим новым, уточненным толкованиям. Именно они-то и будут представлять для нас особый интерес.

(1) [Осужденному] Не верти головой, не дергайся—уважай труд палача (Журн. «Соло»).

Тот же самый призыв был бы вполне уместен в ситуации «врач — пациент»: Не верти головой, не дергайся —уважай труд врача. Гробокопатель — трудится, палач — казнит. Общество признаёт необходимость палачей, но язык отказывается называть деятельность по умерщвлению людей трудом — как (возможно, по несколько иным причинам) и деятельность военных. Фраза После артподготовки немедленно подымайтесь в атаку, уважайте труд артиллеристов и особенно фраза Он трудится в кавалерии уже пятый год выглядят странно. Любопытна также дифференцированностъ в оценке разных видов деятельности священника. Фразы Священник трудился все утро и окрестил десятерых младенцев (обвенчал пять пар) лучше, чем: Священник трудился все утро и отпел десять усопших. Ср. также след, шутеу: «Частенько трудитесь, батюшка?» — спросил врач священника на похоронах.— «По вашей милости»,-— отвечал с поклоном священник.

Подобно тому как деятельность палача не может быть названа трудом, сам объект его деятельности только в шутку может быть назван клиентом:

Он [палач] мне поведал назначенье инструментов.

Всё так нестрашно—и палач как добрый врач.

Но на работе до поры всё это прячь,

Чтоб понапрасну не нервировать клиентов (В. Высоцкий, Когда я об стену...).

Самоубийство — сознательный поступок и, тем самым, может квалифицироваться, как целенаправленная деятельность, однако, в силу трагизма ситуации, многие выражения, описывающие эту «целенаправленную деятельность», выглядят странно, ср.:

(2) Омуту Сэндфордской запруды, сразу же за шлюзом,—-настоящая находка для всякого, кто ищет подходящего местечка, чтобы утопиться. Здесь необычайно сильное подводное течение, стоит лишь вам туда попасть—и дело в шляпе (Джером К. Джером, Трое в лодке, не считая собаки, пер. М. Донского и Э. Ли-нецкой).

2. В приведенных примерах ограничения на употребление языковых единиц связаны с особенностями ситуации, это ситуативные ограничения. Рассмотрим несколько примеров, где это не так очевидно.

(3) Как называется каннибал, пожравший своих отца и мать?—Круглый сирота [по: Фрейд 1925].

Может создаться представление, что здесь нарушены принципы номинации, поскольку в основу наименования положен не основной признак (то, что описываемое лицо — убийца), а второстепенный, сопутствующий. Однако это, видимо, не так Переделав шутку (Этот новозеландский юношакруглый сирота, недавно он пожрал своих отца и мать), мы все равно не получим нейтрального высказывания, комический эффект все равно сохранится. Он требует иного объяснения. Толковые словари отмечают, «круглый (круглая) сирота — о том, кто не имеет ни отца, ни матери» (MAC). Это значение следует признать прототипическим, описывающим «идеальную», типичную ситуацию, но не ситуации менее типичные (корректно ли, например, выражение Онкруглый сирота по отношению к ребенку, который еще в младенчестве был усыновлен новыми родителями?). Кроме этой основной (ассертивной) части, в толкование должны быть включены еще два компонента (они указываются словарями в толкованиях слова сирота)'. 1) ‘несовершеннолетний’; 2) ‘человек’. Эти компоненты не входят в основную (ассертивную) часть толкования словосочетания круглый сирота и составляют его так наз. презумптивную часть. Это становится очевидным при введении отрицания: говоря Нет, он не круглый сирота,, мы не отрицаем презумпцию, не отрицаем ни того, что описываемое лицо —человек, ни того, что он — несовершеннолетний; отрицается ассерция—то, что это лицо не имеет ни отца, ни матери (фраза Нет, он не круглый сирота, у него есть отец — нормальна). Ситуация с каннибалом, описываемая в приведенном примере, казалось бы, полностью соответствует толкованию, его презумптивным и ассертивным компонентам: каннибал — 1) человек, 2) несовершеннолетен, 3) у него нет ни отца, ни матери. Почему же нейтральное употребление недопустимо? Правдоподобно предположение, что словосочетание круглый сирота включает указание на нежелательность ситуации, на обездоленность, беззащитность, одиночество. Подобные компоненты смысла (так наз. коннотации) не входят непосредственно в семантику слова, но представляют для нее первостепенный интерес, поскольку отражают связанные со словом культурные представления и традиции и определяют и употребление слова, и появление переносных значений (см. [Апресян 1995: т. 1,67—68]). Именно коннотации лежат в основе словосочетания казанская сирота или в употреблениях типа Грех обижать сироту. Возвращаясь к нашему примеру, можно предположить, что именно коннотации обездоленности, беззащитности, одиночества препятствуют нейтральному употреблению словосочетания круглый сирота по отношению к описываемой ситуации. Этого, однако, недостаточно. Вряд ли, говоря слово сирота, мы вообще думаем о причинах, приведших к отсутствию отца и матери. Однако говорящие наткнулись (видимо, случайно) на необычную ситуацию, когда человек сам является причиной своего несчастья, и заметили, что в этом случае нейтральное употребление слова недопустимо,— хотя по значению оно полностью соответствует описываемой ситуации. Значит ли это, однако, что в толкования слова сирота и словосочетания круглый (круглая) сирота входит компонент ‘не по своей воле’? Вряд ли. Подобным образом пришлось бы расширять толкование и многих других языковых единиц, где мы встречаемся с подобной же ситуацией. Видимо, все единицы, описывающие нежелательное положение дел, недопустимы, если описываемое лицо само являет-ся виновником создавшейся ситуации.

Перейти на страницу:
Комментариев (0)
название