Русский язык в зеркале языковой игры

Глава VIII Прагматика

Это молодая область языкознания, исследующая «отношения знаков к их интерпретаторам» [Моррис 1983: 42], т. е. отношение говорящего и адресата к описываемым объектам и друг к другу. Мы будем использовать достаточно широкое понимание прагматики, включающее как прагматику «высшего уровня» (теория речевых актов, таких как вопрос, утверждение, просьба, приказ и т. п.), так и прагматику «низшего уровня» (изучение прагматических элементов значения языковых единиц, в частности лексем). Оказалось, что языковые шутки «с прагматической подоплекой» вряд ли уступают по частоте даже каламбуру. О некоторых явлениях, рассматриваемых в данной главе, многие лингвисты предшествующего этапа и даже некоторые современные лингвисты могут сказать: «Это не лингвистика». Мы разделяем точку зрения, которую можно, видимо, считать сейчас господствующей: «Всё, что имеет отношение к существованию и функционированию языка, входит в компетенцию лингвистики» [Кибрик 1992:20].

1. Языковое высказывание понимается, в первую очередь, как высказывание о действительности, а не высказывание о самом высказывании или составляющих его единицах (так наз. автонимное). На этом основан комический эффект особого рода загадок Вот две из них (обе взяты нами из: [Булыгина — Шмелев 1997]):

(7) Чего в январе, феврале, марте, апреле, мае, июне, июле, августе не найдешь, зато найдешь в сентябре, октябре, ноябре и декабре, что у Бога есть, а у царя нет, в небе есть, а в земле нет, у бабы две, а у девки ни одной, у Бориса спереди, а у Глеба сзади?—Буква «б».

(8) Чем кончаются и ночь, и день?—«мягким знаком».

2. Вслед за логиками, лингвисты отдали дань проблеме парадоксальных высказываний, известных под названием «парадокс лжеца», типа: Все утверждения ложны; Не слушай ничьих советов. На протяжении веков оживленно дискутируется проблема понимания этих высказываний. Однако для лингвистики эта сложная логическая проблема достаточно надуманна: обычной, естественной для говорящих является так наз. «рестриктивная» интерпретация этих (и других) высказываний, при которой ситуация общения не включается в описываемую ситуацию: Все утверждения ложны = «все, кроме данного...»; Не слушай ничьих советов = «Ничьих, кроме моего...» (детальное и глубокое обсуждение проблемы содержится в [Булыгина — Шмелев 1997:453 и сл.]).

3. В действительности же сложности начинаются дальше, и касаются они отношения самих беседующих к описываемой ситуации (и к ее участникам). Обсуждая некоторую ситуацию, участники диалога могут включать себя в число ее участников, а могут, как боги, быть выше описываемого («не о нас речь»), и тогда это абстрактный, не имеющий к ним отношения разговор. Отсюда множество недоразумений (особенно в понимании достаточно общих высказываний) и множество попыток обыграть неопределенность объема класса описываемых предметов или лиц (в частности, включение/невключение в этот класс говорящего и /или слушающего). Несколько примеров.

(1) Муж говорит своей жене. «По чести говоря, я думаю, что во всём нашем городе есть только один человек, которому не наставили рога».—«Кто же это?»— спросила жена. «Но,’—возразил супруг,—ты его знаешь».—«Право—отвечала жена,—сколько ни думаю, не могу догадаться» (Энцикл. весельчака).

(2) — Я заметил, что вы не ходите в церковь, и сожалею об этом.

— Святой отец, я не хожу в церковь потому, что туда ходит много лицемеров.

— О, пусть это вас не смущает: в нашей церкви всегда найдется местечко еще для одного.

(3) Генрих IV и Сюлли прогуливались по Монмартрским холмам. Поворотясь спиной, король смотрел между ног на Париж.«Посмотри, Сюлли, сколько домов рогоносцев!» Сюлли принял такое же положение и сказал. «Государь, яувидалЛувр!» (Энцикл. весельчака).

(4) И з и н т е р в ь ю:

— Как вообще вы относитесь клюдям?

—Я не в восторге от нас

(А. Кнышев, Уколы пера).

(5) — Много у вас в городке жуликов?

— Незнаю-До вашего приезда я не видывал ни одного (Журн. «Сатирикон»).

Обстоятельство времени мoжef быть чисто хронологической вехой (и тогда высказывание (5) имеет смысл «до такого-то времени») или же оно' указывает на изменение ситуации, связанное с лицом, упоминаемым в обстоятельственной группе (т. е. включение собеседника в число жуликов).

(6) — Удивительное дело,—прошипел вдруг Громов, отворачиваясь к стене и показывая всем своим видом, что дальнейшее созерцание Клинкова и Подходцева для него невыносимо—Как много на свете паразитов_

На это Подходцев возразил:

— Ты не настолько знаменит, чтобы отнимать у нас время своей автобиографией (А. Аверченко, Подходцев и двое других, ч. 1, XV).

В (6) Громов использует общее суждение Как много на свете паразитов-, имея в виду конкретных лиц — собеседников. При этом, однако, у него сохраняется возможность «пойти на попятную» (Я не вас имел в виду!), а у слушателей — возможность переадресовать оскорбление самому говорящему,— что они и делают.

Стирание грани между художественным текстом и реальной жизнью

1. Иногда обыгрыванию подвергается необычное употребление языка, то, которое Остин и Стросон называли паразитическим, пустым, «стертым»—язык актера на сцене, язык поэтических произведений [НЗЛ 1986: 37,130]. Так, в «Мастере и Маргарите» Булгакова обыгрывается неумение невежественного домуправа Никанора Ивановича отличить декламацию от обычной нейтральной речи:

(1) Без всяких предисловий он [артист Куролесов] скроил мрачное лицо, сдвинул брови и заговорил ненатуральным голосом, косясь на золотой колокольчик: «Какмолодой повеса ждет свиданья с какой-нибудь развратницей лукавой-»И Куролесов рассказал о себе много нехорошего. Никанор Иванович слышал, как Куролесов признавался в том, что какая-то несчастная вдова,, воя, стояла перед ним на коленях под дождем, но не тронула черствого сердца артиста.

Сходную природу имеет рассказ Стивена Ликока «Ответ поэту», где читатель советует поэту, как преодолеть основные его (поэта) затруднения:

(2) Вы часто спрашиваете, где ваши друзья юных лет, и настаиваете, чтобы вам их вернули. Насколько мне известно, те из них, которые сейчас не в тюрьме, по-прежнему живут в вашей родной деревне (...) вы имеете возможность к ним присоединиться и быть с ними в час их веселья. (...)

Как-то раз вы выразили недоумение по следующему поводу:

Путь держит за море любовь моя.

Как же случилось это?

Полагаю, что всё было очень просто: она купила билет и ехала в отдельной каюте. Вряд ли она путешествовала третьим классом или на палубных местах. И т. д.

Обыгрывание смешения художественной и обыденной речи встречается у М. Булгакова и в авторской речи, ср.:

(3) [Секретарь Комиссии зрелищ, загипнотизированный Коровьевым, поет «Славное море священный Байкал»] ...секретарь и сам бы отдал что угодно, чтобы перестать петь, да перестать-то он не мог и вместе с хором донес до слуха прохожих в переулке весть о том, что в дебрях его не тронул прожорливый зверь и пуля стрелков не догнала! («Мастер и Маргарита», 17).

Еще примеры шутливого установления связи между содержанием художественного произведения и реальным миром:

(4) Некий композитор посвятил П. С. Федорову куплеты:

Что ты ходишь за мной,

Так уныло глядишь?

Ненавижу твой взор,

Ненавижу тебя!

Федоров сказал. «Я вам очень благодарен за музыку, а уж стихи-то вы могли бы посвятить кому-нибудь другому» («Исторические люди...»).