Дети Балтии-2. Сатурново Дитя(СИ)

- Ваше Величество. Эти воспоминания умрут вместе со мной, - проговорил Кристоф, давя ком в горле.

- Друзья познаются в беде - так говорят, - произнёс словно про себя Александр. - Вот и я познал тебя.

"Всё", - сказал про себя граф. - "Это решено".

Санкт-Петербург, июль 1807 г.

Никакие празднования по случаю "благословенного мира" с тем, кого с амвона называли "врагом рода человеческого", не могли заглушить враждебного к этому событию отношения света. Доротея фон Ливен, которую трясло от того, что государь смог пойти на столь унизительный шаг, имела много единомышленников. Весь июль она прислушивалась к разговорам. Герр Андреас Будберг немедленно подал в отставку, но император не спешил подписывать соответствующего указа. Барон ей как-то шепнул, что, скорее всего, "государю это с рук просто так не сойдёт, но, фрау Доротея, вы это не слышали, а я вам этого не говорил". Умная молодая женщина, впрочем, хорошо поняла, что может случиться. Она с нетерпением ждала возможности обсудить это с супругом, которого задерживали дела. С Каменного острова она переселилась в Царское, где нынче пребывал Двор. Пока, в отсутствие Кристофа, она выливала своё негодование в письмах к Алексу, обещавшему приехать ближе к августу. Он отвечал довольно уклончиво: "Сложно приспособиться к тому, что прежнего противника надо нынче уважать и любить. Французы всегда лично для меня будут врагами, пусть это мнение непопулярно. Впрочем, если они действительно поддержат нас в борьбе с турками, то в такой войне я бы не отказался поучаствовать". А еще Дотти очень хотелось уехать из России в длительное путешествие. Она думала о Жанно Лёвенштерне. Он, должно быть, сейчас в тёплых краях... Настроение также портила погода - дождливая и душная. И, вдобавок, она была на шестом месяце беременности, а дети всё капризничали и болели.

Кристоф приехал 19 июля. Его жена с порога набросилась на него с расспросами. Граф рассказал, как всё прошло, стараясь не проявлять эмоций и высказывать личное отношение к событиям. Когда он дошёл до описания дружеских объятий двух императоров, Доротея взорвалась:

- Какой кошмар! Это фарс какой-то, Бонси!

Он хладнокровно пожал плечами и промолчал.

- Зачем вообще нужно было это устраивать? Мы бы всё равно победили этого выскочку. Ладно, я ещё понимаю перемирие. Но союз? - продолжала Дотти. - Мне этого не понять и не принять.

Тут Кристоф не выдержал. Его супруга не первая демонстрировала подобные настроения, называемые по какой-то иронии патриотическими. В более умиротворённом расположении духа Кристоф бы дал ей выговориться, прокричаться. Но он сразу же после своего приезда из Пруссии, в течение трех суток с краткими перерывами на сон и еду, пересматривал назначения, переформировывал дивизии, читал списки предоставленных к наградам и обрабатывал их для отправки на подпись к государю. Он был зол и взвинчен. А тут ещё Дотти... Ну конечно. Она в военных делах не разбирается. Для неё война - всё равно что парад или маневры.

- Интересно, - язвительным тоном проговорил граф. - Как, по-твоему, можно победить Бонапарта?

- Храбростью, - заявила Доротея.

- "Храбростью..." - передразнил её муж. - Ты знаешь, сколько вчера было в списках предоставленных к наградам за Фридланд? Чего-чего, а храбрецов у нас хватает.

- Если Беннигсен был не способен разгромить этого подлого Бонапартишку, можно найти нового главнокомандующего, - не сдавалась упрямая графиня.

- Ну и кого же? - скептически произнёс Ливен. - Государь полгода над этим голову ломал. Думаешь, всё так просто? Пойми ещё, что армия в буквальном смысле слова голодала.

- А это уже твоя вина, - бросила ему жена.

- Я не военный министр. За снабжение не отвечаю. Только за назначения. Не надо на меня всех собак спускать, - вздохнул Кристоф. - Одно к другому - вот и проиграли.

- Ну ладно. Устроили бы перемирие. Собрались бы с силами. Но вот это зачем? - Дотти смотрела на него своими злыми зелёными глазами так, словно он лично проиграл сражение под Фридландом и лично толкнул императора Александра в союзнические объятья Наполеона.

- Зачем? Чтобы прекратить, наконец, эту мясорубку, вот зачем! - в сердцах выкрикнул Кристоф.

- Но кто-то должен был его остановить, Бонси, - немедленно нашлась его супруга. - Это наша миссия.

- Mon Dieu, "миссия", - простонал граф. - "Крестовый поход против неверных". Вообще-то, Дорхен, остановить его должна была Австрия. Где она сейчас? Слилась. Видел я этих австрийцев под Аустерлицем. Подлецы, что уж говорить. Потом - Пруссия. Но она просто не справилась. А Британия, наш союзник? А Швеция? Как только почуяли, что дело пахнет жареным, сбежали. К тому же, напоминаю тебе, что у нас вообще-то была война на два фронта. С турками, в том числе. Вот мир с Портой был бы позорищем. А тут... Надо уметь вовремя остановиться. И достойно завершить дело. А не уподобляться смелой и отважной Пруссии, закончившей тем, что сейчас с ней вообще никто не считается.

- Это всё равно трусость, и меня твои доводы не убеждают. Мы в любом случае мощнее Пруссии, у нас больше земель и людей. В следующей битве мы бы победили, - продолжала твердить Дотти. - Мне обидно за нашу державу. Мне стыдно теперь называть себя русской.

- Ты не русская, - напомнил весьма уставший от спора с ней Кристоф.

- Ладно, подданной России. Мне всегда говорили, что русские погибают, но не сдаются. А тут сдались, - Доротея так расчувствовалась, что чуть не вылила на себя чашку с горячим чаем.

- А ты вообще на карте видела, где находится Фридланд? И куда дошёл Бонапарт? Он бы вторгся в Ливонию, - проговорил её супруг.

- Вот и отлично. Мы бы собрали ополчение и ушли в леса. А потом прогнали бы Бонапарта. Ты бы прославил себя как военачальник и тебя бы определили в короли Ливонии из благодарности за спасение страны, - мечтательно отвечала Доротея.

- Так бывает только в книжках, милая моя, - усмехнулся граф. - Всё произошло бы так, как во времена польско-шведской войны. Всё бы сожгли к чёртовой матери. Рига стала бы французской за пять дней.

- Разве к нам не пришли бы на помощь русские войска?

- Пришли бы. И сколько от них было бы толку? Не забывай, что под Бонапартом сейчас - вся Польша. Он там формирует армию из местных, а это ещё несколько десятков тысяч штыков. Он завоевываёт, чтобы завоёвывать дальше, Дотти. Остановить его можно только миром, - Кристоф утомлённо прикрыл глаза.

- Условия этого мира позорны. Ты хоть их читал, Бонси?! - Доротея явно желала продолжать спор. - Признать все завоевания Бонапарта. Признать его императором, а тех, кого он посадил на троны Европы, - законными монархами. И, кстати, о миролюбии - воевать с Англией и Швецией.

- Не воевать. Поддерживать дипломатически, - поправил её Ливен. - Не вижу ничего возмутительного в том, чтобы признавать факты реальности.

- А дьявола ты тоже признаешь, если он объявит себя Мессией? - продолжала нападать на мужа Дотти.

- Господи. От кого ты нахваталась этой риторики? - вздохнул Кристоф. - Вроде бы, в кирху не ходишь, Евангелие не читаешь.

- Значит, ты всё одобряешь, тебе всё нравится?! - Дотти встала, скрестила на груди руки. - Значит, наши братья и друзья проливали кровь зря?

- Альхен, по-моему, ничего там не проливал, - тихо отвечал граф.

- Чтобы брататься с убийцами и палачами? - не обращая внимания на его реплику, продолжала жена. - Ты радуешься позору своей страны?

- Я подданный государя. Его волю я обязан принимать безоговорочно. Это раз... - медленно заговорил граф.

Она приблизилась к нему вплотную и бросила:

- Ты просто трус. Боишься войны. Боишься крови. Боишься царского гнева. Боишься власти. Скажи, чего ты не боишься, Кристоф-Генрих фон Ливен? И странно, что этот страх сочетается у тебя с непомерными амбициями.