Дети Балтии-2. Сатурново Дитя(СИ)

...Ванда Ястржембская, из-за которой погиб Анжей, уехала в монастырь под Лодзью, где через девять месяцев, в феврале 1808 года, родила девочку, названную Франциской и сданную на воспитание в деревню, а сама приняла постриг под именем сестры Юзефы, полностью умерев для мира. Ей настоятельно посоветовала так поступить Анжелика Войцеховская, написавшая ей после похорон своего брата. Алекс фон Бенкендорф так никогда и не узнал о существовании у него где-то в Польше внебрачной дочери.

Восточная Пруссия, май 1807 года.

Адам Чарторыйский сидел при свете одинокой лампы, читая письмо племянницы о смерти Анжея. Смысл с трудом дошел до него. Итак, юный князь был убит. Точнее, умер от раны. В Варшаве Анжей дрался с Александром фон Бенкендорфом. Безумия. Мальчишка без боевого опыта против полковника, проделавшего несколько кампаний. Повод - конечно же, "девчонка". Адам аж фыркнул. Он не понимал всей этой возни с "честью дам", любовью, страстями. Не то чтобы он этого был чужд. Но он удивлялся, когда женщин возносили на пьедестал. Сам князь уважал только кровных родственниц - и их было за что уважать. За ум, гордость, совершенную красоту, силу характера. За что уважать тупых куриц? Не за что. Их прелесть быстро меркнет. Ум, даже если он и наличествует от природы, быстро подавляется так называемым "воспитанием". Примеры матерей, таких же куриц, редко могут быть поучительными. В шестнадцать лет такая девица выходит в свет, и тут начинается... Князь мог только с большой натяжкой представить себя дерущимся на дуэли за женщину. Даже в молодости. Шляхтинки сами сдавались на его милость - не зря его соотечественниц те же немцы зовут непотребным словом, а в среде русских офицеров ходят легенды об их доступности. Разве что за Елизавету он мог бы умереть. Но честь её была не его делом. Она жена своего мужа...

Кстати, о муже. Государь последнее время смотрел на него какими-то странными глазами, словно видел перед собой призрака. Тема Анжелики в разговорах между ними не поднималась, только один раз Александр попросил его дать клятву, что он непременно напишет, кто и когда у нее родится. Сам, в свою очередь, поклялся, что "это дитя будет пользоваться всеми моими милостями". После этого раговора Чарторыйский ещё тверже убедился в том, что всё правильно сделал, выдав Анжелику за австрийского подданого Батовского. Милости императора известны. "Екатерина нас с Константином тоже осыпала милостями, так-то", - подмывало сказать Адама, но он благоразумно сдержался. И князь был совсем не уверен, что Анж носит под сердцем именно императорского ребенка. Из Польши ему писали о графине Валевской, заявившей во всеуслышанье, что она беременна от Наполеона. Эта новость всех ввергла в шок. Известно, что своих детей у завоевателя нет - Жозефина уже не могла рожать, а продолжить династию новоиспеченному императору Франции страсть как хотелось. Вполне возможно, что после развода Наполеон полезет свататься к дочерям европейских монархов. А то и женится на этой Валевской, которую, Адам был уверен, "королята" просто подложили ему в постель. "Они в одной лодке", - подумал с усмешкой князь, не тронутый гибелью племянника, - "Оба с опостылевшими им супругами, не рожающими им наследников. Оба имеют польских любовниц, беременных от них. Им следует стать союзниками".

Он вернулся к письму племянницы. Почерк мелкий, жёсткий, вдавленный в бумагу. Похожий на его собственный. Почерк человека, знающего, что его прочитают, услышат, поймут и примут к действию его слова. Писала Анжелика без эмоций. Только фраза "Кровь брата вопиёт к отмощению" выбивалась из общего стиля письма. Что она хочет этим сказать? Что ему надо мстить? Что ему надо показать это письмо Ливену и позвать его к барьеру, руководствуясь принципом "брат за брата"? Или, тем паче, надо разыскать этого Бенкендорфа, чёрт бы его побрал, и требовать сатисфакции от него? Анж явно имела что-то в виду этой фразой, иначе бы её не написала. Нет. На её месте он бы нашел эту девку и допросил бы её с пристрастием. Наверняка очередная курица. Пусть знает, с кем обжиматься в углах. Он так и написал в ответ, конечно, не такими словами, выразился поизящнее, но общий смысл был таков.

А вообще, что это даёт? Адам не мог сожалеть о смерти племянника - он предчувствовал, что тот кончит очень плохо. Пошел бы с Домбровским - убили бы в первом же бою. Адам в его годы вёл себя так же и теперь, оглядываясь назад и вспоминая себя прежнего, думал - а он ли это был? Гибель Анжея значила одно - между ним и "немцами" теперь есть кровь. Интересно, что скажет на это Ливен?

Кристоф узнал о дуэли от самого Алекса, который и ведать не ведал, что рана его соперника оказалась смертельной. Бенкендорф быстро выбросил из головы и Анжея, и Ванду. Граф весьма разозлился на родственника, быстро написал ответ, призвал к себе ротмистра Орлова - из бастардов младшего брата "того самого" Орлова. Сей граф Григорий был довольно ловким и сообразительным малым. Кристоф посмотрел на него и усмехнулся - ему везёт на бастардов. Такое ощущение, что лет двадцать тому назад детей чаще всего рожали вне брака.

- Поезжайте в Белосток, в ставку графа Толстого, - приказал адъютанту Ливен. - Найдите там полковника Бенкендорфа и отдайте ему это.

Орлов поклонился, звякнув шпорами и взял из его рук запечатанное письмо.

- Да, и передайте ему, что он безмозглый болван, - добавил Кристоф и, увидев смятение на лице офицера, добавил:

- Именно так и скажите. Начнёт возмущаться - сошлитесь на меня.

Григорий Орлов передал Алексу и послание, и слова своего начальника, не преминув заметить, что это не его личное мнение. Барон раскрыл письмо Ливена. В нём содержались всего две фразы: "Алекс, научись уже, наконец, думать головой. И отправляйся ко мне". Всё. Ни приветствия, ни прощания - на любезного Кристофа не похоже. "Кто он мне - начальник?" - угрюмо подумал Алекс. Из Белостока ему никуда уезжать не хотелось. Но зрелище злого Ливена должно быть забавным. Однако Толстой не пустил его. Узнав о причине предполагаемой отлучки, он сказал, что с Ливеном в чём-то согласен, но семейные разборки следовало отложить до наступления перемирия. Так что Кристофу даже не предоставилось повода продемонстрировать всю силу своего гнева в адрес брата своей жены.

Пруссия, июнь 1807 года.

Всю ночь с 17 на 18 июня 1807 года Александр Первый пребывал в лихорадочных раздумиях. Фридланд проигран, всё пропало. Он лично не видел этого поражения, но воображал себе, что всё произошло точно так же, как при Аустерлице. Впрочем, в депешах из Штаба Беннигсена утверждалось, что войска дрались с ожесточением, панического бегства не наблюдалось. И сведения о том, что Бонапарт собирается идти дальше, к границе Российской Империи, оказались не более чем преувеличением. Французская армия была столь же обескровлена, как и русская.

После известия об исходе Фридландского сражения государь послал князя Лобанова-Ростовского во французский лагерь с просьбой дать перемирие. В ответ Наполеон передал с флигель-адъютантом письмо, гласившее, что он желает не временного перемирия, а долгосрочного и постоянного союза. Фридрих, король Пруссии, также прислал одного из своих генералов к победителю с просьбой о мире, но ответа не получил. С пруссаками Наполеон считаться не желал. У него уже была Польша, вставшая целиком и полностью за него. Берлин тоже оставался в руках у французов. Однако эта кампания истощила силы завоевателя, и о том, чтобы переходить границу России, вторгаться в Прибалтику, французское командование и речи не вело.

Союз. Долговременный союз. Эти слова не давали Александру спать уже который день. Четыре года тому назад он принял на себя роль главы "Крестового похода против кровавого узурпатора" (так писали об этом литераторы и газетчики). Адам, верный его друг, сидевший тогда в кресле канцлера, посоветовал ему - даже не посоветовал, а приказал - начать эту кампанию. Попо Строганов, Новосильцев и все прочие тоже хлопали в ладоши, когда он в Каменном дворце объявил о своём решении. И что же? Его предали. Завели в тупик. Он уже ругался с этой проклятой змеюкой князем Чарторыйским после Аустерлица. Тот попытался свалить всю вину на него. Мол, зачем в армию поехал, зачем не стал драться с пруссаками? Осенью Наполеон предоставил русскому государю второй шанс померяться силами. И снова провал. Не столь оглушительный, как 20 ноября 1805 года, но перечеркивающий всякую возможность продолжать этот поединок далее. Всё. На этой кампании следовало поставить крест. Но делаться союзником Наполеона? Не безумие ли это?